Вместе с тем по-прежнему тосковала по нему, отчего, наверное, и увидела подобие отца в Сергее Герасимове. У него учились мои родители. Они вспоминали: Герасимов пришел к нам в гости и взял меня, годовалую, на руки. Я уцепилась за блестящую медальку на его пиджаке и не хотела отпускать. «Вот это хватка!» — шутливо заметил он.
Мастер нас всегда поддерживал, но при этом мог как поднять до небес, так и уронить на землю... Помню, шли с сокурсницей Наташей Аринбасаровой из института под проливным дождем после герасимовского разноса своей работы и рыдали, ничего не замечая.
Мне хотелось, чтобы Сергей Аполлинариевич, как и папа, не просто хорошо относился ко мне, но был высокого мнения о моей работе. И я стремилась доказать этим взрослым мужчинам, что тоже кое-что значу. Перед окончанием ВГИКа Герасимов дал мне в выпускном спектакле «Красное и черное» по роману Стендаля роль мадам де Реналь. Коля Еременко играл Жюльена Сореля.
Репетировали целыми днями, и возможно от переутомления у Коли прямо на сцене пошла носом кровь. Я испугалась, повернула его спиной к залу, стала что-то говорить и за партнера, и за себя. Еременко немного пришел в себя, включился в диалог. Мы уже не играли, а жили на сцене. Зрители едва дышали, только всхлипы нарушали тишину.
После спектакля отец, тоже сидевший в зале, вышел потрясенным, обнял меня. Минут пять мы стояли, заливаясь слезами. «Какой ты стала актрисой...» — выдохнул он. А ведь сколько писем приходило в институт о том, что меня якобы взяли по блату! При этом папа в первый год даже не знал, где я учусь. Наверное, в тех его словах выразилось и сожаление о том, что повзрослела без него.
И все-таки некими тайными путями что-то от него шло ко мне, влияло на меня, и сильно. Уходя из дома, папа оставил «Божественную комедию» Данте Алигьери, книгу с волшебными гравюрами Гюстава Доре. С двух лет я любила листать ее страницы и рассматривать изображенные на них души. Потом начала читать текст. Годы спустя, на съемках «Соляриса», Тарковский спросил, о чем, по моему мнению, наш фильм, я в ответ процитировала Данте: «Но в том лесу, зловещей тьмой одетом, / Средь ужасов обрел я благодать». Андрей посмотрел на меня с интересом. Выяснилось, что эта книга — любимая у нас обоих.
— Жизнь свела вас с такой же «безотцовщиной» при талантливом, известном отце-поэте Арсении Тарковском — с его сыном Андреем...
— Во время съемок «Соляриса» Тарковский однажды заметил:
— Вот — некоторые перестали со мной здороваться.
— Почему? — удивилась я.
— Ну как же? Утвердил на главную роль ставленницу Герасимова и дочь Бондарчука. — Сергей Аполлинариевич был моим педагогом во ВГИКе, получается, теперь этим укоряли, припомнили и папу. — Что надулась? — спросил Андрей. — Тебе сколько было, когда рассталась с отцом?
