В лицо этого актера знает каждый. Обаятельный рубаха-парень с широкой улыбкой и добрыми глазами. Пятков в нашем кинематографе оказался незаменимым артистом — он будто родился в рубашке, но не в простой, а в косоворотке — воплотив все характерные черты русского человека. Неудивительно, что на счету Александра Пяткова около полутора сотен ролей в кино. Но мало кто знает его как певца, а еще как Деда Мороза, который и в этом году не оставил детей без подарков!
— Александр, у вас удивительная творческая судьба! Мало того что советско-японская картина «Дерсу Узала», в которой вы снимались, получила «Оскар», но вам и в Голливуде довелось поработать!
— А вот и не довелось. Шел 1990 год. Я снимался в фильме «Очаровательные пришельцы» Николая Фомина. Мне доверили роль снежного человека. Она задумывалась как эпизодическая, но в процессе съемок стала главной. Снимали в Звенигороде: Рая Рязанова, Саша Панкратов-Черный, Саша Белявский... А в это время в Москву, в Хаммеровский центр (теперь Центр международной торговли), приехали представители голливудской съемочной группы: им поручили найти русского артиста для съемок в голливудском фильме «Май кантри» — «Родина» по-нашему. Этот фильм задумал снимать Арманд Хаммер в знак благодарности Советскому Союзу. Там описываются моменты его биографии. В 23 года он приехал в Москву, встречался с Лениным, вел бизнес с СССР, был агентом Коминтерна и доверенным лицом советских вождей. Именно с помощью Хаммера в СССР в столь сжатые сроки удалось создать тяжелую промышленность. Правда, расплачивались с Хаммером за услуги золотом нации... Так вот, голливудская группа отсматривала советских актеров, которые говорят по-английски.
Кто-то шепнул и про меня — мол, есть еще такой Пятков, который сейчас играет снежного человека. Меня тоже вызвали на кинопробы. Правда, по-английски я не говорил, но не стал сознаваться раньше времени. Конечно, в школе мы его изучали, но, как говорится, в одно ухо влетало… А в Щепкинском училище нам и вовсе преподавали французский. В итоге меня в числе 20 актеров пригласили на пробы. Накануне отъезда из Звенигорода я обратился к своей партнерше, которая играла инопланетянку, — Ире Малышевой: «У меня завтра пробы в «Голливуде», и мне нужно за ночь научиться говорить на английском». Она на меня посмотрела как на сумасшедшего: «Английский язык за одну ночь? Это невозможно!» Но я ее попросил: «А напиши мне самые классные фразы на английском языке, которые можно сказать в бытовом разговоре». И она написала целую страницу английских фраз. Я торжественно взял этот листочек и всю ночь учил, а утром отправился в Москву на встречу с продюсерами из Голливуда.
— И как все прошло?
— Приезжаю в Хаммеровский центр, там уже идут кинопробы — бегают знакомые и не очень артисты, лепечут что-то на английском. Я в списках 19-й. Судорожно повторяю фразы из листочка — все надо мной хохочут. Но вот я слышу: «Мистер Пятков». Вваливаюсь в большой зал, там стоит много камер, сидят продюсеры, режиссеры, корреспонденты. Передо мной — огромный человек, еле умещался на стуле, такой из себя важный. Смотрит на меня внимательно. Я так испугался, что забыл все слова — не только английские, но и русские. Понимаю — это конец. И первое, что я смог из себя выдавить, — «Гуд-бай». Продюсеры развеселились, переглянулись. Это было оригинальное начало. Важный человек смотрит на меня — ждет продолжения. Я смотрю на него, понимаю, что смотрит-то он дружелюбно. Это меня немного успокоило, и я вспомнил еще одну фразу. «Ай лав ю, сэр», — говорю. Он чуть со стула не свалился, подпрыгнул и оживленно стал о чем-то говорить со своими коллегами. Я понял, что дела мои пошли в гору. И осмелел до такой степени, что вспомнил еще кое-что из английского: «Кис ми плиз» (мы так девчонкам в школе говорили).
