Звездой Людмилу Касаткину сделал ее муж

«Людмилу Ивановну, такую, какой ее полюбили миллионы, создал именно муж, режиссер Сергей Колосов. Он, москвич, из интеллигентной актерской семьи, взялся лепить кинозвезду из деревенской девушки, семья которой, убегая от раскулачивания, привезла ее в Москву еще ребенком. Талант Касаткиной, помноженный на трудолюбие, сделал свое дело», — рассказывает друг актрисы, продюсер концертных программ Сергей Касьянов.

Настало время, когда Людмила Ивановна, к сожалению, часто попадала в больницы по разным поводам. На этот раз ей оставалось дня два до выписки, а я поехал к ним домой навестить ее супруга Сергея Николаевича Колосова — узнать, не нужна ли ему какая-нибудь помощь в отсутствие жены. Их домработница приготовила нам чай. И вдруг неожиданно — звонок в дверь, и появляется Людмила Ивановна. Радостная, светящаяся, она вихрем влетела в дом, и будто солнце озарило большую гостиную. Касаткина буквально порхала и радовалась всему: «Как хорошо, что у нас гости! А я как раз такая голодная — давайте обедать». И добавила, обращаясь к помощнице: «Разогревай мне котлеты». А та отвечает: «Людмила Ивановна, мы с Сергеем Николаевичем вас не ждали, котлет нет». — «Ну, тогда давай курицу». — «Людмила Ивановна, но мы с Сергеем Николаевичем вас не ждали, курицы тоже нет». — «Ну, супа налейте, в конце концов!» — улыбка начинает исчезать с лица Касаткиной. А эта, видимо, не очень сообразительная помощница опять за свое: «Говорю же: мы вас не ждали, у нас и супа нет…» «Солнца» как не бывало — от хорошего настроения Людмилы Ивановны не осталось и следа, она буквально взорвалась: «Значит, так! Я сейчас запрыгну на этот стол и буду на нем танцевать и топать ногами до тех пор, пока вы меня не накормите!» Помощница бросилась к плите. Сергей Николаевич протянул: «Да-а-а, такого у нас еще не было...» А я в этот момент решил, что никогда не женюсь на актрисе…

Конечно, со стороны Людмилы Ива­новны это бурное проявление эмоций было игрой — отчасти шуткой. И Сергей Николаевич, проживший с супругой больше шестидесяти лет, в отличие от меня, это прекрасно знал и понимал. Они были одной из самых крепких, гармоничных и образцовых пар в отечественном кинематографе, да и вообще в стране. Людмила Ивановна всегда с гордостью повторяла: «У меня в жизни только один муж и один сын». Своего сына Алексея, талантливого джазового музыканта, Касаткина с Колосовым обожали, всегда посещали его концерты, приглашали и меня с собой. Помню, сидим на концерте, а я поглядываю то на сцену, то на супругов — как они сосредоточенны, как волнуются за сына. И вот их руки одновременно непроизвольно начинают тянуться друг к другу, соединяются, и одна ладонь сжимает другую. Эти два человека объединяли свои энергии и направляли всю свою любовь на сцену. И это было невероятно трогательно! Я в жизни больше не встречал таких пар!

Оба были трудоголиками и до конца жизни очень много работали. Она — в родном Театре Российской армии, он — на «Мосфильме» и во ВГИКе. Как-то мы с Колосовым сидели у них дома, разговаривали и ждали Людмилу Ивановну с телевидения. Он, говоря о супруге, очень расчувствовался: «Люконька опять работает, ей так тяжело…» Сер­гей Николаевич всегда так называл жену — Люконька. И от нее я тоже постоянно слышал: «Сережа, Сережа… Надо домой позвонить — он меня ждет, будет переживать…»

