«Случалось, я с мамой ходила по улицам и просила милостыню. Нам подавали: кто-то лепешку, кто-то монетку. Но долго так продолжаться не могло. У русских семей в Таджикистане будущего не было», — рассказывает Юлия Франц.
— Юля, в этом году вы блистали на красной дорожке в Канне. Как впечатления?
— Первый раз во Франции! И сразу — на красную дорожку! Когда мне сказали, что меня с Таисией Вилковой приглашают в Канн представлять фильм «Гоголь. Начало», трудно даже выразить, как я обрадовалась. Я тщательно подбирала платье Накануне несколько дней не могла уснуть, все внутри дрожало… Я пыталась представить себе, как это будет. Воображала подробности и детали. И вот, наконец, я в тяжелом атласном платье в пол, расшитом бисером и пайетками, делаю первый шаг, и… Меня ослепили вспышки. От неожиданности и от нереально яркого света я даже пошатнулась. Я перестала что-либо видеть и что-либо понимать. А фотографы кричали: повернись, улыбайся! Самое удивительное, что красная дорожка оказалась короткой. Очень короткой! Я была там секунд пять, не больше. В общем, все оказалось не таким, как я себе воображала.
— Ваша судьба похожа на судьбу Золушки.
— Это точно. Ничто не предвещало, что все так сложится… Моя жизнь начиналась очень непросто. Из раннего детства остались в памяти яркие картинки. Душанбе. Из окна видна телевизионная башня, она совсем рядом. Горы. Крупные звезды, и удивительные звездопады осенью. Огромные арбузы на рынке. На рынок ходим с папой… И арбузы большие, и звезды, и папа большой, сильный, с ним мне нечего бояться, и я открыта миру… Я счастлива!
Удивительно, я помню папу довольно хорошо, хотя он исчез из нашей жизни, когда мне было четыре года. Просто родители развелись, хотя я долгие годы связывала исчезновение отца с тем, что до этого он перенес серьезную болезнь. Я тревожилась: жив ли он? И отчаянно хотела, чтобы был жив. Мечтала о том, как он к нам вернется. Главная травма детства — это потеря отца. На этом фоне я даже не особенно заметила, как мы стали в Душанбе изгоями. Потому что русские…
Развод родителей совпал с началом гражданской войны. Очень скоро рядом с нами остались только таджики. Русские семьи, которых раньше было довольно много, как-то быстро исчезли — разъехались. Когда вокруг происходят такие события, ценность в семье мужчины, защитника, невероятно возрастает. Нужно, чтобы было кому за тебя заступиться, защитить… А в нашей семье не осталось мужчин. Были только я, бабушка, мама и сестра Катя, которую мама родила в первом браке. Но детство есть детство. В нем при любых обстоятельствах много радостных мгновений — у меня была дружба с детьми во дворе, тандыры — земляные печки, в которых пекли хлеб, арыки со сточной водой, в которых мы купались. Я выучила таджикский язык. Причем его в семье знала только я одна. Помню, как меня пригласили к соседям в гости. Вхожу в квартиру и вижу — ковры цветастые, все сидят на полу и руками едят плов из казана. Мне дико понравилось! Дома-то от меня требовали хорошо себя вести за столом, аккуратно пользоваться столовыми приборами. А тут кайф и свобода!
Сначала этнических проблем я не замечала. Хотя жили мы тяжело. Для мамы, музыканта и педагога, работы не стало. Поначалу она еще как-то устраивалась: уборщицей работала, разовые заказы выполняла. Но потом исчезли и эти возможности. Года полтора ситуация была критической, мы дошли до крайней нищеты. Случалось, я с мамой ходила по улицам и просила милостыню. Нам подавали: лепешку, монетку... Но долго так продолжаться не могло. У русских семей в Таджикистане будущего не было. Там становилось все опаснее. Соседи, с которыми мама и бабушка прожили бок о бок много лет, неожиданно начали проявлять к нам агрессию. Мы были чужими. Уже и я, по малолетству ничего не понимавшая, стала кожей ощущать опасность. У меня голубые глаза, а тогда, в детстве, были еще и светло-русые волосы, это позже они потемнели. То, что я «другая», бросалось в глаза. Меня даже украсть пытались несколько раз.
