Фрунзик Мкртчян везде совал свой нос — он был главным героем его анекдотов. И комплекс по поводу внешности здесь ни при чем. Просто ему казалось, что шутка над собой устраняет боль. В этом и была трагедия смешного человека: Фрунзик таким образом пытался лечить себя от болезни любимой жены. И тут, к сожалению, судьба оставила его с носом...
Фрунзик снимался в Индии у Раджа Капура. Вечером вышел в город. Дорогу ему преградила повозка, в которую был «запряжен» маленький рикша.
Мкртчян сел на место пассажира, ребенок тронулся на полусогнутых. Через пять метров Фрунзик взбунтовался: «Эй, малчик, тпру!» Водрузил рикшу на свое место, а сам взял в руки оглобли… Индусы расступались в смятении — по центру города бежал хорошо одетый господин с воплями: «Иго-го!», а в тележке позади него хохотал пацан из бедного квартала, выкрикивая по слогам заученное: «Но! Ко-бы-ла!» Получив «за проезд» горсть монет, маленький рикша захлюпал носом...
Рядом с тобой, Фрунзе, люди часто то улыбались, то плакали…
Откуда взялась эта привычка — смеяться сквозь слезы? Фрунзик считал, что только так и можно примириться с превратностями судьбы, — изменив к ним отношение. Поэтому он не терпел, если кому-то рядом плохо.
Мог у любого прохожего спросить: «Чего такой грустный?» И человек открывал ему душу.
А тот индийский мальчишка… Да Фрунзик сам когда-то был таким же голодранцем! И никогда не забывал этого: ни за границей, ни на высоком приеме в Кремле.
Фрунзик любил вспоминать свое детство. Соседские дети рассаживались на ступеньках родного дома в Ленинакане и ждали: сейчас начнется... Десятилетний артист разыгрывал на площадке второго этажа целый спектакль в лицах — пародировал знакомых. Например, один сосед все время чихал и тут же сам себе желал: «Будь здоров, дорогой, живи до ста лет!» А когда Фрунзик это изобразил, тот удивился: «Не замечал за собой такой привычки!» Финал представления всегда был одинаковый: занавес-одеяло на бельевой веревке задвигался, открывалась дверь квартиры, и две волосатые руки хватали маленького актера.
Было слышно, как отец Мушег отчитывал его в прихожей:
— Опять кривляешься? Кто тебя этому научил?
Не хотел он, чтобы Фрунзе становился актером. Считал — не мужское это дело. «Ни себя, ни семью не прокормишь!» — повторял Мушег. Семья Мкртчян жила в трехэтажном домике с коммуналками на несколько семей, и отец мечтал, чтобы его дети когда-нибудь выбрались из трущоб. По его мнению, больше шансов на это сыну даст профессия художника. А Фрунзик прекрасно рисовал, выпячивая на холсте самые смешные людские черточки. Отец заставлял его упражняться в рисовании каждый день.
Родителям Фрунзика было трудно понять, почему их сын не такой, как все.
Они-то обычные рабочие. Его отец трудился на текстильном комбинате, мать была посудомойкой. Судьба свела их в юности на улицах Ленинакана, хотя оба выросли в одном детском доме. Всех его воспитанников связывала общая трагедия: дети остались сиротами после нашествия турок в начале прошлого века, когда в результате кровавой резни погибло 1,5 миллиона армян. Фрунзик так и не узнал, где похоронены его бабушка с дедушкой. А что может быть страшнее для человека, чем лишиться памяти предков? Только потерять уважение родного отца!
Фрунзик переживал, что Мушег с самого начала не видел в нем актера. Но сам без лицедейства не мог. Как только при комбинате открылся драмкружок, он туда записался.
Настоящий театр, не игрушка! И как-то его отец, который, кстати, был не дурак выпить и побушевать, оказался среди зрителей. А вечером после спектакля подошел к кровати сына и лег у него в ногах — да так и проспал до утра. Для Фрунзика Мкртчяна это было главным признанием его таланта.
— Ты хорошо играл… Без хлеба не останешься. Но рисовать все равно не бросай, — сказал тогда отец.
Только Фрунзик обрадовался, что отношения с отцом устаканились, как тот не вернулся к ужину... Арестовали его на выходе с завода: ноги Мушега под штанами были обмотаны свежепроизведенной тканью. Какая грустная ирония: он всего лишь пытался прокормить своих детей! С завода в то голодное время все что-то тащили…