Мне кажется, Людмилу Ивановну, такую, какой ее полюбили миллионы, создал именно Сергей Николаевич. Он, москвич, из интеллигентной актерской семьи, взялся лепить кинозвезду из деревенской девушки, семья которой, убегая от раскулачивания, привезла ее в Москву еще ребенком. Талант Касаткиной, помноженный на трудолюбие, сделал свое дело. А какой вкус муж воспитал у Людмилы Ивановны! Какие у нее были туалеты, какая стать, какой аристократизм в манерах, в умении держать спину, в каждом движении, в интонациях! Людмила Ивановна стала настоящей светской дамой. Я уже не говорю о великих ролях, которые режиссер подарил своей музе. Но и Людмила Ивановна со своей стороны многое дала супругу. Думаю, как творцы, они были равны друг другу и с годами стали неразделимы…

С Касаткиной мы познакомились благодаря Алле Баяновой — я был ее директором. У Аллы Николаевны намечался концерт в Гостином Дворе для членов нефтегазового клуба. Организаторы пригласили звездных гостей: певца Иосифа Кобзона, пианиста Давида Лернера, телеведущую Арину Шарапову. И Людмилу Касаткину. Меня уполномочили ее встретить и сопроводить. Я приехал к дому, где жили Колосов с Касаткиной, рядом со станцией метро «Проспект Мира». Она вышла к машине такая импозантная, элегантная, на ней был черный, невероятного покроя и красоты плащ. У актрисы было отличное настроение, и по пути в Гостиный Двор она попросила куда-то ее завезти, а после предложила выпить кофе. Говорю: «Людмила Ивановна, мы же на концерт опоздаем», но отказать такой даме в чашечке кофе не смог. Когда мы приехали в зал, первым, кто нас встретил, был ведущий концерта и коллега Касаткиной по Театру Российской армии Федор Чеханков. «Ну все, Люд­мила Ивановна, завтра весь театр узнает, что вас видели с новым поклонником!» — заявил он. Я обомлел от неожиданности, а она рассмеялась: «Федька, брось трепаться!» Но доля правды в словах Чеханкова была. Люд­мила Ивановна меня очаровала.

Вскоре у меня начался интересный проект, мне предложили вести «Театральную гостиную» в Доме русского зарубежья — сейчас он носит имя Солженицына. Героями этих встреч становились любимые артисты старшего поколения. И, конечно, одной из первых я предложил сделать вечер Людмиле Ивановне. Тем более что в детстве моим самым любимым фильмом был «Укрощение строптивой». Картина эта снята Сергеем Колосовым, хотя в ее основе — спектакль, поставленный Алексеем Поповым (он много лет руководил Театром Советской армии). Партнером Касаткиной и в спектакле, и в фильме стал Андрей Попов — великолепный артист, сын Алексея Дмитриевича. Попов-старший ценил талант Людмилы Ивановны и давал ей в театре ведущие роли. Миниатюрная по росту и комплекции, Касаткина обладала таким талантом и энергетикой, что «обуздала и покорила» гигантскую сцену самого большого театрального зала Европы (ЦАТСА долго удерживал это первенство). Дуэт Ка­саткиной и Попова в телевизионной версии «Укрощения строптивой» зрители обожали. Через шесть лет вышла одноименная голливудская картина с Элизабет Тэйлор и ее мужем Ричардом Бертоном в главных ролях. В какой-то газете были названы их баснословные гонорары за этот фильм — шестизначные числа. Прочитав это, Касаткина позвонила Попову: «Андрюша, ты слышал, сколько заработали Тэйлор с Бертоном? А мы?»

Многие в театральном мире считали ее «акулой». Но я ни разу не видел отрицательных проявлений характера Людмилы Ивановны. Напротив, только позитив и доброжелательность. Она была солнцем, и ее натура проявлялась ярко, бравурно. Касаткина не боялась и не стеснялась своих эмоций. Но так было не всегда. Чтобы прийти к этой внешней легкости, актриса провела огромную работу над собой. Она рассказывала, что в детстве очень стеснялась своего круглого лица — самой себе казалась некрасивой. Как-то в отчаянии бросилась к маме с вопросом: «Ну что мне делать с этим лицом?» — «Донашивать», — спокойно ответила та.

