Она управляла всеми финансами, даже пенсию за него получала. Но, конечно, никакой, даже большой пенсии не хватит, ведь вслед за ними в Москву перебралась вся ее многочисленная родня…
Однажды приходим. Папина жена накрыла на стол. Винегрет и салат «Столичный» из кулинарии. И тут папа на нее заорал: «Как ты встречаешь моих родных! Что на стол ставишь? А вчера нужных людей, значит, икрой красной и рыбкой угощала!» Мы для нее были никто! Кстати, он часто при нас на нее покрикивал. А она только глазами хлопала: «Минечка, ты что!»
Не знаю, настраивала ли Ирина Константиновна папу против меня и Миши, во всяком случае, мы виделись все реже. Мне показалось, что она меня не подпускает к отцу и к телефону его не зовет. Наверное, я как его единственная наследница представляла для нее угрозу.
О том, что происходит в его новой семье, как ни странно, я узнавала из газет.
Как-то папа дал интервью в собственном музее-квартире в Сокольниках. Огромная двухуровневая квартира — дар правительства Москвы. Самыми интересными в этой статье были комментарии журналистки. По ее словам, Пуговкин находится в вынужденном заточении, а музея давно нет. Его жена объяснила это тем, что их семья за последние годы выросла. Внучки переженились, родились 3 правнука. Стало тесно. Музейные комнаты пришлось отдать молодым… Но Михаил Иванович, по словам жены, не расстроился. Правнуков он любит как своих и рад, что у них есть крыша над головой. А без музея можно и обойтись.
Ирина Константиновна продолжала жаловаться: мол, семья у нас большая, а гонорары Михаил Иванович получает все реже. Мэрия обещает помочь.
Мэрия обещание свое выполнила. Недремлющие журналисты провели расследование и выяснили, что после переезда в Москву Ирина Константиновна стала обладательницей не только двухуровневых апартаментов в Сокольниках. Чуть позже она купила еще и 48-метровую квартиру на улице Вавилова, а в начале 2002-го еще одну, на улице Щорса. Писали, что Ирина Константиновна прибрала к рукам все дела мужа. Она, мол, знала о его тяжелой болезни и предусмотрительно переписала на себя все его квартиры, оставив дочь без наследства. Все это добро унаследовали ее внуки и правнуки...
Последние полгода папа не выходил из квартиры.
Он слег и больше не вставал. Звонил мне, плакал, когда жены, видно, дома не было: «Она меня обобрала…» И тут же просил: «Все ушли… Дедушке никто бутылочку не принесет?» Я отнекивалась: «Пап, Мишка в институте, он не может…» А все остальные, думаю, носили ему бутылочки, угощали. Если Ирина Константиновна заходила в комнату, он тут же бросал трубку. При ней он был как шелковый, боялся ее…
А тут вдруг выходит газетная публикация — мол, Пуговкин спивается. Ирина Константиновна решила воспользоваться моментом, чтобы, видимо, нас поссорить. И, возможно, нашептала умирающему отцу: «Вот видишь, дочка тебя ославила на всю страну! Пишет, что ты пьяница!»
Я никогда, кстати, ни одного грубого слова о ней отцу не сказала. Была с ней всегда вежлива.
Звонила, спрашивала: «Как дела? Как папа себя чувствует?» «Ты нам больше не звони! — в ответ грубо отвечала она. — Мы тебя больше знать не хотим!»
Слава богу, мы с Мишей успели проститься с папой. Он поднял на меня глаза и, еле ворочая губами, спросил:
— Ира сказала, что ты меня ругаешь в газете?
— Неужели ты думаешь, что я могла бы про тебя сказать хоть одно плохое слово?
Молчит.
— Скажи мне что-нибудь на прощание…
— Я… тебя… люблю…
— И я тебя очень люблю.
После его смерти я испытала такое давление со стороны прессы! Но по-прежнему хранила молчание. А Ирина Константиновна где-то заявила, что я скандалила у постели умирающего отца, требуя своей доли наследства. Она якобы пригласила меня с ним проститься, а потом об этом пожалела…
Ей же надо реабилитироваться перед людьми. Видимо, ее до сих пор донимают вопросами: «Почему дочке-то ничего не досталось?» Она все время оправдывается: «Какое наследство? А что я могла дать?» Помню наш последний с Ириной Константиновной разговор.
— Мне хоть бы что-то на память о папе…
— Да вон в шкафу возьми папины костюмы!
Я повернулась и молча вышла. Через какое-то время я все же открыла дело по наследству.
Ответ на запрос нотариуса был очень короткий: «Михаил Иванович Пуговкин на момент смерти ничем не владел». Гол как сокол!
Но больше всего меня потрясло в ее исповеди, что она продала папины боевые ордена: якобы не хватило денег на памятник. Мол, четырнадцать человек, в том числе Никита Михалков, Дмитрий Харатьян, Федор Бондарчук и Лариса Долина, скидывались, но денег все равно не хватило. Памятник стоил 480 тысяч. По сколько же эти все именитые и далеко не бедные люди скидывались — по 100 рублей, что ли? Никогда не поверю! А где же все многочисленные внуки, которые вдруг стали носить фамилию Пуговкин, как говорит Ирина Константиновна, «для продолжения рода»?
У меня на память от папы ничего не осталось, кроме старых фотографий. На них мои молодые родители счастливо улыбаются в камеру. А я, маленькая, рядом с бабушкой и Любочкой. Мы не вместе даже на фотографиях…
Мама перед смертью написала мне покаянное письмо, где за все попросила у меня прощения, она чувствовала свою вину. А у папы, видимо, чувства вины не было, но я ему уже давно все простила…
Благодарим ресторан СВЕТЛЫЙ за помощь в организации съемки