Однажды вообще из детского сада! С девочками в Таджикистане такое случается — их могут увезти в горы и воспитывать из них будущих жен... Историю с детским садом я хорошо запомнила. Там забор был из редких железных прутьев, через которые все видно. И из-за этого забора один таджик несколько дней за мной наблюдал. Когда я встречалась с ним взглядом, становилось не по себе. Помню, я играю, поднимаю голову — смотрит. И вот он стал меня звать к забору, подманивать, и я, хоть и боялась его ужасно, почему-то пошла, как загипнотизированная. Может быть, потому, что в Средней Азии принято слушаться старших. К счастью, это заметила воспитательница — очень красивая девушка с черной толстой косой до пят. Я и ее хорошо помню и благодарна ей до сих пор…
Когда мне исполнилось шесть лет, мы бросили все — вещи, мебель, квартиру — и бежали в Россию. На историческую родину. Я очень благодарна бабушке и маме, что они все-таки на это решились. Ведь им пришлось начать жизнь с нуля. Десять лет мы не могли здесь даже гражданство получить, у нас был статус беженцев. Но главное, что мы все остались живы. Остановились мы в Липецкой области. Там жила бабушкина сестра. Это же только бабушку по молодости занесло в Таджикскую ССР: страна-то была одна, а бабушка вышла замуж за моего дедушку, которого я не застала в живых. Он был из Душанбе, биохимик... Бабушка в него влюбилась и уехала с ним. А вся ее родня осталась здесь…
Помню, как с непривычки мне все казалось странным в России — природа, небо, продукты, воздух, люди. Я мерзла все время. Потом привыкла, и теперь нормально переношу холод. Меня сразу отдали в школу, хотя приехали мы ближе к зиме и занятия уже шли полным ходом. Я была совершенно не готова к учебе. Дети уже умели читать, писать, считать, потому что перед школой год ходили на подготовку, а я была как белый лист. Я нашла фото тех времен: зима, а на мне летние кроссовки и какие-то непонятные порядком поношенные вещи. Меня еще и постригли очень коротко — пока мы добирались, я нахваталась вшей. В общем, была настоящим чучелом. (Смеется.)
— Где же вы поселились?
— Первым нашим жильем стал заброшенный барак, естественно безо всяких удобств. Потом мы не раз меняли место жительства. Как-то поселились в маленьком старом домике. Вроде бы неплохой домик, но там мы все чуть не погибли. Мы неправильно прикрыли заслонку печки, и дым пошел в помещение. Я спала на кухне рядом с самой печкой, а мама, Катя и бабушка — в большой комнате. К счастью, бабушка проснулась, доползла до двери и попросила людей вызвать «скорую». Мама с Катей были в критическом состоянии. Бабушка в тяжелом. А со мной не случилось абсолютно ничего. Как будто силы небесные меня хранили. Много раз в жизни я была совсем рядом с гибелью, но как-то обходилось…
Потихонечку я привыкала к новой жизни. У меня появлялись новые друзья. В основном мальчишки. Со своей короткой стрижкой я прекрасно влилась в их компанию. Обожала гонять в футбол, драться палками, стрелять из игрушечных пистолетов, возиться с машинками, лазить по деревьям и гонять гусей. Прекрасное свободное деревенское детство! Такая жизнь мне нравилась. Вот только я все думала о том, что отец меня, возможно, сейчас ищет и ему будет очень трудно меня найти. Я часто представляла: вот я сижу в классе за партой, открывается дверь, а на пороге — он, мой любимый папа. Но этого не произошло…
Со временем мы перебрались в Чаплыгин, городок с населением в несколько десятков тысяч человек. Там мама с бабушкой устроились торговать пакетами с фирменными надписями. В те годы полиэтиленовые пакеты считались отдельным товаром — их еще не выдавали в магазинах в придачу к покупке. В нескольких километрах от нас был провинциальный рынок, и мама с бабушкой ходили туда пешком. Их буквально за копейки наняла женщина, которая сама раньше торговала этими пакетами. На летних каникулах я и сама продавала пакеты вместе со старшими. Стояла, держала свой нехитрый товар и мечтала стать балериной…
— В Чаплыгине была танцевальная студия?
