Николай Валуев: «Я вдруг узнал, что такое ревность»

«Мы с Галей путешествовали по Италии, жили в южной, бандитской части Калабрии, где к нам был приставлен местный охранник. Веселый итальянец, который нас везде водил и все показывал. А заодно оказывал знаки внимания моей супруге. Вот тут-то и выяснилось, что я ревнивый человек», — говорит Николай Валуев, спортсмен, депутат и ведущий проекта «Исторический детектив» на телеканале «МИР».

— Николай, так совпало, что вашу с детьми фотосессию мы делаем в День отца. Поздравляю!

— Спасибо! Мы совсем недавно писали Владимиру Владимировичу Путину письмо с предложением отмечать этот праздник в России. И предложение было принято. Это хороший, важный праздник. Будущее любой страны в чем? В людях, которые рождаются. Ну и как тут без отцов?

— Что вы почувствовали, когда у вас первый ребенок родился, Гриша?

— Я отвез Галю в роддом. Около больницы стали отходить воды. И именно в этот момент мы наконец-то договорились о том, что назовем сына Гришей, а не Сережей, допустим. Ведь если следовать семейным традициям, ребенка нужно назвать именем деда, и Галя хотела поступить именно так. Ни моего, ни ее отца не зовут Григорием, и мне пришлось ее уговаривать, я настаивал на этом имени. И вот, когда мы в тысячный раз перечитывали книжку с именами и дошли до Григория, отошли воды. Я сказал: «Наверное, теперь ты и сама понимаешь, что наш сын — Гриша».

— Кто в семье главный: вы или Га­лина?

— На самом деле семья держится на Гале, и мне абсолютно комфортно с этим жить. По-другому было бы очень тяжело. Я постоянно где-то мотаюсь по работе, то одно, то другое. Так что контроль за детьми и их воспитание — все на жене.

— Дети не вьют из вас веревки? Видно же, насколько вы добрый человек…

— Все трое могут это делать, но не пользуются такой возможностью. Не переходят границы. Зато нашли много подходов к маме. Хочет она того или нет, но Галя сама на многое соглашается. Хотя в чем-то и отказывает детям.

— В чем?

— Ну, например, ребенок хочет смотреть телевизор, а ему надо спать. И он пойдет спать. Хотя я лично присутствовал при моментах, когда дети умудрялись затягивать процесс. Но такое возможно только в выходные, когда они не учатся.

— Судя по всему, ваши дети совсем не балованные.

— Люди, которые с нашими детьми общаются, считают, что дети воспитанные. Это предмет нашей родительской гордости. Они могут брыкаться дома, с нами, но с окружающими ведут себя подобающим образом, а это главное. Значит, воспитательный процесс идет правильным путем.

— А жена вас не воспитывает?

— Уже давно воспитала, дальше меня воспитывать не надо. Любящие люди меняются, чтобы им было комфортно вместе. Она и сама изменилась — конечно, в лучшую сторону. У нее огненный темперамент, но она смог­ла подстроиться под мой график, мои привычки. Совместная жизнь такая штука… Нельзя требовать — в этом нет ничего хорошего. Но если ты сам дошел до того, что нужно в чем-то уступить, — другое дело. Мы в своей семье стараемся сохранять комфортную атмосферу, в том числе и для наших детей. Воспитываем их до определенного предела. Кто-то предпочитает требовать с детей пожестче, но не мы.

— Как вы называете друг друга дома?

— По имени, и никаких уменьшительно-ласкательных. Единственное, Галя часто называет меня папой. Я, бывает, тоже называю ее мамой, но гораздо реже.

— Будучи отцом троих детей, женатым на прекрасной женщине, вы чувствуете себя свободным человеком? Вы как-то сказали, что дети отучили вас все делать по-своему.

— Конечно, я свободный человек. Но мы поступаемся частью своей свободы с того момента, когда у нас появляется семья, тем более — дети. Это ничего, той свободы, которая у меня осталась, мне хватает.

— Николай, когда вы последний раз плакали?

— Да бог его знает. Но плакал, конечно. Слезы может вызвать какой-то фильм. В основном сцены, связанные с войной, с детьми. Всерьез я плакал, когда случилась трагедия в Беслане. Тебе показывают, как началась стрельба, что творится внутри, и это-то и есть жуть… Вот тогда меня, конечно, зацепило.

— А что вообще вас может расстроить? В обычной жизни, без трагедий.

— Меня может расстроить непонимание. Или неудачи моих детей. Но, с другой стороны, они делают ошибки точно такие же, как и мы. Дети-то не учатся на чужих ошибках, это исключительно взрослая опция.

— Вы ревнивый человек?

