Весь состав филармонии вместе с невестой собрался в назначенное время у загса. Стоим ждем. А жениха все нет и нет. Дома стол накрыт, гостей ждут, невеста у загса тоскует, а жених... пропал! Я начинаю нервничать: все пары под марш Мендельсона идут мимо нас расписываться, наше время уже прошло, а вдруг нас не пустят?!
Стою вся красная, губы от обиды трясутся, а заплакать боюсь — тушь потечет. Наш трубач тихо шепнул мне на ухо: «Все будет хорошо. Я сейчас ему позвоню». И пулей в филармонию — звонить Петровичу. «Лена, — прибегает, запыхавшись. — Сейчас придет! Он забыл!» У меня слезы так и брызнули.
Петрович прилетел в своем вечном свитере с крестами и старых вельветовых штанах.
Эти штаны ему друг перелицевал, чтобы не было видно, как протерлись на коленках. «Ты что?! — накинулась я на жениха с кулаками. — Мы свою очередь пропустили». А он в ответ улыбается: «Я думал, ты тогда пошутила с заявлением…» Вот так и поженились…
Когда пришло время рожать, отец строго постучал пальцем по столу: «Чтобы пацана родила! А то выгоню из дому!» В больницу я заявилась с хвостиками, подвязанными бантами. Ручки-ножки тоненькие, как у паучка, один живот торчит. Сестрички всплеснули руками: «Господи, уже школьницы рожают!» А мне ведь двадцать один год был!
— Где вы поселились?
— Семья Петровича жила в доме барачного типа с общим коридором и одним туалетом на всех.
Так что я привела мужа к себе. Он стал восьмым человеком в нашей семье, а маленький Вова, когда родился, девятым. Как все умещались в малогабаритной двухкомнатной хрущевке, не представляю! В одной комнате — брат с женой и дочкой, в проходной — сестра и родители, в бывшей кладовке — мы с Петровичем.
Нам, молодоженам, достались «хоромы» — каморка без окон. Там мама на полках хранила компоты и варенье, на крючках висели старые пальто, в углу стоял сундучок. В нашу «спальню» еле вместилась узенькая кровать с продавленной панцирной сеткой. Петрович в это время служил в армии. Правда, из Дома офицеров, где он проходил службу, его отпускали домой ночевать. Он снимал сапоги и ставил у кровати. Я, беременная, лежала с краю и вдыхала ядреный запах «кирзачей».
Выкину их в прихожую, просыпаюсь — они снова перед моим носом стоят. Мама стучит в дверь: «Вы там еще не задохнулись?» А потом тихонько советует: «Ты мужу-то скажи, чтобы портянки в прихожей оставлял». Петрович был на редкость удобный зять: не видно его и не слышно. Тихонько поест на кухне, пройдет к себе в каморочку — и нет его! Только сапоги торчат!
Когда родился Вова, спать ребенку оказалось негде. Слава богу, друзья подарили нам коляску и металлическую ванночку. В этой ванночке Вова и спал.
— Владимир Петрович дружил с тестем?
— Они с отцом были чем-то похожи. Оба молчуны, могли вместе два часа смотреть телевизор, ни слова не обронив, а потом разойтись по комнатам.
Папа рано вставал на службу, он работал на телефонной станции. Наверное, поэтому разговаривал дома громко. Мама постоянно его обрывала: «Что ты орешь?» Когда в доме все засыпали, просыпался маленький Вова и начинал улюлюкать. Причем громко, высоким фальцетом. С тех пор сын так и остался «ночным», засыпает под утро. Помню, всю ночь трясу его кроватку, совершенно разболтавшуюся от постоянной качки, колеса из пазов даже выскочили, а он глаза откроет и смеется...
— Почему сына тоже решили назвать Владимиром?
— Так захотел Петрович. А что? Красиво! Владимир Владимирович. Кстати, Вовка, когда родился, был вылитый Петрович. А теперь мне говорят: «Вовка — вылитый ты! Такой же бешеный».
Я его постоянно останавливала: «Вова, спокуха!», а теперь он меня «гасит»: «Мама, спокойнее!» Странно, но со временем Вовка опять становится похож на отца...
Я очень быстро вышла на работу и стала с Петровичем ездить на гастроли. Маме моей, конечно, доставалось. Мало того, что нас троих вырастила, так мы с братом и сестрой ей еще и внуков подкинули. Две девки и младшенький — Вовка. Он был очень шустрый. «Так! Кто это сделал?» — строго спрашивала мама. Сестры тут же молча пальцами указывали на Вову. Бабушка полотенцем Вовку по заднице лупит, а тот молчит. Терпит. Он ее очень любил. Как-то на мамин юбилей я привезла в Свердловск кассету: Вова бабушке песню посвятил. Мама послушала ее и расплакалась: «А ведь ему, — говорит, — больше всех доставалось…» — У Володи-младшего с детства проявлялась «фамильная склонность» к музыке?
— Петрович всегда хотел, чтобы сын пошел по его стопам.