— В школе, где я сначала стала учиться после переезда в город, была хореография, и педагоги меня хвалили. Но потом нам удалось снять жилье получше, далеко от той школы, и я перешла в другую. Так мои танцы закончились… Но не могу сказать, что я из-за этого страдала. Вообще не скажу, что я плохо жила. Я жила замечательно — особенно по сравнению с последними двумя годами в Душанбе. Мне нравился наш провинциальный городок. Вечерами во дворе собирались дети и взрослые. Дети разыгрывали представления. В этих спектаклях я была то Мальвиной, то Бабой-ягой. Тогда и поняла — мне очень нравится перевоплощаться, нравится внимание. Я ощутила такой первый детский восторг от актерской игры! С тех пор я во всех школьных спектаклях и в КВН участвовала.
А когда мне исполнилось четырнадцать лет, я впервые попала в Москву. Мы остановились у дальних родственников. Не помню как, но мне достались билеты на дипломный спектакль выпускников ГИТИСа, который они играли не в институте, а на настоящей серьезной театральной площадке. И вот я еду на спектакль. На метро. Я спустилась туда в первый раз, неудивительно, что потерялась. Это был кошмар, я даже рыдала от обиды. Потом как-то выбралась и нашла нужный адрес. Спектакль уже начался, но я упросила пустить меня на балкон. Помню, как смотрела на сцену и не могла оторвать взгляд от прекрасной девушки со светлыми волосами в невесомом белом одеянии. Мне казалось, ее жизнь легка и прекрасна. Больше и мечтать не о чем, лишь бы, как она, оказаться на сцене! К тому же актеров все любят… И это уж точно лучше, чем в палатке на рынке продавать пакеты. Другая жизнь!
— И вы рванули в Москву сразу после школы, чтобы поступить в театральный?
— Нет. После школы меня не отпустила мама. Это невозможно, нереально, бесполезно, нет денег — такими были ее аргументы. И я поступила в институт на экономический факультет. Училась на заочном, а днем подрабатывала все в той же палатке с мамой. Когда я стала разбираться в профессии, ушла с рынка и устроилась экономистом. Деньги копила. Как только накопила 30 тысяч, вот тут и рванула в Москву. В первый год поступить в театральный не получилось, поздно приехала. Но я и не думала унывать. Пошла работать официанткой в рыбный ресторан, скооперировалась с девчонками, мы втроем сняли комнату…
— А на следующий год вы поступили в Щепкинское училище?
— Да. Мне повезло. Потому что конкурс был нереальный — около 700 человек на место. Я очень благодарна Оксане Горностаевой — девочке, которая окончила ВГИК и помогала мне готовиться. Мы познакомились через Интернет, и я попросила помочь мне с отрывками. Она в меня поверила. Одно время, когда у меня были тяжелые времена, я даже жила у нее… Помню, как во дворике «Щепки» объявляли поступивших. Там собрались четыре группы по двадцать человек. И был такой пронзительный момент. Все ребята плакали. Кто-то от горя, что не поступил, а кто-то от радости и от переполняющих эмоций. Я была во второй группе, и меня не назвали. Я разрыдалась. Но в самом конце педагог, объявлявший результаты, говорит: «Минуточку! Одну фамилию забыла!» И называет меня! Сердце чуть не выскочило у меня из груди.
Ощущение, как будто я умерла, а потом родилась! Всем курсом мы пошли отмечать. Купили вино, шатались полночи по улицам, орали песни, хохотали, мечтали. Это было начало новой счастливой жизни. Правда, после института меня не пригласили ни в один театр. Выходило, что борьба-то только начинается. Но меня уже было не остановить. Я пошла по всем возможным кастингам. Довольно быстро меня утвердили в фильм. На главную роль! Фильм, правда, так и не вышел на экраны. Зато там у меня появилась новая фамилия — Франц. Режиссер сказал: «Юлия Дзуцева как-то странно звучит». Я не сопротивлялась — мою фамилию всю жизнь писали неправильно.
— У вас за последнее время достаточно много интересных проектов. Среди них «Универ», очередной сезон которого сейчас идет на ТНТ. Как вы получили эту роль?
— Кастинг на ТНТ был многоэтапный. Впервые я пришла туда в январе прошлого года. Сколько всего было проб — не помню. Но последнюю я проходила в мае. На роль меня утвердили 29 мая, в мой день рождения. Это был самый грандиозный подарок. Практически чудо. Как и роль Оксаны в «Гоголь. Начало». Моя мама, как узнала, что я буду сниматься с Олегом Меньшиковым, Сашей Петровым, Таисией Вилковой, поверить не могла… Кстати, мама давно изменила отношение к моему желанию заниматься творчеством. Еще до того, как я добилась успеха, она в меня поверила.