После этого я заявил, что больше с ними по-английски разговаривать не намерен. Но если они хотят знать, как я говорю на других языках, то я с ними поговорю по-итальянски. В это время в Театре киноактера в спектакле Константина Воинова «Ссуда на брак» я играл итальянца — у меня было две страницы текста на итальянском языке. Среди прочего — реплика, которая означает: «Это лучший день в моей жизни, я давно мечтал об этой встрече, я готов вас обнимать, целовать и носить на руках всю оставшуюся жизнь!» Все это я и выпалил продюсерам. Большой человек сидел, открыв рот. Напоследок он сказал: «У вас прекрасное венецианское произношение». Со мной тепло попрощались. После ко мне подбежал продюсер Дерек Харт и сообщил: «Ты очень понравился нашему генеральному продюсеру, он просто в восторге от тебя!» И больше про английский язык мне никто даже не напоминал…
— Долго вам пришлось ждать итогов проб?
— Уже через две недели раздался звонок: «Мистер Пятков, вы утверждены на главную роль в 10-серийном фильме, съемки которого будут проходить в Голливуде». Так что я первый и последний советский актер, официально утвержденный в Голливуде. Я был даже принят в американский профсоюз — ведь, чтобы сниматься в американском кино, нужно быть членом их профсоюза. И группа внесла за меня взнос. Мне дали на подпись контракт, и я чуть дара речи не лишился — гонорар в 500 тысяч долларов, полмиллиона! Фантазия разыгралась: яхты, корабли, паруса, острова — весь мир в кармане… Мое приключение началось! В Лос-Анджелесе встретили меня очень приветливо, разместили в комфортабельном отеле. Следующую неделю встречаюсь с разными людьми из группы — обсуждаем детали, изучаю английский и местные нравы. Как вдруг Дерек Харт вызывает меня к себе в офис: «Александр, все кончено». Я переспрашиваю: «Как? У меня все кончено?» — «Нет, не у тебя. У нас все кончено. Арманд Хаммер умер». Ему было 92 года. «Смотри, — продолжает Харт, — уже пошли факсы от испанцев, от итальянцев, от японцев, от немцев — все отказываются от проекта. Деньги давали только под имя Хаммера». Бюджет фильма составлял 29 миллионов долларов. У меня ноги подкосились — все мои самолеты, острова и доллары рассеялись как мираж... Проживи он хотя бы еще месяц, начались бы съемки, и я успел бы получить хоть какие-то деньги. А так оказался просто в свободном полете.
Но возвращаться домой ни с чем я не собирался. Пришлось петь народные песни в Русском центре. Однажды один наш соотечественник даже заплатил мне сто долларов за то, чтобы я спел «Дубинушку». Там меня заметил человек по прозвищу Дядюшка Селим. Когда-то он работал в знаменитом грузинском ансамбле, потом сбежал в США. Руководил русским телеканалом в Сан-Франциско. Мы с ним на три дня выпали из жизни, пели песни, читали стихи, не могли наговориться. После чего он мне сказал: «Я тебе отдаю руководство каналом, вот тебе камера — теперь ты главный продюсер. Делай что хочешь, только немножечко и для развития канала…» В мои задачи входило каждую неделю снимать 30-минутный фильм о жизни русской диаспоры, освещать новостные события. Помимо этого я снял документальные фильмы о наших знаменитых соотечественниках-эмигрантах: Олеге Видове и Савелии Крамарове. И еще фильм о жизни и смерти Джека Лондона.
— Благодаря встрече с Видовым вам удалось спасти советские мультфильмы...
