— Восемь.
— А мне, когда ушел мой, — четыре.
В нем отзвуки той разлуки не утихали всю жизнь, во мне тоже, но мы для окружающих оставались детьми своих родителей.
За годы общения с Андреем я поняла, что все снятые им фильмы, особенно «Зеркало», — своеобразный ответ отцу, когда-то покинувшему его. Младшая сестра Андрея Марина вспоминала такой эпизод: Арсений Тарковский вернулся с фронта и приехал навестить детей, живших с матерью в Переделкино. У него в Москве была уже другая семья, и он пригласил Марину погостить. А сына не взял, может, посчитал неудобным везти сразу двоих детей.
Арсений Александрович поднял Марину, уже не маленькую, на руки и пошел с ней на станцию. Андрей брел следом, и сестра видела, что он плачет, а плакал брат редко, когда оказывалось совсем уж невыносимо. Очевидно, подобные воспоминания обостряли его изначальную ранимость, Андрей ведь был ранимым до болезненности, поэтому особенно нуждался в правильной женщине рядом.
Однажды я видела подтверждение тому, что всякому мужчине необходима женщина, которая даст ему ощущение материнского тепла. После выхода «Соляриса» нас часто приглашали за рубеж. В Италии режиссер Анджело де Дженти, говоривший по-русски, познакомил Тарковского, Донатаса Баниониса и меня с Феллини, и тот пригласил нас в свой любимый ресторан. Мы спустились в полуподвальное красиво оформленное помещение, сели. Подошла дородная дама и буквально метнула на стол перед знаменитым режиссером тарелку с кашей.
— А эти с тобой пришли? — спросила, глядя на нас свысока.
Мы сжались.
— Да-да, Тереза, — ответил Феллини примирительно, — со мной, накорми их, чем захотят.
Синьора приняла скромный из-за нашего смущения заказ и гордо удалилась. Мы вопросительно воззрились на Феллини. Он начал рассказывать: «Я был еще не знаменитым режиссером, а Федерико-рваные-штаны, и Тереза подкармливала меня в этом своем ресторанчике, делая вид, что я ей заплатил. А когда снял «Сладкую жизнь», окончание работы мы отмечали здесь, собрались звезды кино, известные журналисты. На следующий день ресторан Терезы прославился на весь Рим, ее дела пошли в гору. Но с тех пор мы с ней так и играем в эту игру: она — моя благодетельница, а я — Федерико-рваные-штаны».
В «Солярисе» главная героиня — из тех женщин, какие нравились Тарковскому в жизни. Андрей однажды передал мне слова Андрона Кончаловского:
— «А ты знаешь, тебя Наталья спасла, вытащила твою картину», — Андрей сказал это и внимательно взглянул на меня — какая будет реакция.
— Ты что?! — возмутилась. — Я просто сыграла свою роль.
— Нет, Андрон прав: ты меня спасла.
Мне ничего не оставалось, как согласиться, — ответила же я Андрею на вопрос, заданный им после окончания съемок, кого я, по моему мнению, сыграла:
