Мы прожили вместе около года, но она опять меня достала. И я во второй раз сказал: «Все, больше не могу!» Что-то мне во всем этом не нравилось. Я художник, эстет, и мне было тяжело, когда рядом со мной по утрам лежало маленькое толстое тело… К тому же она была совершенно ненасытна и отнимала чересчур много энергии, которая была нужна мне для творчества. Расстались мы друзьями, а потом я узнал, что та страшная авария случилась по ее вине: то ли она, то ли ее мать наложили на меня смертельное заклятие.
— Как же вы об этом узнали?
— Долго, в течение многих лет, я не понимал, что со мной происходит: то и дело наваливались депрессии, возникали какие-то странные, болезненные явления, пропадал голос. Преследовало постоянное томление души, я не мог заниматься живописью: вроде бы и работал, но настоящее творчество от меня ускользало.
В то время ко мне то и дело наведывались экстрасенсы — причем они возникали сами по себе, без чьих-то рекомендаций.
Звонили на работу, представлялись и говорили: «Вячеслав Михайлович, знаю, у вас серьезные проблемы. Кажется, я смогу помочь». Меня лечили от сглаза, от черных наваждений, кто-то прямо при мне записывал тексты, которые приходили к ним из Космоса, от Христа. Была, например, среди них женщина, определявшая, над чем мне сейчас надо работать. Другая жгла над головой спички и бросала их в воду. Спички по идее должны плавать на поверхности воды, но вдруг они стали дыбом, а потом утонули — все девятнадцать штук. Выглядело это жутко и противоречило всем законам физики.
Одна созвонилась со мной, договорилась о встрече, но сатана ее не пускал, метро все время останавливалось. Она с трудом добралась до меня через три часа, хотя жила совсем рядом.
Я тогда жил на Арбате и спал в коридоре, экстрасенс увидела это и говорит: «Тут раньше были захоронения, а теперь энергетическая яма. Это не место для сна, найди другое…»
— А почему вы спали в коридоре?
— Так было удобнее. У меня за туалетом имелся маленький уютный закуточек. Сейчас там моя внучка Маруська спит. Узнав об этом, я страшно перепугался: «Ты что, обалдела? Там спать нельзя!»
В конце концов ко мне пришла совсем молодая девушка, дочь черной колдуньи и подруга моего сына.
Попросила кофе, вылила его на блюдце, потом поднесла руку к моему лбу, сжала ее в кулак, что-то вытянула из моей головы и выкинула это в форточку. «На вас, — сказала, — наложили страшный могильный наговор. Вот почему ощущали такую тяжесть на душе». Вскоре у моей бывшей гражданской жены умерла мать… В течение нескольких дней после того, как девочка сняла с меня заклятие, большая, полная женщина превратилась в щепку и умерла. После этого из моей жизни исчезли все экстрасенсы: видимо, их притягивало то, что теперь ушло.
До этого я не понимал, что со мной происходит. Несколько лет маялся и не находил причины этой беды. В 1978 году скончалась мама, и я почувствовал, что все вокруг меня совершенно бессмысленно.
Тогда я оставил кресло руководителя Общесоюзного дома моделей на Кузнецком Мосту — а это была очень большая должность, я считался главным модельером страны! — и переключился на театр и эстраду. «Ромэн», Театры сатиры, им. Вахтангова, «Современник», МХАТ… Я одевал Ширвиндта, Миронова, Веру Васильеву, работал с Ульяновым, Волчек, Нееловой, Ангелиной Степановой, Бабановой. Раньше я не знал, как вести себя с актерами, боялся их, стеснялся, думал, что они — небожители, а оказалось — нормальные, простые, очень милые люди. Однажды я делал Вере Васильевой платье маркизы с глубоким декольте к «Женитьбе Фигаро». «Простите, — говорю, — но мне придется прикоснуться к вашей груди…» — «Прикасайтесь, пожалуйста. Я даже получу от этого удовольствие».
В современниковском «Лоренцаччо» я впервые выступил как художник-сценограф. Двое суток расписывал сцену огромными фресками: 7 метров в высоту и 3 — в ширину. К пяти утра решил передохнуть и спустился со сцены в зал. Вдруг вижу: лица на фресках начинают оживать. Все, думаю, привет! Начались глюки, крыша поехала… Ужасное было состояние. Мои работы как будто говорили: «Мы готовы здесь остаться, не надо нас стирать...»
А в 1979 году меня вызвал к себе завотделом пропаганды ЦК КПСС Евгений Тяжельников и сказал: «Нам хотелось бы, чтобы вы занялись оформлением Олимпиады-80» (мое имя в ту пору уже было очень громким). Я объяснил, что ушел из моды. Тогда Тяжельников сказал, что со мной хочет увидеться министр бытового обслуживания. Я к нему зашел: дивный русский мужик, классный дядька. Иван Григорьевич Дуденков сделал мне предложение, от которого невозможно было отказаться: «Ко Дню города я строю большой Дом быта.
