Моей любимой свекрови не стало всего через полтора года после нашей с Алешей свадьбы. Неожиданно разорвалась аневризма сердечной аорты. Эта болезнь не была диагностирована — Ирину Сергеевну всю жизнь лечили от туберкулеза, который она заработала еще в юности, в Крыму во время Гражданской войны. Всю жизнь Ирина Сергеевна работала очень много — с ее-то слабым здоровьем... Она была профессором ГИТИСа, режиссером Театра Моссовета, параллельно с этим в последний год ставила на телевидении пьесу «Шутники», но не успела закончить этот телеспектакль, и снималась у Кончаловского в «Дяде Ване» — играла Войницкую. Для меня уход Ирины Сергеевны стал непреодолимым горем, я очень любила свекровь. С поминками в день похорон и на девятый день мне очень помогла Ия Саввина — одна из любимых учениц Ирины Сергеевны. С Ией мы пошли на рынок, она все купила на свои деньги. Как она горевала, сидя у нас на кухне: «Я в таком долгу перед Ириной Сергеевной, в таком долгу! Она взяла меня в Театр Моссовета, а я ушла во МХАТ... Но она ведь не возражала...» — как будто оправдывалась передо мной Ия Сергеевна.
На сороковой день помянуть Ирину Сергеевну узким кругом пригласил к себе Юрий Александрович Завадский. Раневской не было, они с Завадским откровенно недолюбливали друг друга. Более того, худрук ее побаивался!
А Фаина, понимая, что Алеша осиротел, стала часто вызывать его к себе — видимо, чтобы поддержать, поговорить. Она тогда уже перебралась поближе к нам — в Южинский переулок. По вечерам мы часто заходили к ней вдвоем. Это бывало в те дни, когда из Дома архитекторов мы возвращались к себе по Тверскому бульвару. В хорошую погоду мы часто встречали Раневскую, сидящую на бульваре на скамеечке, и провожали ее домой. Она очень радовалась этим «случайным» встречам.
Рядом с Театром Пушкина, который стоит на Тверском бульваре, жила Нина Станиславовна Сухоцкая — близкая подруга Фаины Георгиевны. Нина Станиславовна, как выражалась Раневская, досталась ей «в наследство» от режиссера Александра Таирова. Как известно, его супругой была актриса Алиса Коонен, а Сухоцкая была ее племянницей. Когда Камерный театр закрыли, а Таирова предали жесточайшей критике, Раневская места себе не находила. Рассказывала, что у нее случился нервный срыв, она постоянно плакала — даже на улице. Тогда ей посоветовали обратиться к психиатру. И вот Фаина у врача:
— Что вас беспокоит?
— Я постоянно плачу, закрыли театр моего друга, сняли афиши...
— Близкий друг? Отношения были?
— Что вы?! Я дружу с его женой.
— Так, значит, вы говорите, отношений не было... Хм... Обыкновенная психопатка!
Раневская любила со смаком пересказывать эту историю в лицах.
С Ниной Станиславовной Сухоцкой они познакомились еще в 1910 году в Евпатории — там отдыхали их семьи, в том числе и Алиса Коонен. Фаина, грезившая сценой, преклонялась перед прекрасной Алисой. Все вместе они ходили к морю. Сухоцкая тоже стала артисткой, и с Раневской они даже встретились на одной съемочной площадке — фильма Михаила Ромма «Пышка». Эта дружба продлилась всю жизнь. И хотя Фаина относилась к Нине, как и ко многим, иронично, в старости они были практически неразлучны. Нина называла Раневскую Фунтиком. Они часто гуляли по Тверскому бульвару, и Нина уверяла Фаину, что воздух там лучше, чем в Швейцарских Альпах. У Нины Станиславовны была пуделиха Дезька. Почти всегда, когда мы с Алешей шли по бульвару, к нам откуда ни возьмись подлетала Дезька и начинала вертикально подпрыгивать от радости, пытаясь дотянуться языком до наших лиц. Она была маячком — значит, где-то рядом Нина Станиславовна, а с ней наверняка и Фаина Георгиевна с Мальчиком. Кстати, зимой в гололед после прогулки Нина Станиславовна отводила Фуфу к себе. Откуда они звонили мне, чтобы я пришла и отвела Фаину Георгиевну домой. Я садилась в троллейбус и приезжала. Мы плелись по гололеду, и Раневская причитала, глядя на бездомных собак: «Ох, бедные собачки, у них нет хозяев...»