— О моей роли в этой истории как-то помалкивают, но я об этом написал в своей книге. Олега Видова мы приехали снимать в его офис-студию рядом с «Парамаунт Пикчерс» — там он работал со своей женой Джоан. В разговоре Видов пожаловался, что пытается снять русскую сказку, но никак не может закончить этот проект. И тогда у меня возникла идея: «Олег, чего ты мучаешься с этой сказкой? Возьми наши советские мультфильмы, озвучь их американскими артистами и заработаешь миллионы!» Через два дня Олег Видов был в Москве на «Союзмультфильме» и скупил там все наши лучшие мультфильмы по 200 долларов. Привез их в Штаты, отреставрировал, оцифровал, озвучил по-английски и продал в 40 стран мира. Заработал ну очень много денег. Потом состоялся суд. «Союзмультфильм» судился с Видовым, что он присвоил эти мультфильмы. Как вы догадываетесь, суд артист выиграл, так как права на эти произведения он купил у Советского Союза, а судиться с ним пытались уже представители России.
Удивительно, но иногда и меня упрекают в том, что случилось с этими мультфильмами. Но мне себя упрекнуть не в чем: во-первых, многим мультикам это просто спасло жизнь — потому что на пленках и бобинах они бы просто сгнили в годы безвластия. А во-вторых, наши советские мультфильмы увидел весь мир! Что же в этом плохого? Впоследствии эти восстановленные мультфильмы у вдовы Видова выкупил российский бизнесмен Алишер Усманов и безвозмездно передал Родине. Так что все вернулось на круги своя. А началось все с моей идеи — и в этом я даже вижу свою миссию.
— А с кем из зарубежных актеров вам доводилось встречаться?
— Как ни странно, немало занятных встреч с зарубежными актерами у меня было на родине — уже после моего возвращения из Америки. Например, гостьей одного из фестивалей «Киношок» в Анапе была Сильвия Кристель — знаменитая Эммануэль. Потрясающая красавица — глаз не оторвешь! Мы оказались с ней за одним столом друг напротив друга, и я наблюдал, как она дружелюбно учила русских актеров пить на брудершафт, по-особому перекрещивая руки. В то время в Театре киноактера мы репетировали рок-оперу «Остров сокровищ», и мой герой исполнял песню «Джина»: «Коснулся теплоход старинного причала. С тюльпанами в руках кого-то ты встречала. Глаза твои как ночь, а брови словно крылья. Любовь пришла ко мне в стране чужой…» И я решил Сильвии Кристель посвятить эту песню. На церемонии закрытия фестиваля все собрались у бассейна. Вокруг него, как в голливудском кино, были накрыты столы.
Все в смокингах, в шикарных платьях. К своему выступлению я подготовился: специально для номера на последние деньги купил костюм, шляпу. А для пущего эффекта решил спеть, поднявшись на прыжковый трамплин высотой пять метров. Вид прекрасный, внизу сидит весь бомонд. Правда, жердочка оказалась очень хлипкой, вибрирующей. Но назвался груздем… Я начал петь. И вдруг на последней фразе — «Джина, я о тебе грущу, любя» — раздался праздничный салют. Этого хватило, чтобы я пошатнулся и, потеряв равновесие, с пяти метров, в костюме и шляпе с дикими воплями рухнул в бассейн. Еще и задом ударился о бортик. На поверхности осталась плавать только шляпа. Люди ждали, когда же всплывет Пятков. Тем временем я, совершенно оглушенный, на дне бассейна боролся за жизнь. Прошло не меньше минуты, пока до присутствующих стало доходить, что я, наверное, уже и не выплыву. Как мне потом рассказывали, первой на правах моей музы и первопричины всего случившегося в бассейн прямо в платье бросилась Сильвия Кристель. А уже за ней посыпались и все остальные в смокингах, в платьях, с вечерними прическами. Кристель спасает меня, остальные спасают Кристель — весь фестиваль оказался в бассейне под грохот салютов. Это была феерия, это был голливудский фильм!
— И чем все закончилось?