— Оказалось, что да. Но ревность не возникает на пустом месте. Ей надо дать почву, чтобы проверить, насколько человек ревнив. К моему счастью, у меня такой почвы нет, вот совсем. Но в 2006 году мы с Галей путешествовали по Италии, и эту поездку она вспоминает, можно сказать, с гордостью. Жили в южной, бандитской части Калабрии, где к нам был приставлен местный охранник. Веселый итальянец, который нас везде водил и все показывал. А заодно оказывал знаки внимания моей супруге.

— При вас?

— Да.

— Вот смельчак!

— Смельчак, абсолютно. И я поймал себя на мысли, что ревную. Не было ничего предосудительного. Моя жена не давала ему никаких поводов, чтобы он так себя вел. Но, конечно, она загордилась, а какая женщина не загордится? Я прекрасно понимаю, что женщинам приятно, когда за ними ухаживают.

— У итальянцев флирт в крови...

— Я этого не могу знать, не проверял, у кого что в крови. Но вот я в тот момент захотел крови, это точно.

— А когда вы в свое время ухаживали за Галиной, делали это красиво?

— У нас было не так много возможностей для романтики. Я занимался спортом, особых денег не имел, чтобы совершать какие-то красивые поступки и безумства, или что там еще делают. Так что киношной красоты в том, что происходило между нами, не было.

— А ей хотелось?

— Думаю, да. Галя только внешне женщина с боевым мужским характером, а на самом деле очень ранимый человек. Это не то чтобы маска. Скорее, крепкая оболочка, необходимая для того, чтобы никто посторонний не запустил во внутренний мир свои лапы. Я-то хорошо знаю, где кончается эта скорлупа. И дети знают, и все, кто с Галей близко общается.

— Мне кажется, вы немного лукавите, когда говорите, что вы не романтик. Я смотрела, как вы с Ирой, с дочкой, общаетесь, шлете воздушные поцелуи…

— А это разве романтика? Это просто любовь.

— И вас дети очень любят, причем не только ваши собственные, а, похоже, вообще все. Помню, как вы вели легендарную программу «Спокойной ночи, малыши!»…

— Дети всегда чувствуют фальшь, а я с ними никогда не бываю двуличным. Малыши — хорошие психологи, их трудно обмануть, а я этого и не делаю. Участие в этой программе — дань моему собственному детству. Вообще, моя телевизионная работа — не ради зарплаты, а больше за идею.

— Чем вас заинтересовала программа «Исторический детектив» на телеканале «МИР», ведущим которой вы являетесь?

— История — это мое, я всегда ее любил. И мне нравится быть рассказчиком в кадре. Конечно, я не один готовлю текст, излагая в нем какие-то исторические сюжеты, над проектом трудится большая команда. И задача канала — сделать программу интересной. Думаю, мы справляемся.

— Какие оценки у вас были в школе по истории?

— Пятерки, хотя круглым отличником я не был, скорее, твердым хорошистом. Случались и тройки. Но по всем предметам, которые мне нравились, я получал пятерки: астрономия, география, алгебра, геометрия. Без проблем схватывал химию, хотя не могу сказать, что она мне нравилась. Я просто знал, что надо учиться хорошо. Я вообще все всегда делал не меньше чем на «хорошо».

— Как ведущему «Исторического детектива» что вам больше нравится: знакомить зрителей с новыми, еще неведомыми им сюжетами или развенчивать мифы?

— Я очень надеюсь, что в будущем мы чаще будем развенчивать мифы. Лучше всего строить сюжет в три этапа: сначала задать интригу, потом — разбор полетов, и дальше развенчание мифа и рассказ, как было на самом деле.

— А как насчет мистики? Зри­тель, который смотрит программы в подобном жанре, очень любит сюжеты о чем-то необъяснимом.

— Люди всегда будут любить мистику — это особенность человеческой психики. Наверное, и религия возник­ла исключительно по этой причине. Нам всегда нужен кто-то или что-то, что немножко за кадром, за гранью. И у нас всегда найдется время, возможность и интерес это обсуждать.

— Вы суеверный человек?

— Нет. Совсем нет.

— То есть черная кошка перед вами может бегать в свое удовольствие?

— Сколько хочет.

— А насколько вы открытый?

— В меру. Потому что мне уже все-таки 48…

— Всего.

— Всего. Я не говорю, что это преклонный возраст. Но к 48 я понял, что немало людей, во-первых, открытость принимают за слабость, а во-вторых, они еще и готовы этим воспользоваться. Поэтому я в меру открытый человек.

— Ну, по крайней мере, новым способам творческой реализации вы открыты. Например, однажды вы снялись в кино — у Филиппа Янковского.

