Ох уж этот язычок Джо!
— А ты где, у себя в офисе? — полюбопытствовала Джорджина.
— Где же еще! — усмехнулся Харви. — Работаю!
Все считают, что больше в этой жизни он ничего делать не может, только пахать. А Харви сейчас вовсе не в офисе, он обманул Джо и отправился в Коннектикут в свой загородный дом, где поплавал в бассейне, а теперь вот сидит, завернувшись в махровый халат, и смотрит в небо. Слава богу, там, кроме облаков, больше ничего нет. Иногда, правда, в голову назойливо лезут воспоминания...
…Невзрачное здание жалкого кинотеатрика Mairfair на окраине нью- йоркского Куинса, с которого все, собственно, началось.
Здесь они с братом подростками впервые увидели картину Трюффо «Четыреста ударов», и Харви был сражен: он думал до этого, что кино — это всегда галиматья про Геркулеса или Джеймса Бонда, а тут такое! В субботу он притащил с собой в кино еще шестерых приятелей, но все до одного смылись во время сеанса, последний, протискиваясь в темноте мимо Харви, отдавил ему ногу и прошипел: «Ну и идиот же ты, Харви! Столько времени зря потерять!» Дураки, они ничего не поняли, что с них возьмешь, пускай смотрят свои гребаные боевики! По субботам в кинотеатрике крутили иностранные картины — Висконти, Феллини, Годара, и Харви просто балдел от этих невероятных фильмов, может, он и не понимал их до конца, но чувствовал: это супер, без поддавков!
«Кто привил вам столь изысканный вкус к кино?»
Десятилетиями журналюги доставали его этим вопросом. Никто ничего ему не прививал, он родился с этим вкусом и привил его младшему брату, заставляя засранца смотреть фильмы до конца под угрозой «сьездить по уху». Боб опасался бешеного темперамента Харви и приноровился мирно засыпать на скучных сеансах. Противоречить старшему Боб не смел, потому что в семье знали — Харви характером в деда по матери: если что не по нему — сразу в драку. Его уважала даже отпетая шпана из соседних кварталов.
Мириам Вайнштейн с утра до вечера стряпала у плиты, натирала полы и торговалась в дешевых лавках, чтобы трое ее мужчин были кое-как обихожены. Их отец Макс всю жизнь резал алмазы в ювелирной лавке на 48- й улице и никогда не отказывал сыновьям в деньгах на кино — выворачивал карманы и отдавал последнюю заначку, припасенную на дешевые сигареты.
Мать поступала точно так же. Теперь Харви понимает, какое это проклятие — вырасти в дружной еврейской семье, где ради тебя готовы звезду с неба достать, когда со словом «нет» у тебя просто отсутствует контакт на уровне физиологии. Родители слова против не промолвили, узнав, что Харви бросил университет в Буффало — туда семейство переехало, когда отец оставил работу; вслед за старшим ушел со второго курса и Боб. «Вы должны найти себя в жизни», — только и сказал им Макс, и Харви до сих пор благодарен отцу за это. «Искать себя» Харви начал с музыки, второй своей страсти после кино. Он вместе с приятелями организовал маленькую фирму, устраивающую в Буффало рок- концерты.
Боб, естественно, хвостом потянулся за старшим братом.
Вырывать зубами и когтями то, что ему нужно, Харви никто не учил, он родился с этим полезным навыком. Они с Бобби любят вспоминать, как Харви явился в 1975 году в Нью-Йорк, чтобы пригласить самого Маккартни выступить у них в Буффало. Могучий молодой человек в лопающихся на заднице джинсах и с львиной гривой преградил Полу Маккартни путь в лобби отеля, где тот остановился.
— На два слова, — очень убедительно пробасил он. — Вот письмо моей сестры, она умирает от рака, ее единственная мечта — услышать Маккартни...
Пол опешил от такого начала. Здоровяк стоял перед ним и гипнотизировал то ли умоляющим, то ли угрожающим взглядом.
— Вы не можете отказать.