Но все это я узнал позже. А тогда предложил Людмиле Ивановне сделать ее творческий вечер. Надо было обсудить детали, и она назначила мне встречу на территории церкви Митрополита Филиппа, это недалеко от спорткомплекса «Олимпийский». Людмила Ивановна встретила меня с собачкой — йоркширским терьером по кличке Черчик. (Кстати, с ним она снялась в одной из последних своих ролей — в продолжении знаменитой новеллы киножурнала «Фитиль» — «Жертва».) Увидев ее с питомцем, я удивился: «Людмила Ивановна, как же так? Мы что, будем гулять во дворе храма с собачкой?» Она ответила: «Да, у нас добрые отношения с настоятелем храма. Батюшка мне разрешил приходить сюда с Черчиком». Надо сказать, что песик оказался ревнивым, впоследствии он мне испортил не одни джинсы.

Мы присели на лавочку и стали разговаривать. Я с трепетом слушал ее неповторимый голос, который так хорошо знал с детства, как и каждый советский ребенок моего поколения. Именно этим голосом со знаменитым касаткинским придыханием говорит пантера Багира в популярном мультфильме про Маугли. После мы переместились в ресторан-пиццерию, находившийся на первом этаже ее дома, — Людмила Ивановна меня пригласила. Здесь Касаткина пустилась в воспоминания. Рассказывала мне о войне: как бежала от наступающих немцев из деревни под Вязьмой, где гостила у бабушки с дедушкой. Как много километров шла до станции пешком, как добралась до Москвы — до Борисоглебского переулка, где ее семья тогда жила в крошечной подвальной комнатке. Прочла мне любимые стихи о войне — «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…» Константина Симонова. В глазах ее стояли слезы… Впрочем, выступили они и у меня.

Касаткина была знатоком поэзии, она дышала ею. Очень много стихов помнила наизусть и великолепно их читала. В ее репертуаре были произведения многих поэтов, в том числе советских. Любила Юлию Друнину, Веронику Тушнову, боготворила Марину Цветаеву. С Людмилой Ивановной я не раз бывал в Доме-музее Марины Цветаевой в Борисоглебском переулке, там проходили вечера ее поэзии. Расскажу эпизод, который мало кто знает. Был очередной концерт Аллы Баяновой — на этот раз во МХАТе имени Горького. Людмила Ивановна была в зале — она очень полюбила Аллу Николаевну. И в финале Касаткина поднялась к Баяновой на сцену с роскошным букетом роз. Будто кавалер, встала перед ней на одно колено и сказала: «Мадам, я перед вами преклоняюсь и хочу прочитать для вас стихотворение Марины Цветаевой». Зал взорвался аплодисментами! Это было невероятно!

К подготовке собственного творческого вечера Людмила Ивановна подошла со всей ответственностью, так же как и ее муж. Я стал регулярно бывать у них дома. С ней мы репетировали — она читала мне стихи. И это был космос, у нее даже голос начинал звучать иначе — на моих глазах обнажалась ее душа, такая утонченная. А с Сергеем Николаевичем мы подбирали видео — фрагменты из лучших ролей Людмилы Ивановны. Конечно, для меня смотреть фильмы, которые восхищали и вдохновляли с детства, вместе с их автором было огромным наслаждением. Колосов был новатором: снял фактически первый советский сериал — четырехсерийный фильм «Вызываем огонь на себя». Когда он шел в вечернее время, улицы пустели — все сидели у телевизоров. Благодаря этому сериалу прототипу главной героини, которую сыграла Людмила Ивановна, партизанке Анне Морозовой, было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно… Сергей Николаевич участвовал в создании творческого объ­единения телевизионных фильмов при «Мосфильме». И по праву возглавил это объединение — на «Телефильме» он снял свои лучшие картины.

Творческий вечер Людмилы Ива­новны мы назначили на ее день рождения — 15 мая. Помню, какое на ней было красивое белое шелковое платье, дополненное длинным зеленоватым шелковым шарфом, — выглядело очень эффектно. В тот день шел дождь. Я встречал Людмилу Ивановну у входа. Она вышла из машины и оступилась, но я успел ее подхватить... Вечер прошел замечательно. В зале были коллеги Людмилы Ивановны: Римма Маркова, Владимир Зельдин, Федор Чеханков, Андрей Житинкин, поставивший ее последний спектакль «Школа любви». На сцену поднялась и младшая внучка Касаткиной — Аня. Людмила Ивановна мечтала, чтобы та стала артисткой, говорила: «Не хочу, чтобы прерывалась наша стезя». Очень близкие и дружеские отношения были у актрисы и со старшей внучкой, которую в честь бабушки назвали Людмилой.

