«Восемь минут летел луч от солнца, попал на часы, осветил циферблат. Я открыла глаза: 6. 45 утра. Через десять минут спустилась на кухню. Прошла мимо бумажных мешков, прислоненных к стене. Связка тусклых коричневых реек вытянулась вдоль коридора. Я вошла в комнату. Деревянная кухонная стенка с плитой, вытяжкой. Открыла дверцу. Из блестящей банки насыпала бархатного порошка в турку. Плеснула воды. Поставила на газ. Теперь — не забыть. Казалось, забыть нельзя. Но опыт много раз доказывал: можно. Стоит отойти, отвлечься на что-то другое — и вот характерный звук, запах гари бьет в ноздри. И оттирай потом плиту. Но не в этот раз. Я буду внимательна. Главное, не отходить от плиты. Черная смесь в турке неподвижна. Я смотрю, слежу. Напала задумчивость. Вдруг поняла, я немного не здесь. Заснула? Я встрепенулась, бросила взгляд на турку. Ничего. Поверхность ровная. О чем же я думала? Отправилась на поиски мыслей, и опять — я где-то глубоко, далеко, но при этом глаза видят турку, ум наблюдает, бдит. Вода застыла. Что ж так долго сегодня? Может, огонь не горит?
Нет, горит. Наверное, вода была слишком холодная. Есть не хотелось, но, может, кусочек сыру? Холодильник в двух шагах, успею. И я двигаюсь к холодильнику. Открываю. Несколько бессмысленно взираю на светлую белую панораму. Штопором в ухо — шипение, я прыгаю назад, поднимаю посудину, пузыри коричневой пены сбегают вниз. Ну вот — как всегда... Вдруг я вернулась, вижу турку, черное зеркало жидкости. Все на месте. Я стою у плиты. Боже! Я просто вырубилась, заснула с открытыми глазами. Ничего себе. Нет, так нельзя, что это со мной сегодня? Вот я вижу, жидкость вскипает, я начеку, при появлении пены тут же снимаю с огня. Вот так. Ну что, день удался? Я перелила кофе в чашку, достала из холодильника сыру. И потом неразгаданная тайна первого глотка, первой чашки кофе. Через два часа была на работе. Вошел человек, немолодой, с острым носом, но двойным подбородком, одновременно похож на Вицина и Моргунова. Промокает платком вспотевший лоб. Боится. Я улыбнулась. Вспомнила, как коллега рассказывал историю... Приходит, мол, больной, трясется от страха. «Что такое?» — «Да ведь зубы-то слишком близко к голове расположены». — «Не волнуйтесь, — говорит коллега, — голова к этому не имеет никакого отношения». Пациент тут же успокоился. Коллега мне подмигнул: «Так что видишь, народ не в курсе, где начинается голова...»
«Все будет хорошо, — сказала я пациенту, — ложитесь в кресло...»
В десять позвонил отец: «У нас тут проблема. Не можем душевую кабину установить. Нет стыка. Дело встало. Надо съездить на рынок, купить. Ты когда будешь?» — «В час». — «Точно?» — «Точно». — «Смотри, не подведи. Тут рабочие простаивают. Так что ждем». — «Хорошо». По плану у меня был еще один пациент. Успею. Но случай оказался непростой. Я задержалась. Выбежала только в полпервого. Ясное дело — не успею. Приехала в два часа. Ворота были открыты, я заехала. Вылезла из машины. Появился отец. Он был взбешен. Сразу начал кричать: «Где ты шляешься? Мы же договорились! Ни о чем тебя нельзя попросить. Ты понимаешь, что все стоит и все тебя вынуждены ждать?! Ну почему ты так безответственна? Все у тебя черт знает как!» Его колотило от возмущения. Во мне все сжалось. Как в детстве, когда он повышал голос. Я до сих пор этого боялась, необъяснимо почему. У меня начиналась внутренняя дрожь. Я была виновата и чувствовала это, и не могла отвечать. Было ощущение, что пропал голос. «Ну давай, не тяни резину, шевелись, поехали», — теребил отец. Я пошла к другой машине, старому разъездному джипу. «Куда ты? На этой поехали. Нет же времени». Но я упорно пошла к другой машине, выгнала ее из гаража, остановилась перед отцом, он сел, мы поехали.
Через пять минут подкатили к главной дороге. Поток машин был густой. Я остановилась, ожидая момента. Глянула влево. Я физически ощущала, как отец кипел, презрительно видя мою неспособность сразу выехать на трассу. Наконец, газанув, я вписалась в поток. Я молчала, неприятно болело в груди, сердце стучало. Через пять минут впереди я увидела темную движущуюся массу. Мы быстро нагоняли ее. Это оказался груженый «КамАЗ». Встречная полоса была свободна. Можно обгонять. Я взяла влево. Ситуация была довольно простая, я приняла решение — обогнать, автоматически опустила ручку поворотника вниз. То, что я видела, действительно соответствовало реальности. Но я была в другом измерении. Обида жгла диафрагму, в голове все текло замедленно, я видела картинку грузовика, его огромные вращающиеся колеса, слышала рев мотора. Мнилось, эта картинка была пленкой, за которой ничего не было, возьми и проткни в ней дырку, в другой части головы мысли гонялись за оправданиями, находили их, но я не хотела их предъявлять. Еще одна часть меня наблюдала моргающий желтый левый поворотник «КамАЗа». Прозрачный голос как будто произнес: «У грузовика горит левый поворот». Но я ничего этого не восприняла, у меня было ощущение полной непричастности к происходящему.
Вдруг я влетела в реальность, в ее начинающийся ужас. «КамАЗ» завернул влево, и его ребристый кузов грубо заслонил небо. Нога нашла тормоз, руки стали выворачивать руль. Прежде чем мы столкнулись, я уже чувствовала, что «КамАЗ» где-то совсем рядом. Глухой, длинный скрежет справа, я двигаюсь дальше, ухожу в кювет. Тишина. Гляжу на отца. Он сидит бледный, испуганный, втянул голову в плечи. Правый бок машины был изуродован, но отец жив, не ушибся. Какое счастье!»
На правой руке к линии жизни стоит крестообразная фигура. Нарушение безопасности группы С (рис. 4, крестик — красный, линия жизни — зеленый). Крестик «приводит» к аварийным ситуациям. В нашем случае нет нарушений группы А. Нарушения группы В (есть микроразрывы линии жизни — об этом в следующем материале) не принципиальны без группы А, поэтому аварийность не угрожает жизни. Крестик можно лечить — заботой о раненых.
