А бабушка вспоминала, что свекровь до конца жизни относилась к ней неодобрительно.
На деде Мише лежало клеймо «лишенца»: как сын священника он был ограничен в правах, с трудом находил работу. Семья часто переезжала, причем иногда «в двадцать четыре часа», пока наконец не осела в Самаре, тогда Куйбышеве. Я проводила у них новогодние праздники. Личностью дедушка был уникальной. Самоучка и истинный интеллигент, он играл на скрипке и пианино, собрал прекрасную библиотеку. Под конец жизни написал книгу в четырех экземплярах — по числу детей — «Исповедь пасынка века», где рассказал историю рода и все перипетии, через которые пришлось пройти. В доме царил его культ: вынужденно безработный, дед много возился с детьми. У бабушки на них не было времени, приходилось кормить семью.
Мы сблизились, только когда она уже доживала свои годы у старшей дочери Раисы в Саратове. Как будто заново познакомились. Я поняла, насколько они с дедом любили друг друга. В восемьдесят восемь лет бабушке приснился сон: «Солнышко светит, вокруг хорошо, тепло. Я на ослике еду и точно знаю, что в рай. А ведет его под уздцы мой Мишенька». И это спустя десятилетия после смерти мужа.
Маминых родственников всегда отличала сдержанность и основательность. Когда узнали, что их Оленька выходит замуж за режиссера из Одессы, конечно, смутились: человек совсем из другого мира, он казался им чересчур легкомысленным. Мама признавалась, что до того как поступила в ГИТИС, даже слова такого — «еврей» — ни разу не слышала.
Одесситы вообще народ колоритный, а папина семья особенно, достаточно сказать, что бабушка преподавала марксизм-ленинизм артистам цирка. Полина и ее муж Захар тоже не были в восторге от выбора сына, их настораживала мамина профессия. Боялись: раз артистка — станет гулять от мужа. Когда родилась я, они приехали знакомиться с единственной внучкой.
— Какая-то она подозрительно курносая, — громко шептал дед.
— Успокойся, Захар. Этот младенец — вылитый наш Мишка, — постановила бабушка.
Мы родились в один день, она восприняла этот факт как личный подарок и стала ближайшим другом: каждое лето я проводила в Одессе.
Они с дедом жили на улице Франца Меринга, недалеко от центральной Соборной площади. Дедушка Захар занимал высокую должность в торговле: по папиным рассказам, кормил весь город, в годы Второй мировой занимался снабжением армии. Ему предлагали трехкомнатные «хоромы» на окраине, но бабушка категорически не желала уезжать из центра. Так и прожили в коммуналке, в одной комнате.
Дед и в семье старался всех накормить, до сих пор помню вкус его пюре с биточками. Однажды, когда он уже начал терять память, бабушка отправила его в магазин за хлебом. У дедушки в голове что-то спуталось, подумал, наверное, что вновь требуется масштабное снабжение провизией, и купил сразу десять батонов. Какой же дома начался крик! В Одессе вообще принято выражать отношение децибелами.
В скандале принимали участие соседи, да и я орала, стоя на кухне, в глубину коммунального коридора: «Не смей кричать на дедушку!» Когда мама только попала в семью, ее эти страсти поражали. Как люди могут кричать, будто сейчас рассорятся на всю жизнь, а уже через две минуты спокойно обниматься? Она человек совершенно другого темперамента и уж если с кем-то ссорится, то всерьез.
Папа всегда твердил, что я похожа на него. Но с годами начала замечать в себе и мамины черты. Проявление гнева у меня южное, взрывное, а сам он, к сожалению, северный — глубинный, неприятный. Лет в семь пошли в гости: замначальника аэропорта Внуково Александр Евгеньевич Шац и его жена Фанечка были лучшими друзьями родителей. Шурик всегда относился ко мне как к взрослой, не признавал «поддавков», и я раз шесть подряд проиграла ему в «дурака».
Такое бешенство охватило, что начала кататься по полу, расшвыривать с полок хрустальные безделушки. Родители взяли за шкирку, отвезли домой, положили спать. В тот день, остыв, дала себе торжественный зарок карт в руки не брать. И сдержала. Шацы были много старше родителей, но Фаня до сих пор в здравии, живет в Америке. А мой маленький сын все время просит меня поиграть «в Шурика»: во время войны Александр Евгеньевич был летчиком-бомбардировщиком, командовал взводом, у нас сохранилась его летная фуражка. Стоит ее надеть, Захар слушается беспрекословно.
К сожалению, гнев иногда и сегодня глаза застит. Недавно уезжала с дачи в компании милейшей соседки. На станции она попыталась выкинуть в урну пакет с мусором.