— Грандиозным банкетом. Я наконец-то всплыл, воссоединился со своей шляпой и со словами: «Сильвия, я тебя спасу!» — помог Кристель выбраться из воды. Или вот другая история. И шляпа, и песня в ней тоже фигурируют. На один из фестивалей «Меридианы Тихого» во Владивостоке приехали Лайза Миннелли и Юл Бриннер. Фантастическая пара! А я в это время в Театре киноактера играл в спектакле «Бродвей... Бродвей...» — и не кого-нибудь, а самого Фрэнка Синатру. На сцене я исполнял «Снова и снова», «Май вэй», «Нью-Йорк, Нью-Йорк». А эта песня — визитная карточка Миннелли, ее она и исполнила на открытии фестиваля. Вечером, как полагается, был банкет, где собралось все руководство Владивостока, зарубежные гости и отечественные кинематографисты. Меня же так и подмывало спеть для Лайзы, и я решился исполнить «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Как раз меня пригласили на сцену, я начал петь, и вдруг — о чудо! — Миннелли выскакивает на сцену, и вот уже мы поем дуэтом! Это была фантастика!
Мало того, тут и Юл Бриннер нарисовался в своей шляпе, которую никогда не снимал, и стал нам подтанцовывать, имитируя пластику Синатры. Кончилось тем, что Лайзе Миннелли я поцеловал ручку, а Юл Бриннер меня обнял, снял свою шляпу и надел мне на голову! Он долго жал мне руку, что-то говорил, я ничего не понимал, но это мгновение, это счастливое ощущение нереальности всего происходящего передать невозможно. Считаю, что шляпа Юла Бриннера стала лучшим призом за весь фестиваль, хотя мне там и присудили награду как лучшему актеру. В благодарность я написал песню о Владивостоке, которую и спел на закрытии: «По миру мы скитаемся, влюбляемся, встречаемся и снова возвращаемся в родимые края…» И опять мы гуляли на корабле, где подавали трепанги, устрицы, невероятные закуски. Танцы были до восхода солнца. А еще во время фестиваля состоялся дружеский футбольный матч. И вот бегу я в нападение, а все местные девушки на трибунах хором кричат: «Мы должны сказать мячу, Пяткова Сашу я хочу!» Вот такой феерией обернулся для меня фестиваль в Приморье.
— Вам довелось сниматься и петь в совместной российско-итальянской картине «Очи черные» с самим Марчелло Мастроянни!
— Начиналось все так. Прихожу я в Дом кино 3 января, чтобы сыграть Деда Мороза на елке. И вдруг знакомая уборщица мне рассказывает: «А вы знаете, что вчера у нас выступал Марчелло Мастроянни!» Я изумлен: «Марчелло Мастроянни приезжал сюда, в Дом кино?» — «Да, был такой прием!» Я говорю: «Ой, как жалко, что я не знал и пропустил». — «А вы еще можете его увидеть. Сейчас Никита Михалков, Сергей Параджанов и Георгий Данелия будут принимать его в ресторане Дома кино». И я понимаю, что начинается какое-то приключение. Италия, да здравствует Италия! Вбегаю к девчонкам, своим партнершам — Бабе-яге и Снегурочке: «Так, сейчас мы идем поздравлять Марчелло Мастроянни!» Перед этим я нашел Никиту Михалкова и спросил, можно ли поздравить Марчелло с Новым годом. «Да, конечно, — обрадовался он. — Мы не говорим по-итальянски, он не говорит по-русски, а время чем-то заполнять нужно». А меня же дети ждут! Выхожу к ним: «Дедушка Мороз устал, только с дороги, пойду сначала пообедаю». Дети: «Да-да, Дедушка, идите». И Дедушка с Ягой и Снегурочкой пошли в ресторан. Марчелло сидит за столом и совершенно не понимает, что происходит: к нему приближаются Дед Мороз, Снегурочка и какая-то ведьма. Он вскакивает с места, но я ему говорю по-итальянски, что все в порядке. И мы разыгрываем какую-то сцену ругани с Бабой-ягой, а после запеваем «О соле мио».