Людмилу Ивановну и Сергея Николаевича мне довелось сопровождать в Санкт-Петербург: супругов пригласили, чтобы наградить одной общественной наградой. Эта поездка получилась запоминающейся — мы провели в городе на Неве целых четыре дня. Организаторы оплачивали нам дорогу, но билеты попросили приобрести меня. А билетов не оказалось: разгар туристического сезона. Куда я только не звонил, какие связи не поднимал — нет билетов, и все. Наконец через начальника вокзала удалось приобрести места в купе. На нас троих я выкупил все купе. А Людмила Ивановна в купе не ездила со времен, как снялась в своей первой картине, которая в одночасье сделала ее знаменитой, — «Укротительница тигров». Артистке ее статуса и популярности положено СВ. Я бросился к Сергею Николаевичу: «Такая ситуация — поговорите с Людмилой Ивановной». — «Нет, Се­режа, — ответил он, — сами объясняйтесь». И хотя у нас с Касаткиной отношения были очень теплые, я волновался: все-таки причиняю неудобство актрисе. Заранее ничего говорить ей не стал, чтобы не ставить поездку под угрозу. Вечером привожу супругов на вокзал, садимся в вагон и оказываемся в одном купе. Людмила Ивановна ничего не сказала, наоборот, замолчала, демонстрируя свое недовольство. Я в попытке сгладить ситуацию предлагаю: «У меня есть бутылочка вкусного клюквенного напитка, давайте мы с вами, пока едем, его попробуем». Она не отказалась, и мы стали дегустировать клюквенную настойку. Я завел речь об Африке, откуда незадолго до этого вернулся. Настойка сделала свое дело, Касаткина включилась в разговор, стала делиться и своими воспоминаниями о путешествиях. Например, как была в Индии с картиной «Укротительница тигров» и встречалась с премьер-министром, отцом Индиры Ганди — Джавахарлалом Неру. В этом фильме Касаткина многие трюки исполняла сама: и на мотоцикле гоняла, и к тиграм в клетку входила. Неру был потрясен и фильмом, и отвагой русской актрисы: «О эти русские женщины!» А когда Людмила Ивановна летела на кинофестиваль в Бразилию, в Рио-де-Жанейро, наши летчики пригласили ее в кабину: «Людмила, мы хотим вам сделать сюрприз». И самолет облетел по кругу знаменитую статую Христа, чтобы актриса могла ее осмотреть с высоты птичьего полета. Еще Касаткина рассказала, что однажды на Неделе французского кино в Москве перед ней на колени встал Жерар Филип — так он был очарован русским киноискусством и советскими людьми.

В какой-то момент во время разговора Людмила Ивановна потянулась к голове, взяла себя за волосы и… сняла парик. Как ни в чем не бывало отложила его в сторону. Я сначала смутился, а потом понял: она преодолела свою неловкость передо мной, смирившись с ситуацией. Эта поездка стала еще одной ступенькой к нашему сближению и доверительной дружбе.

В Санкт-Петербурге нас поселили в очень интересном месте — в старинном здании, которое занимал какой-то банк. Чтобы попасть в свои номера, мы проходили через сейфовые двери — это было так странно! Окна выходили в таинственный двор-колодец. Сергею Николаевичу очень понравилось это место, он сказал: «Я хочу тут снимать фильм!»

В городе у нас была насыщенная программа. Помимо участия в церемонии награждения, мы посетили в БДТ юбилейный вечер Светланы Крючковой в честь ее 55-летия, много гуляли по городу. В Петропавловской крепости стреляли из артиллерийского орудия. Ведь в Санкт-Петербурге еже­дневно в полдень со стены крепости дается залп, и иногда это делается руками почетных гостей города… На этот раз такими гостями стали Касаткина с Колосовым. Нас долго готовили к этой процедуре, инструктировали, что надо открыть рот, закрыть руками уши, потому что грохот от выстрела — невероятный, каждую клеточку прошибает.

