Елизавета Петровна вызвала к себе Франческо Бартоломео Растрелли, отличившегося при строительстве Летнего дворца ее величества. Любезно поинтересовавшись ходом его дел, государыня дала архитектору новое, поистине грандиозное задание. Дочь Петра задумала возвести монастырь, куда она сможет на старости лет удалиться, дабы вымолить прощение за грехи, которых немало даже у помазанников божьих...
Место для строительства было выбрано самой Елизаветой: именно здесь, на левом берегу Невы, в отдалении от шумной столицы, возвышался единственный дворец, доставшийся императрице по наследству от отца Петра I, — Смольный...
Назван он был так из-за того, что прежде здесь располагался Смоляной двор, снабжавший дегтем Адмиралтейство.
Однако к моменту, когда началось возведение Воскресенского собора девичьего Смольного монастыря, Елизавета уже потеряла интерес к грандиозному замыслу, все ее помыслы теперь были обращены к строительству Зимнего дворца. Смольный монастырь, в который все же поселили нескольких монахинь, одиноко возвышался во всем своем недостроенном величии у излучины Невы. Окруженный невысокими деревянными домишками, он выглядел нелепо и жалко.
Спустя 12 лет, к удивлению местных жителей, вокруг монастыря вновь возвели строительные леса. Из уст в уста передавалась самая свежая сплетня: государыня-де затеяла реформу по выведению «новой породы людей»: в монастырь якобы она заселит девушек, чтобы дать им лучшее из возможного воспитание и образование...
...Яркое мартовское солнце, казалось, проникает даже в самые потаенные уголки монастыря. Ремонтные работы закончились пару недель назад, поэтому в коридорах еще пахнет краской. По восточному корпусу неспешно прогуливаются пожилой господин и дама.
Лицо женщины в глухом черном платье носило следы былой красоты. София де Лафон считала, что ее положению в обществе — разоренной покойным мужем вдовы и подвергшейся гонениям в родной Франции протестантки — соответствует именно черный цвет.
Спутник мадам де Лафон, на руку которого она опиралась, заметно старше.
Энергии Ивана Ивановича Бецкого, с коей он подстраивался под неспешный шаг Софии, жарко жестикулируя левой рукой, мог бы позавидовать и 20-летний. Впрочем, как и его костюму: зеленый камзол и щегольские золотые бархатные бриджи более подходят юному франту. Совсем недавно личному секретарю императрицы Ивану Ивановичу Бецкому исполнилось 60 лет, которых он решительно не чувствует. За последний месяц портной Ивана Ивановича изрядно обогатился, изобретая все более вычурные фасоны костюмов для своего молодящегося клиента.
Да, прежде Бецкой был хорош собой.
Возможно, слегка полноват — но полнота не портила его, придавая богатырской фигуре дополнительную значимость. Иван Иванович никогда не был женат, но не потому, что страдал от отсутствия любовных связей, как раз наоборот. На обзаведение семьей у него решительно не хватало времени. Иван Иванович постоянно был при деле, и при каком! Инициатор строительства Московского воспитательного дома, президент Академии художеств, главный директор Канцелярии от строений… Но сейчас перед ним самая, пожалуй, сложная за всю карьеру задача — воспитать «новую породу людей». Нынешней государыне Екатерине нужны новые граждане: просвещенные, чистые душой и телом. Дворяне, естественно. Необходимо отобрать пару сотен дворянских детей и воспитать в лучших традициях прогрессивной французской педагогики.
Иностранные педагогические взгляды импонировали Бецкому, в частности, потому что сам он наполовину швед. Его отец, генерал-фельдмаршал Иван Юрьевич Трубецкой, находясь в плену в Стокгольме, угодил и в другой плен, сердечный, воспылав страстью к баронессе Вреде. Вернувшись на родину к супруге, Трубецкой, надо отдать ему должное, не забывал о единственном сыне, несмотря на то что ребенок был незаконнорожденным. Он официально признал мальчика, а чтобы ни у кого не возникало сомнений в отцовстве, наградил его укороченной версией своей фамилии — Бецкой. Иван Юрьевич оплачивал обучение сына в лучших университетах Европы, дав ему хорошее образование. Благодаря блестящей подготовке Иван Иванович Бецкой был незаменим и при дворе Петра III, и Екатерины II.
Но, несмотря на отцовскую любовь, Бецкой никогда не забывал о том, что он бастард.