На ходу я импровизирую и меняю текст на «О соле, Марчелло Мастроянни». Он кричит: «Браво! Брависсимо! Белиссимо!» Благодарит Никиту и чуть не обнимает меня. Потом возникает пауза. Я думаю: а дальше-то что делать? И понимаю, что не взял подарка от Деда Мороза для Марчелло. Растерянно смотрю на Снегурочку и на Бабу-ягу… Хватаю Ягу на руки и протягиваю Мастроянни: «Синьора Баба-яга — гранде презенто». Он отказывается принимать «подарок». В итоге актрису мы уронили. Стали ее поднимать, стукнулись лбами, у него искры из глаз, у меня искры из глаз. Марчелло наливает мне целый стакан «Чинзано», которое я прежде никогда не пробовал, но мечтал попробовать, и мы чокаемся. С песней «О соле мио» Мастроянни покидает зал ресторана под бурю оваций. Эта история мгновенно облетела Москву, в Театре киноактера, в Доме кино только об этом и говорили, даже «Советский экран» написал статью. В результате сценаристы фильма «Очи черные», сниматься в котором и приехал Мастроянни, специально для меня написали сцену — я играю певца, встречающего итальянца в Сысоеве и на итальянском языке поющего: «Я встретил вас».
Съемки проходили в Костроме, нас поселили в гостинице на берегу Волги. Я жил с переводчиком Мастроянни. Однажды поздно вечером сидел в номере и слушал Марио Ланца. И вдруг стук в дверь, появляется Марчелло. Он стал ругаться — мол, ночь на дворе, нельзя шуметь. «Фортиссимо, пьяно, пьяно!» — возмущался Марчелло. И вдруг он понял, что я слушаю Марио Ланца, и присел рядом со мной. Кончилось тем, что мы вместе с Марчелло Мастроянни рыдали над пением Ланца…
— Александр, в этом году вы снова поздравляете детей от лица Деда Мороза, и не где-нибудь, а на главной сцене страны — в Государственном Кремлевском дворце!
— Да, мы сыграем 32 спектакля Светланы Феодуловой «Рождество в Музыколандии», они будут идти до 7 января! А началась для меня эта история с волшебной поездки в Финляндию в 1998 году. На «Мосфильме» я встретил композитора Рябова. Увидев меня, он неожиданно воскликнул: «Это ты!» — «Что я?» — в недоумении спросил я. «Ты поедешь Дедом Морозом в Финляндию! Наш артист загулял. А ты поедешь вместе с министром культуры и его дочкой — она будет Снегурочкой. Финская компания предоставит тебе царский вагон! Выезд через день». Я вспомнил, что меня учили в детстве финскому языку, поскольку отец мой служил на границе с Финляндией, в Сортавале — там я и родился. Попросил, чтобы мне написали поздравление на финском языке. Кроме того, накануне одна девушка подарила мне балалайку и научила играть «Ах, вы сени, мои сени»... На вокзале меня действительно ждал царский вагон — всего на 9 человек. Ночью я судорожно разучивал песню на балалайке и финский текст. В Хельсинки — полный перрон детей встречал русского Деда Мороза. Ко мне с приветственным гиком направляется Санта-Клаус.