Во время очередной прогулки Люд­мила Ивановна сказала: «Я никогда не видела знаменитого Чижика-Пыжика». И мы повезли ее на Фонтанку, где стоит эта скульптура. Там всегда много людей — туристы фотографируются, кидают монетки. И вот выходим из машины, и толпа видит Людмилу Касаткину... Не знаю, успела ли Люд­мила Ивановна разглядеть Чижика-Пыжика, потому что мгновенно сама оказалась в его роли. Туристы переключились на нее — все стали фотографироваться с народной артисткой, брать автографы… И так было всегда, где бы мы ни оказались: на улице, в ресторане, на каких-то премьерах, в магазинах. Люди подходили, благодарили, признавались в любви… С прогулки на машине возвращаемся в «гостиницу»: Касаткина — рядом с водителем, мы с Колосовым — на заднем сиденье. Сергей Николаевич жалуется: «Как я устал! Давно столько не ходил!» Я, чтобы его подбодрить, говорю: «Ну что вы, Сергей Николаевич! Вы как огурчик!» Он рассмеялся в ответ: «Да, Сережа, как огурчик… Малосольный!»

В эту поездку один из устроителей пригласил нас к себе на дачу, которая когда-то принадлежала соратнику Сталина Сергею Мироновичу Кирову. Удивительное дело, в сараюшке хранилась полуистлевшая лодка, на которой катался сам Ленин. Лето, тепло, хорошо, сад, шашлык… Людмила Ивановна расположилась в кресле на солнышке, хозяева занимались обедом, а мы с Сергеем Николаевичем на какое-то время остались вдвоем. И он стал вспоминать, как во время войны оказался именно в этих местах — был в обороне Ленинграда. Из их взвода в живых осталось лишь несколько человек. Колосов рассказывал, а по щекам его текли слезы… Вот тогда я и осознал, что фильмы, которые он снимал о войне, были им выстраданы. Я стал свидетелем его глубокого переживания, вызванного воспоминаниями. Но понимал, что пора мне Сергея Николаевича выводить из этого состояния. И мы заговорили о музыке его юности. А поскольку старую эстраду я люблю и разбираюсь в ней, нас обоих этот разговор очень увлек. Мы вспомнили знаменитую шуточную песню тех лет: «Хау ду ю ду, мистер Браун?» Стали ее напевать, и настроение Сергея Николаевича переменилось. С тех пор, когда я звонил Колосову, вместо «здравствуйте» всегда говорил: «Хау ду ю ду, мистер Браун?»

А однажды они с Людмилой Ива­новной приехали ко мне на дачу. В этот период Сергей Николаевич работал над сценарием фильма, который стал для него последним, — «Потерянные в раю». Пока в ожидании шашлыка остальные гости общались, гуляли и помогали со столом, Колосов уединился на втором этаже дома и работал. У меня, кстати, фотография осталась: Сергей Николаевич сидит перед открытым окном, и ветерок развевает прядь его седых волос. Для меня это был какой-то сон: кумиры моего детства у меня на даче! Любимый режиссер, на фильмах которого я вырос, пишет сценарий новой картины в моем кабинете!

С Людмилой Ивановной мы пошли прогуляться по дачному поселку, и весть об этом, конечно, мгновенно облетела товарищество, соседи стали стекаться к нашему дому посмотреть на Касаткину. Но самое большое потрясение испытала моя пожилая родственница, которая приехала к нам погостить из провинции. Когда она увидела любимую актрису живьем, в эффектном синем бархатном спортивном костюме, упала перед ней на колени: «Ой, Людмила Ивановна!» Касаткина очень смутилась, мы стали родственницу поднимать, успокаивать… С колен она встала, но глаз от своего кумира отвести не могла. В конце концов сказала: «Людмила Ивановна, мне так хочется что-то для вас сделать приятное! А можно я вам грушу подарю?» — она как раз несла их к столу. И это было так искренне, так трогательно — до слез.

