«Основное для меня: пережить войну и дожить до продолжительного мирного периода без лишений и потерь физических и материальных», — пишет Мур в дневнике. Он не идет за хлебными карточками, чтобы о нем «не вспомнили». Возможно, чтобы затеряться, он и принимает в итоге решение ехать в Ташкент. И целый месяц будет жить в составе, ползущем на юг. В Ташкенте он встретит еще меньше заботы и сочувствия со стороны писательской братии, чем в Чистополе. «Марина умерла бы вторично, если бы увидела сейчас Мура. Желтый, худой...» — отмечала Анна Ахматова, которая и сама голодала. Правда, поклонники приносили ей то еду, то дрова, то лекарства. А Муру никто ничего не приносил. Поэтому он украл и продал вещи квартирной хозяйки, из-за чего вышла «история». В обмен на то, что соседка согласилась не заводить на него уголовное дело, он пообещал ей 3 тысячи рублей. Деньги собирал Муля Гуревич, муж Али... Но высокие покровители все-таки нашлись. В богатой семье «красного графа» Алексея Толстого Мура приглашали на обеды. Он обожал разговаривать с красивой супругой писателя Людмилой Толстой. Именно она летом 1943 года выхлопотала для мальчика пропуск в Москву, чтобы он мог вернуться. Поток москвичей спешил обратно в столицу.
Вернувшись домой, Мур застал Москву прежней, той, которую он любил. Зеленой, беззаботной, уже как будто немножко послевоенной. Хотелось верить, что война скоро закончится, хотелось думать о будущем. Мур поселился у тетки в Мерзляковском переулке, встал на воинский учет в Краснопресненском райвоенкомате. Его мобилизовали в промышленность. Работал комендантом общежития, писарем, но нигде не прижился. Ему было трудно освоить профессию писаря, а вот поступить в Литературный институт оказалось легко... «Вероятно, моей основной профессией будет профессия переводчика, — рассуждает он. — Я это дело люблю и уважаю, оно меня будет кормить». Первого февраля 1944 года Муру исполнилось 19 лет.
Исследователи Цветаевой полагают, что неслучайно достигший призывного возраста Георгий так долго не отправлялся на фронт, хотя стоял на учете в военкомате. Вероятно, через какие-то писательские связи ему удавалось избежать призыва и числиться в резерве, он несколько раз получал отсрочку. Только в конце февраля 1944 года его призвали. И опять, когда приходится делать то, против чего он восставал, сначала реакция — протест. Его направили в 84-й запасной полк, расквартированный в подмосковном Алабине. Оттуда он забрасывает письмами всех, кого знает. «99% «товарищей» по армии — выпущенные уголовники. Мат, воровство страшное, люди абсолютно опустились, голодают все, всё ношу с собой — иначе украдут.
