Я уже договорился в Буффало, вот бумаги, — и две дюжие ручищи сунули под нос Маккартни документы.
Черт знает, как Харви тогда окрутил Пола. То ли тот был сентиментален, то ли почувствовал нечто такое в просителе, что счел за лучшее уступить. Про себя-то Харви знал: он возьмет Пола если не этим приемом, так другим — одним словом, просто не уйдет без согласия на концерт. Это теперь они с Маккартни друзья, и пару лет назад на одной из вечеринок сам Пол рассказывал об этом случае изумленной Джорджине: «Я вдруг почувствовал себя прямо-таки в пасти льва и не мог позволить ему сомкнуть челюсти». Джо с тех пор зовет его Львом — это домашнее прозвище Харви.
На том давнем концерте Маккартни в первом ряду сидел их отец Макс Вайнштейн. Впервые в жизни Харви видел своего вечно озабоченного, понурого родителя в таком возбуждении: тот подпевал в голос, подпрыгивал на стуле, закрыв глаза, раскачивался в такт музыке, а когда все закончилось, чуть не задушил сына в объятиях. Кто же знал, что Макс Вайнштейн всегда мечтал заниматься музыкой, ненавидел алмазы и просто принес себя в жертву семейному долгу?
— Делай только то, к чему лежит душа, Харви, не разменивайся по мелочам, я уже говорил тебе! — повторил Макс.
Как несправедливо, что отец умер от сердечного приступа, когда Харви было всего 24, и не успел увидеть, что сыновья выполнили его завет на все сто.
Про себя Харви давно твердо решил, что будет заниматься только кино, а не музыкой, — душа у него лежит прежде всего к кино. Какая-то добрая фея сунула ему в дар в колыбель это удивительное чутье, помогавшее безошибочно оценивать фильм уже по первым кадрам. Но на сотни километров вокруг не было ни одного киношника, по крайней мере Харви никого не знал. Каким-то образом однажды он раздобыл заветный телефончик самого Джулиана Шлоссберга. Если уж быть до конца откровенным, он поначалу понятия не имел, кто это такой. Знакомый знакомого Харви просветил, что это вице-президент самой могущественной голливудской студии Paramount Pictures, который отвечает за восточное отделение киноиндустрии и живет в Нью-Йорке. Харви, не долго думая, набрал его номер: — Вы должны взять меня ассистентом, потому что вам нужен именно такой человек, как я.
Мне известно, что ваши дела сейчас не блестящи, а я смогу вам помочь!
— Да кто вы такой, молодой человек? Чем занимались? Пришлите мне свое резюме!
Резюме Харви состряпал в десять минут, наврав там абсолютно все — с первой до последней буквы. Он написал, между прочим, что работал ассистентом у Трюффо и Годара. Шлоссберг, естественно, в две секунды раскусил хвастуна, но Джулиана сразила свобода, с которой наглец ориентировался в том, что называется «независимым кино». Период конца 60-х — середины 70-х годов был последним золотым времечком в Голливуде. Харви просто повезло: зубры типа Paramount вовсю интересовались тогда новыми, рискованными, независимыми кинопроектами.
Однако напрасно Харви надеялся, что ему тут же доверят снимать или патронировать кинопроцесс. У Шлоссберга он стал мальчиком на побегушках, и Харви на своих двоих носился на почту, часами висел на телефоне, обеспечивая встречи и контакты босса, научился варить отличный кофе и, принося его на какое-нибудь совещание Шлоссберга, не спешил убраться восвояси, а застывал на месте, развесив уши, пока его не выгоняли. Вся его учеба свелась к короткому курсу лекций по кинобизнесу, организованному тем же Шлоссбергом в муниципалитете. Впрочем, Харви не сомневался, что и так знает все о независимом кино. Он покинул Шлоссберга, твердо усвоив две прописные истины: кино делают секс и скандал, все остальное — детали.
Две тесные комнатенки, снятые на углу Западной 56-й улицы и Бродвея в Нью-Йорке, теперь именовались офисом братьев Вайнштейн, а сами они — совладельцами компании Miramax Films, название которой получилось из сложения имен родителей — Мира и Макс. Средства наскребли, продав свою долю в фирме, организующей рок-концерты. Поначалу, разумеется, братья намеревались снимать сами. Дурацкая лента Playing for keeps o подростках оказалась дерьмовой, лучше никогда о ней и не вспоминать. Зато благодаря этому опыту Боб навсегда выкинул из головы бредятину, что он — сценарист, а Харви — великий режиссер. И братья стали покупать на фестивалях понравившееся обоим кино, особенно зарубежное, и вкладывать деньги в его раскрутку. Их первое путешествие на Каннский фестиваль в 1980 году забыть трудно. Харви думал, что таких, как они, потенциальных покупателей, там ждут с распростертыми объятиями, но Вайнштейны не смогли даже снять приличный номер в отеле!
