Родители 22-летнего актера — фигуристы Ирина Корина и Виктор Ельчин — по праву могут гордиться своим сыном. И перестать сожалеть, что в свое время четырехлетний Антон категорически отказался пойти по их стопам.
Ельчин — один из самых многообещающих актеров в Голливуде — его актерское резюме настолько многогранно, что диву даешься («Сердца в Атлантиде», «Проделки в колледже», «Тайны прошлого», «Звездный путь», «Альфа Дог», «Терминатор: Да придет спаситель», «Бобер»).
Профессиональной репутации Антона может позавидовать любой ветеран. А еще у этого совсем молодого человека очень сильный, независимый и, как нам показалось, непростой характер.
— В фильме «Ночь страха» вы играете не вампира — с этой ролью отлично справился Колин Фаррелл, — а студента, который обнаруживает, что рядом с ним поселился кровосос, который представляет реальную угрозу для жизни его самого и его близких. В общем, с Робертом Пэттинсоном вам, похоже, сравнения не грозят…
— Похоже. Да и не стал бы я сниматься в такой ерунде. Аудитория девочек-фанаток в пубертатном возрасте, мечтающих о страстной вампирской любви, меня не очень интересует.
Я не смотрел ни одного фильма из серии «Сумерек». И вряд ли когда-нибудь посмотрю. И рад, что получил возможность сыграть в ремейке «Ночи страха», потому что он кардинально отличается от всех этих современных «пригородных», как я их называю, мелодрам о вампирах. Я предпочитаю фильмы о вампирах настоящих, не «залакированных», усыпанных блестками и страдающих от любовной лихорадки. Наш вампир — чудовище, монстр, а не слащавый нерешительный герой-любовник. Именно это придает ему невероятную и столь необходимую, если вспомнить всю мифологию, связанную с этими существами, сексуальность. Он хочет убивать, и он должен убивать. Фильм, к моему удовольствию, возвращает зрителя к старой доброй традиции в кинематографе — как нужно снимать настоящие фильмы ужасов о вампирах.
Как, например, один из моих любимых — «Носферату. Ужас ночи». Вместо всей этой собачьей чуши современной. Вампир и охота на него — это должно быть страшно и жутко, иначе смысла никакого нет.
— Круто. А как вам работалось с Колином Фарреллом? Он вас очень расхваливал. Сказал даже, что, по его мнению, вы ни в чьих советах не нуждаетесь. Он имел в виду и ваш актерский профессионализм, и характер, что, мол, вас с пути истинного не сбить...
— Колин — милейший человек. Ну, знаете, это знаменитое ирландское обаяние. Он прошел через свой «ад» и решил свои проблемы, которые в прошлом ему здорово мешали. Так что теперь с ним общаться одно удовольствие. Например, когда на площадку должен был приехать Крис Сэрэндон, который играл роль Джерри-вампира в оригинальном фильме «Ночь страха», Колин купил ящик самого лучшего шампанского в его честь.
— Говорят, вы не любите, когда вас называют русским…
— Да нет, меня это не сильно бесит или раздражает, но, по-моему, это глупо.
Ведь меня привезли в Америку, когда мне было шесть месяцев, я прожил здесь всю свою жизнь и чувствую себя американцем. Я очень благодарен этой стране. За все. Учился в школе, и до сих пор одноклассники — мои лучшие друзья. Собираюсь в колледж поступать. Однажды обязательно это сделаю. Короче, Америка дала мне и моим родителям абсолютно все возможности. Я считаю, что они правильно поступили, уехав из Советского Союза. Это был мужественный шаг, им пришлось нелегко, особенно моим бабушкам.
Но в России у отца и матери было слишком много проблем — начиная с того, что им не давали ходу как профессионалам: могли не пустить на важные для их карьеры соревнования, например Олимпийские игры, по самым идиотским причинам, и заканчивая необходимостью продавать вещи, стоять в очередях бесконечных или доставать продукты с черного хода.
— Но вы наверняка общаетесь с русскими, ваши родители и родственники ведь не родились в Америке…
— Конечно, общаюсь. И сам говорю по-русски. Со своими родными. И русских классиков читаю по-русски. Я с детства старался понять, что такое Россия, ведь это очень сложная страна. К сожалению, моей семье пришлось там нелегко. Но родных у меня мало. Клан Ельчиных небольшой.
— Если честно, то я вас немного другим представляла — менее жестким…
— На самом деле есть только несколько человек в моем окружении, которым я полностью доверяю.
Я знаю, кто эти люди и что они из себя представляют. В целом же я особо не верю никому. Да, вот такой я уродился. Индустрия кино, особенно та ее часть, которая связана непосредственно с бизнесом, деньгами, как и любая индустрия, — «территория» малопривлекательная. Более того, легко может деморализовать каждого, кто там окажется. Так что пускай эти мои слова сочтут лишним доказательством моей паранойи, я не возражаю.