В моменты, когда у меня не было предложений и что-то не клеилось, она говорила: «Все обязательно получится, иначе быть не может. Ты добьешься всего, чего хочешь, просто нужно терпение, упорство, не срывайся, не опускай руки». Этим летом я забрала маму к себе в Москву. Я очень хочу ей помочь, потому что у мамы была тяжелейшая жизнь. Хочу, чтобы она занялась собой. Она ведь больше двадцати лет отработала на рынке — после пакетов торговала медицинскими халатами. Стояла в жару и морозы, таскала тяжести, и это сильно подорвало ее здоровье. Я бы хотела, чтобы мама уже не работала, а просто нашла себе увлечение, которое приносило бы ей радость… А я радуюсь тому, что она рядом. Очень приятно приходить домой, где тебя ждут.
— Жалко, что ваших успехов не видит отец...
— Почему не видит? Видит… Он же жив… Хотя я в какой-то момент уже почти смирилась с мыслью, что, скорее всего, он умер…
— Так он вас все-таки нашел?
— Это я его нашла. Написала в программу «Жди меня» — никакого результата. Тогда знакомые подключили к поискам своих знакомых из ФСБ. Оказалось, отец живет в Москве. Я позвонила, представилась, предложила встретиться. В тот день меня буквально колотило. Я так ждала этой встречи, долго выбирала одежду, красилась, накручивалась… Встреча получилась какой-то скомканной. Больше всего меня поразило, что все мои эмоции мгновенно улетучились, когда я не в мечтах, а в реальности встретилась с отцом. Передо мной сидел взрослый мужчина. Симпатичный человек, но… посторонний… Мы попили чай в кафе. Втроем. Ведь он приехал со своей дочкой Таней. Оказалось, у него давно другая семья. С тех пор мы с отцом видимся. Иногда. Чаще, конечно, созваниваемся…
— Он объяснил вам, почему исчез из вашей жизни и даже не делал попыток помочь?
— Нет. Но я и не спрашиваю. Теперь это не важно. Мне важно было иметь отца, когда я была маленькой девочкой, ребенком. Теперь я выросла. Я сильная и сама могу, если нужно, кому-то помочь и защитить… Я счастливый человек. Занимаюсь любимым делом. Когда работаю, всегда радуюсь.
— А как ваша личная жизнь?
— Полтора года я ни с кем не встречаюсь. Мужчине, с которым мы жили гражданским браком, не нравилось, что у меня публичная профессия. И в этом ничего удивительного нет. Не все могут смириться с непонятным графиком, с тем, что твоя девушка с кем-то целуется на площадке. Мой парень этого не выдержал. В общем, не вышло у нас семейной жизни…
— Вы встретили этого человека до того, как поступили в театральный институт? Пытаюсь понять: что могло стать неожиданностью? Работа допоздна, любовные сцены — это же нормально для актрисы.
— Мы с ним начали жить, когда я еще училась в институте. Тогда он терпел. Он же не ожидал, что у меня сложится с карьерой. Думал, я окончу институт, и все на этом. Так со многими случается, далеко не всем выпускникам театральных вузов удается пробиться. А когда у меня стало получаться с профессией, моего молодого человека это стало напрягать. Я его не осуждаю. Он умный и талантливый, просто для него мой образ жизни неприемлем. И я принимаю его выбор. Но, в свою очередь, не могу отказаться от профессии. Может быть, я неправильная девушка, но я никогда не мечтала о свадебном платье. У меня давно не было даже коротких романов, но я при этом ощущаю себя очень комфортно. Одиночество меня не мучает. То, что я живу в Москве и занимаюсь любимым делом, для меня — волшебство. Это так удивительно, что еще вчера я была беженкой, а сегодня иду по красной дорожке в Канне. Вчера мне нечего было есть, а сегодня я могу обедать в лучших ресторанах. Сама иногда не верю, что моя жизнь настолько изменилась. Неправдоподобно, так ведь? Слишком похоже на сказку. Но все это чистая правда! Видимо, судьба не запрограммирована. У человека есть несколько путей, этим надо пользоваться, а не цепляться за прошлые обиды и несчастья.
Благодарим семейный итальянский ресторан IL BAROLO за помощь в организации съемки