Я со Снегурочкой иду ему навстречу, достаю письмо Деда Мороза и читаю поздравление всем странам Скандинавии на чистом финском языке. Санта-Клаус опешил — ответить ему было нечем. Возникла неловкая пауза, я достал балалайку и стал играть «Ах, вы сени, мои сени». И все пустились в пляс — это спасло ситуацию. Потом мы хором спели Happy New Year на английском языке и поехали в город, где участвовали в рождественских торжествах. Следующим пунктом была Лапландия, город Рованиеми, где находится резиденция Санта-Клауса. Меня разместили в шикарном номере, и вскоре мы поехали кататься на оленях, которые бежали по огромному кругу, а вдоль всего пути стояли зрители и приветствовали нас. Потом мы прибыли в прекрасный сказочный дом-дворец Санта-Клауса и под вспышки фотокамер подписали соглашение о дружбе и сотрудничестве навеки. Печать поставила сама Снежная королева. Мне торжественно вручили верительную грамоту и отправили в Москву. Пока ехал домой, появилась идея — а не организовать ли подобную резиденцию Деда Мороза в России?! Даже место подходящее подобрал в Рузе. Вскоре я оказался в мэрии — в новогодней сказке играл Балду. Там я и поделился своими идеями. Но чиновники решили по-своему и воплотили мою идею в Великом Устюге — теперь там официальная резиденция Деда Мороза… Но волей Божьей в последние дни уходящего года мне выпало счастье играть Деда Мороза вместе с потрясающими артистами и музыкантами на сцене Кремлевского дворца.
— А как вы начали петь?
— Когда я был дошкольником, папа с мамой сводили меня на первый советский широкоэкранный фильм «Илья Муромец». И я заявил родителям, что хочу быть таким, как Илья Муромец. Тогда мне было шесть лет, а в 53 года в фильме «За тридевять земель» я сыграл Илью Муромца. В 15 я сказал родителям, что буду народным артистом, в тот же год вышел на сцену Театра Маяковского в массовке, а в 56 лет мне присвоили звание народного артиста России. В 17 лет я заявил маме, что хочу петь на сцене Большого театра. И я спел! В то время я ходил на лекции в Музей Бахрушина и слушал арии Марио Ланца, Ренаты Тибальди, Джильи Беньямино, Марии Каллас и занимался вокалом с педагогом. Мама моя, главврач ветлечебницы, была человеком решительным, я пошел в нее. Она явилась в отдел кадров Большого театра и заявила: «Мой сын хочет у вас петь». Тут выяснилось: чтобы петь на сцене Большого, нужно сперва окончить музыкальную школу, потом музыкальное училище, потом консерваторию, а потом пройти в группу стажеров театра. Дома мне мама все это пересказала. Меня это не остудило. Я попросил: «Мама, пожалуйста, скажи им, что я все равно хочу петь». Она вернулась в театр, и после двух часов беседы в отделе кадров ей сказали: «Мы его возьмем, но монтировщиком декораций». Правда, ради этой работы мне пришлось сходить лично на прием к министру культуры и получить от него письменное разрешение на работу в Большом — мне еще не было 18 лет. И это разрешение я получил, спев министру «Рябинушку».
И началась чудеснейшая жизнь в Большом. Я работал на спектаклях «Война и мир», «Чио-Чио-сан», «Кармен». До и во время спектакля всегда нужно было куда-то бежать, что-то тащить, ставить, приколачивать. А кругом музыка, такие артисты! Я все время засматривался, заслушивался, но быстро получал пинка под зад или подзатыльник и возвращался к работе. Но однажды моя невнимательность привела вот к какой истории. Идет балет «Ромео и Джульетта», где танцует Майя Плисецкая. Все герои и кордебалет в великолепных исторических костюмах проносятся мимо меня. А мне так обидно, что я не участвую во всем этом празднике жизни! И вот, когда закончился первый акт, я вышел на сцену и стал менять декорацию, привычно стучать молотком, как вдруг почувствовал за спиной холодок и услышал шорох. Обернувшись, увидел, что занавес открылся. А я так и стою на сцене в рабочей одежде монтировщика. На меня смотрят две тысячи человек, а я смотрю на них. Естественно, зрители не знали, как реагировать, — может быть, это футуризм такой, новаторское решение спектакля. Тем временем из-за кулис послышались голоса: «Быстро покиньте сцену! Почему вы там находитесь? Уберите со сцены этого кретина!» Я понял, что моя карьера в Большом окончена и терять мне уже нечего.