— Да, это был замечательный фильм «Каменная башка». Филипп сделал мне предложение в тот момент, когда я не мог сразу приступить к съемкам, на первом месте был спорт. К счастью, он подождал, за что ему большое спасибо. Знаю, что на роль пробовались многие профессиональные актеры, но Филипп сказал: «Мне нужен Валуев». Мы с ним вообще не общались на эту тему — почему, что да как. Я только знаю: вот он хотел, чтобы я там был. Через некоторое время я впервые проиграл бой и согласился на работу в кино, чтобы психологически восстановиться. Требовалось уйти от образа Николая Валуева, человека, которого все знают, и стать персонажем, Егором. Это было для меня в новинку. Мешала толпа вокруг. Но всех людей со съемочной площадки не уберешь — зеваки, зеваки… Профессиональные актеры умеют настроиться на роль. Я же воспользовался навыком, как правильно настроить себя в спорте. В итоге картина взяла много призов на кинофестивалях, а самым главным и важным показателем успешности является то, что фильм каждый год крутят на ТВ, и по несколько раз. Думаю, раз его показывают, значит, своих зрителей он собирает. И дело не во мне, а в режиссере, в том, каким Филипп сделал этот фильм.

— У вас были еще проекты в кино?

— В силу обстоятельств не было.

— А хочется?

— Если подходящий проект подвернется. Но я не соглашусь на что-то несерьезное.

— Кого бы хотелось сыграть?

— Не представляю себе пока. Но это должна быть игра настоящая, где мне придется себя переламывать. Я должен иногда выходить из оболочки политика, публичного человека, с помощью творчества отдыхать от этого. Вот как тогда, в 2007 году, я отдохнул от спорта благодаря картине Янковского.

— Николай, вы говорите про популярность и публичность: какие плюсы и минусы вы в этом видите?

— Вот об этом я пока не задумывался.

— Но вы, например, можете прямо сейчас пройти по улице, чтобы к вам не подошли за автографом или со­вместным фото?

— Нет, уже не пройдусь. Нехорошо, когда отвлекают, если ты с ребенком, например. Но если к тебе и подходит ребенок, то окей, я понимаю. А взрослому, когда я занят семьей, лучше меня не отвлекать. Это же мое личное время, видно же! Но, с другой стороны, я могу людей понять: мы больше с ними никогда не увидимся и не встретимся. Просто сегодняшнее повальное увлечение селфи приводит к тому, что сфотографироваться с тобой хотят в основном не твои фанаты, а люди, которые только и знают о тебе, что ты известный. Таким людям все равно — сфотографироваться с Медным всадником или с Николаем Валуевым. В любом случае это можно выложить в социальной сети. Настоящие фанаты ждали актеров или спортсменов у стадионов с фотографиями и ручкой. Все было по-другому. Я не то чтобы хочу побрюзжать и поностальгировать, я все понимаю — технический прогресс. Но я о том, как люди, которые просят фото, позиционируют себя. Эпоха потребления требует от человека, чтобы он постоянно демонстрировал свое эго. Вообще, на самом деле это большой грех.

— Выставлять себя напоказ?

— Нет, даже не выставлять себя напоказ, а постоянно показывать себя с помощью чего-то или кого-то. К примеру, конструктор космического корабля, о котором начали писать газеты, становится известен в силу ра-

боты. А люди, которые делают бесконечные селфи, создают себе известность за счет того, что фотографируются с арт-объектом, с известным человеком. Ах да, и, конечно, в дополнение необходимы фотографии осликов и котиков.

— У вас есть кот?

— Три кошки: Маня, Бася и Барся. У нас вообще много живности в доме. Есть еще два хомяка и три собаки: шпицы и лабрадор. Добрый, всех залижет насмерть. Сейчас мы задумались над тем, чтобы завести еще одну кошку, но чтобы она в доме жила, — остальные предпочитают жить на участке, у них там свой дом, он отапливается. Кошки ловят мышей и приносят их к нашему крыльцу, показывают, что ­работают.

— Вы производите впечатление абсолютно счастливого человека. Так и есть?

— Я не жалуюсь на жизнь, она у меня наверняка счастливая. Подо­­­з­реваю, что да. Но, думаю, не надо на каждом углу кричать об этом. Не знаю, как люди воспримут, если я буду рассказывать о том, как я счастлив. Тем более что это касается моей семьи и моих детей. Я, в силу публичности, веду социальные сети, но не раскрываю там подробности личной жизни. Не нужно это.

— Пусть счастье вашей семьи будет тихим!

— Спасибо! Пользуясь случаем, пожелаю всем, кто читает, быть людьми самодостаточными, спокойными и счастливыми. Это важный момент — осознания своих сил, возможностей. В разных местах я видел людей, которые живут в непростых, мягко говоря, условиях. В чем-то нуждаются. И при этом они абсолютно счастливы. Ведь счастье — понятие философское. Счастье — это внутренняя зрелость. До этого надо дойти, и тогда все в жизни будет хорошо.

Благодарим отель Hotel Indigo St. Petersburg-Tchaikovskogo и ресторан «Вино & Вода» за помощь в организации съемки.