Все стремились с Касаткиной познакомиться, пообщаться, зазывали в гости. Вот и композитор Людмила Лядова все меня просила: «Привези мне Касаткину!» Дело в том, что Людмила Алексеевна написала замечательную песню «Я актриса» и очень хотела, чтобы именно Людмила Ивановна это произведение исполнила. Вообще, Касаткину поющей актрисой назвать нельзя, на вечерах она никогда не пела. Но опыт у нее все же был. Например, в картине «Вызываем огонь на себя» она спела «Девушки, война, война идет аж до Урала…». А в фильме по Брехту «Дороги Анны Фирлинг» исполняла зонги, которые были написаны специально для картины. И это было очень сильно! Я стал уговаривать Людмилу Ивановну поехать к Лядовой. Она не горела желанием: «Ой, не до этого сейчас — давай как-нибудь позднее». А Лядова на меня наседает и наседает: «Что же ты не можешь помочь?» С Людмилой Алексеевной дружба у нас была давняя, и отказать ей я не мог. Пришлось обманным путем привезти Касаткину: я сказал, что нам надо по делу заехать в Дом композиторов, а заодно заскочим к Лядовой на минутку. Приходим к Людмиле Алексеевне, а там накрыт роскошный стол. Всем все стало понятно… Касаткина на меня так посмотрела! Но деваться было некуда. Мы закусили, и хозяйка говорит: «А давайте я вам поиграю». Касаткина: «Конечно, я сама хотела вас об этом просить». Лядова села за инструмент. Она была не только композитором, но и великолепным исполнителем, пианистом. Сыграла и пропела нам множество своих произведений, и только в конце — песню «Я актриса».

Людмила Ивановна оценила: «Да, мне это интересно, я бы попробовала это спеть». Посидели еще и стали прощаться. От Лядовой с пустыми руками уйти было невозможно — человеком она была чрезвычайно щедрым и широким. Вот и Касаткиной она сказала: «Подождите». И вынесла одно из своих концертных платьев — роскошное, черное с люрексом: «Людмила Ивановна, я преклоняюсь перед вами и хочу подарить этот наряд». Платье действительно было какое-то волшебное. Но когда мы вышли, Касаткина сказала: «Зачем мне это платье? Забери его!» Я ответил: «А мне-то оно зачем?» — «Возьми, кому-нибудь подаришь». Я забираю платье. Проходит неделя, звонит Людмила Ивановна и спрашивает: «Сережа, а где то платье, которое мне Лядова подарила? Привези-ка мне его — хочу еще раз посмотреть». Я привез, и Людмила Ивановна, конечно, это платье оставила. Сегодня оно хранится в коллекции Александра Васильева, как и весь гардероб Людмилы Касаткиной. А вот песню она так и не спела. Ее впоследствии исполнил Федор Чеханков, слегка скорректировав текст. Ну а сегодня песню «Я актриса» можно услышать в исполнении Наталии Косминской.

В последние годы Людмилу Ивановну стала подводить память. Она начала забывать тексты, но не сдавалась — продолжала выходить на сцену. И зрители ни о чем не догадывались. Она так обыгрывала свои паузы, что из зала казалось — так и задумано режиссером. Благо образ «странной миссис Сэвидж» позволял некоторую свободу действий. От других ролей Касаткиной пришлось отказаться.

Был случай, когда на каком-то моем мероприятии Людмила Ивановна забыла в зале сумочку. Актрису уже отвезли домой, а сумка осталась у меня. Я звоню: «Людмила Ивановна, вы кое-что забыли». — «Ой, а я испереживалась — не могу найти таблетки. Загляни, там ли они?» Я открыл эту элегантную дамскую сумочку и был потрясен, увидев, что она просто набита разными лекарствами. У Касаткиной была астма, бронхит... Вот тогда я понял, какой ценой ей дается эта обаятельная легкость, абсолютно прямая спина, всегда спокойное лицо с безупречной голливудской улыбкой, искрящиеся глаза!