А поскольку всеми своими мыслями пребывал в полетах и фуэте, я огромными прыжками, пытаясь повторить растяжку балетных, с молотком, победно поднятым над головой, помчался со сцены. Надо заметить, что пластически я был размят хорошо — школьником занимался бальными танцами и вольной борьбой. Мои прыжки привели публику в изумление, разразились бурные овации — дирижер не знал, как ему начать второй акт. За кулисами я тут же услышал: «Все, ты уволен! Негодяй, пиши заявление!» А потом спектакль заканчивается, артисты после поклонов возвращаются со сцены за кулисы, где я, потерянный, все еще стою со своим молотком. Последней возвращается Майя Плисецкая с огромной охапкой роз. Она направляется ко мне, я смотрю на нее, она — на меня. Глаза прекрасные, красивые, удивительные глаза, глубины как у Мадонны, как у Моны Лизы. И она мне говорит: «Молодой человек, как вы талантливы!» — и дарит свои цветы. И я, как идиот, стою с этими розами, с молотком и смотрю в спину удаляющейся Майи Плисецкой. Сзади раздается шипение: «Зачем ты взял у нее цветы? Сейчас же верни!» Я говорю: «Не отдам! Это мои цветы!» Опьяненный комплиментом Майи Плисецкой, я с этим букетом выхожу на сцену. Смотрю на пустой зрительный зал Большого театра, мысленно прощаюсь с ним… И вдруг запеваю арию Ленского: «Паду-у-у ли я, стрелой пронзенный, иль мимо пролетит она…» Вдруг раздались аплодисменты! Хлопали уборщицы, рабочие сцены и прочие работники закулисья...
На следующий день явился писать заявление об уходе. Мне сказали: «Да, вы уволены. Но… приняты». — «Как принят?» — «Вы уволены с должности рабочего сцены. Но приняты в миманс Большого театра». (Миманс — артисты оперного или балетного театра, исполняющие эпизодические роли без слов и участвующие в массовых сценах. — Прим. ред.) Оказалось, похлопотала за меня сама Майя Плисецкая. Как говорится в моем любимом стихотворении Франсуа Вийона: «Я всеми принят, изгнан отовсюду».
— Я знаю, что вы и на сцене Театра сатиры отличились!
— Да, там я тоже поработал статистом. Тогда Валентин Плучек ставил спектакль «Интервенция», в котором были заняты Андрей Миронов, Спартак Мишулин, Роман Ткачук, Рудольф Рунге, Саша Пороховщиков. Спектакль яркий, с песнями, танцами — одесский колорит был передан замечательно. Андрей Миронов играл две роли: Селестена и шансонье Жюльена. И мне очень нравилось, когда в образе шансонье он пел куплеты в одесском казино. Но на один спектакль Миронов пришел простуженный — петь не мог. Тогда Валентин Плучек обратился к труппе: «Кто-нибудь может заменить сегодня Андрея Миронова и спеть куплеты Жюльена?» Все молчат, гробовая тишина. И тут я говорю: «Валентин Николаевич, можно обратиться? Я могу спеть». — «Вы?! А кто вы такой?» — «Я статист». Все: «Ха-ха-ха». Но когда я исполнил куплеты без единой ошибки, мне была оказана высочайшая честь вместо Андрея Миронова исполнить роль шансонье.
— А в кино вам, кроме Никиты Михалкова, кто-то предлагал петь?