— А как же любовь, романтика — в вашем-то возрасте разве не это главное?
— Недавно я перестал встречаться со своей девушкой, потому что она уехала учиться в Бостон, в университет.
Когда молод, общаться на расстоянии, быть все время в разлуке гораздо труднее. И сохранить отношения при моей работе непросто. У меня на этот счет не так много иллюзий.
— А чье мнение в творческом плане имеет для вас значение?
— Прежде всего мое собственное. И родителей, безусловно. Но я стараюсь особенно не реагировать на чьи-то рассуждения о себе или оценки. Все равно никто меня не знает лучше меня самого.
— Расскажите, как вы попали в такой неоднозначный проект, как фильм «Бобер» с Мэлом Гибсоном и Джоди Фостер?
(Антон играет старшего сына героя Гибсона. — Прим. ред.)
— Обыкновенно. Прочитал сценарий, встретился с Джоди Фостер, прошел пробы и через неделю получил роль. Этот парень ужасно несчастен. Потому что боится превратиться в такого же глубоко несчастного человека, как и его отец. Может, это звучит с моей стороны несколько по-садистски, но именно этим меня и привлекла роль. Ведь играя такого героя, можно вволю импровизировать, простор для актерского творчества колоссальный. Ну и, разумеется, возможность поработать с Джоди и Мэлом тоже имела для меня большое значение. Кстати говоря, у нас на съемках — вопреки всяческим слухам и домыслам — царила вполне благостная атмосфера. Никакой депрессии, много смеха, шуток. Хотя обычно мне по завершении съемок без труда удается выйти из образа, но после этой картины пришлось гораздо дольше приходить в себя.
Потому что у всех у нас есть своя боль, своя печаль, своя злость, все это живет глубоко и прячется внутри. Но стоит всему этому подняться на поверхность — избежать переживаний и необходимости с ними как-то уживаться становится невозможно. У меня в общем-то нет кумиров, и я никогда не жду ничего сверхъестественного от встречи c кем бы то ни было. Но Джоди Фостер — исключение. Она меня поразила отсутствием даже намека на эго! При всей ее интеллигентности, уме, потрясающих актерских данных, при том, что она принадлежит к верхушке голливудского сообщества, его «сливкам». Но нигде и никогда вы не услышите о ней ни одного дурного слова, что просто невероятно само по себе. И только пообщавшись с ней лично, вы понимаете, почему это возможно. Да про нее нельзя даже придумать ничего — нельзя, и все тут.
— Чем вы увлекаетесь в свободное от кино время?
— Я люблю музыку.
Играю на гитаре. Акустической. Гитара — это такой инструмент: чем больше ты ей отдаешь, тем больше получаешь обратно. Эффект бумеранга. Невероятное удовольствие и удовлетворение можно испытать. Мой любимый музыкальный жанр — довоенный блюз. Много смотрю кино — старого, европейского. Мне оно ближе. Художники-авангардисты, в том числе фотографы, меня очень интересуют. Собрал довольно большую коллекцию изданий, связанных с этим направлением в современном искусстве. Очень люблю читать. С детства увлекался философией, прочитал сочинения множества философов. Но еще не всех. Впрочем, уже лет в восемнадцать я понял, что, несмотря на всю метафизику и все философские построения, суть жизни в одном: независимо от того, являешься ли ты продуктом своего времени и общества или сам как-то умудряешься на это общество воздействовать, — утром встает солнце, а вечером оно заходит.
И это можно увидеть не вооруженным никаким философским орудием взглядом — если, конечно, небо не закрыто облаками.
Неизбежен также и тот скучный факт, что я должен утром встать и идти на работу, а вечером, соответственно, лечь спать.
— Может, это у вас типично русская склонность к рефлексии?
— Не знаю, не знаю. Может, я просто сам по себе такой чудной? Всегда был со своими, знаете, странностями и «тараканами».
— Нет ли у вас, случайно, планов в будущем самому снимать кино?
— В принципе есть.
Тем более сейчас, мне кажется, наступил расцвет независимого малобюджетного кинематографа. Теоретически, да и практически снять свой фильм абсолютно не сложно. Купи профессиональную камеру, собери деньги — их нужно-то не больше 10 миллионов долларов — и вперед. Хоть у себя дома снимай. Было бы желание и, разумеется, хорошая идея, умный сценарий и так далее. То есть я хочу сказать, что если не стремиться сделать блокбастер и кассу, то не нужна ни большая студия, ни студийное продюсирование, даже дистрибьюторы особо не нужны. Все в твоих руках.
— У кого бы хотели сняться из русских режиссеров?
— У Александра Сокурова прежде всего.
Да, пожалуй, у Сокурова я бы очень хотел сняться.
— А что, предложений пока не поступало ни от кого?
— Пока нет.