Для моего проекта в Доме музыки мы с Людмилой Ивановной и Сергеем Николаевичем подготовили новую программу. Опять репетировали. Память Касаткиной слабела, и она страшно переживала: «Я очень боюсь забыть текст на сцене». Я подбадривал: «Людмила Ивановна, все хорошо — вы справляетесь! Так сейчас прочитали стихи, что растрогали меня до слез». И я не лукавил. Этот страх забыть слова делал ее чтение еще более глубоким, она проживала каждую строчку. Людмила Ивановна немножко успокоилась после моих слов: «Ну хорошо, тогда давай поужинаем, попьем чаю». Мы, как обычно, отправили Сергея Николаевича спать, а сами засиделись за разговорами. Я уехал от них, наверное, в час ночи, а на другой день — концерт, билеты проданы. В полседьмого утра меня будит телефонный звонок — Колосов. У меня сразу сердце упало… Говорю в трубку: «Доброе утро, Сергей Николаевич». А он мне дрожащим голосом: «К сожалению, Сережа, утро не доброе. Людмилу Ивановну увезли в больницу на «скорой» — сердце. И пока мы не знаем, что к чему. Она очень переживает, понимает, что тебя подводит. Просила тебе позвонить. Как ты, справишься?» — «Не беспокойтесь, Сергей Николаевич, справлюсь, лишь бы у Людмилы Ивановны все было хорошо». Я позвонил Льву Константиновичу Дурову, и он меня выручил — вечером вышел на сцену, подменил Людмилу Ивановну. А Ка­саткиной сделали шунтирование, операция прошла хорошо. Но здоровье ее не выправилось. Мы пару раз пытались перенести дату концерта, но всякий раз наши планы срывались. Стало понятно, что концерта не будет. Хотя Касаткина постоянно звонила мне: «Сережа, я здорова, готова работать, поехали на гастроли». Ей все время хотелось на сцену, к любимому зрителю — она была жадная до работы. Я отвечал: «Хорошо, Людмила Ивановна, как только пригласят, поедем».

В последние годы у нее появилась навязчивая идея навести в доме порядок. И в один из дней, когда Сергей Николаевич уехал по делам, они с дом­работницей провели генеральную уборку. На балконе, на шкафах лежали старые пленки легендарных фильмов Ко­ло­сова, какие-то материалы к этим картинам. А они взяли и выкинули все. И когда Сергей Николаевич вернулся домой, Людмила Ивановна ему радостно сообщила: «Сережа, а мы генеральную уборку провели. Выбросили старые бобины с пленками». Колосову в ту же секунду стало плохо — в этих пленках была вся его жизнь... Очень страшный и очень символичный эпизод их биографии, ставший началом конца. Получилось, что они как бы расстались со своим прошлым. Вскоре здоровье стало стремительно покидать обоих. В следующий раз Колосову стало плохо в день рождения супруги, 15 мая. Праздновали узким кругом в ресторане, и оттуда Сергея Николаевича увезли на «скорой». Домой он больше не вернулся. И привычный мир Людмилы Ивановны мгновенно разрушился. Она тоже вскоре оказалась в больнице. Каждый со своим диагнозом, они лежали в одной клинике на разных этажах. И ушли из этой жизни почти одновременно — с разницей в 11 дней…

Окуджава пел: «Давайте говорить друг другу комплименты…» Я повторяю за ним: «Давайте успевать признаваться друг другу в любви, благодарить при жизни». И мне очень важно осознавать, что этим людям я успел признаться в любви и поделиться своим теплом. Однажды Сергей Николаевич спросил меня: «Сережа, за что ты нас так любишь? Участвуешь в нашей жизни, помогаешь нам». Я ему ответил: «Сергей Николаевич, а вы просто не представляете, сколько вы с Людмилой Ивановной для меня лично и всей страны сделали. Это не забывается! Вот мне все время и хочется отплатить вам добром».

P. S. 6 февраля 2023 года, в день рождения Театра Российской армии, в главном зрительском фойе состоялась церемония открытия памятной звез­ды Людмилы Ивановны Касаткиной. Тра­диция открывать именную звезду в честь легендарных артистов Театра Ар­мии появилась в 2019 году. Сегодня на «Звездной аллее» можно увидеть именные звезды Алексея Попова, Андрея Попова, Любови Добржанской, Нины Сазоновой, Владимира Зельдина, а теперь и Людмилы Касаткиной.