— Да, было. Но я пострадал из-за Высоцкого. В фильме Станислава Говорухина «Ветер «Надежды» я играл морячка, и, зная о моих способностях, мне предложили исполнить песню на стихи Гумилева и музыку Мовсесяна «На полярных морях и на южных». Была снята романтичная сцена, когда моряки сидят на баке, восходит солнце и я пою эту песню. Красивейшие кадры получились — практически клип. Но потом в качестве композитора фильма вдруг возникла фигура Владимира Высоцкого. Он сочинил пять песен и сам записал их. И тогда мою сцену просто вырезали. Никто конкуренцию Высоцкому составить не мог. Это было очень обидно и досадно…
— Вы задумывались о карьере эстрадного артиста?
— Многие популярные композиторы-песенники предлагали мне свои песни, но как-то я относился к этому несерьезно. А когда понял, что мог бы добиться в этом успехов, — уже было поздно… Помню, отмечалось 55-летие Евгения Семеновича Матвеева, я для капустника написал десять поздравительных куплетов на музыку песни «Стенька Разин». Были там и такие слова: «И мощную натуру подарил нам в образа`х». Меня по этому поводу вызвали в Госкино: «Что это за образа` такие? На что вы намекаете?» — «Как на что? На образ, который создает артист». Пожурили меня и отпустили. Зато когда я спел это на сцене Дома кино на юбилее режиссера, в зале — буря оваций. После концерта подошел Матвеев: «Слушай, это был мой юбилей или твой?» Подошли и наши прославленные композиторы Евгений Птичкин, Евгений Мартынов (три Евгения!) — предлагали работать с ними, записать их песни. Но как-то не до того было.
Однажды выхожу из Театра киноактера после спектакля «Ссуда на брак» и встречаю поэта-песенника Анатолия Поперечного. Он был на спектакле и слышал, как я пел «Тарантеллу» Россини. Анатолий Григорьевич сказал: «Саша, у вас прекрасный голос. Я сейчас написал песню «Серая лошадка», приезжайте ко мне — будете ее петь». А я благополучно потерял его телефон — так и не поехал. Так же в свое время я не поехал и к Алле Баяновой, которая предлагала мне у нее заниматься. То есть в жизни очень много было пропущено поворотных сюжетных моментов, которые могли позволить мне выйти на большую сцену. А «Серая лошадка» Поперечного стала шлягером — это была самая любимая песня моей мамы. «Серая лошадка в чистом поле скачет. Вечно мать украдкой по сыночку плачет…» Когда я отправлялся в Америку, мама мне сказала: «Обязательно пой там эту песню». И я пел. В Сан-Франциско после выступления ко мне подошел человек из зала и подарил гитару «Юма» — просто за песню «Серая лошадка»…
— Возвращаясь к юбилею Евгения Матвеева… Вы ведь потом снимались у него в «Бешеных деньгах».
— Да, после выступления на юбилее он меня запомнил. И я как будто чувствовал, что мы будем с ним работать. Однажды летел на самолете, а стюардесса была очень похожа на актрису Елену Соловей. И я ей об этом не преминул сказать. Мы разговорились. В какой-то момент я возьми да и ляпни: «А вы знаете, что я буду сниматься в новом фильме вместе с Еленой Соловей?» Сказал ради красного словца. Но через две недели раздается звонок с «Мосфильма», из группы «Бешеные деньги». Меня вызывают к Евгению Матвееву на встречу. И он мне предлагает роль Андрея, а на одну из главных ролей в этой картине утверждена Соловей! «Я сейчас с этой роли снял одного артиста, — сказал Матвеев. — И отдаю ее тебе». А я мысленно сползал по стене… Каким образом можно было предсказать свое назначение на роль?
Жизнь — лучший сценарист! Одно дело — кино, другое — театр, но жизнь еще сложнее и удивительнее. Она пишет свой сценарий, и надо быть благодарным судьбе и Богу за возможность участвовать в нем. Мне была подарена прекрасная жизнь: столько удивительных встреч, столько сыграно ролей. И милостью Божьей я до сих пор нахожусь на этой чудесной земле. А раз меня оставили здесь — значит, не все еще сказано, песенка моя еще не спета.
