Пошла в театр к директору просить общежитие. Призналась, что не можем больше жить с Сашиной мамой и к моим родителям пойти нельзя — там не протолкнуться. Ужасно разволновалась, разрыдалась. У нас тогда был замечательный директор — Михаил Михайлович Чепель. Он мне посочувствовал и обещал помочь. Вскоре позвонил:
— Ольга Николаевна, приносите документы! У театра для вас есть квартира!
— Какие документы?
— На дочку. Она же с вами прописана?
— Да нет, она пока нигде не прописана: ни у отца, ни у меня.
— Так надо срочно это сделать!
Надо так надо. Мы ухитрились все сделать за один день — прописать Шурочку у моих родителей, по месту прописки матери, выписать ее и меня из их квартиры и прописать уже у Саши! Как говорили в месткоме Театра имени Гоголя, «не успели чернила просохнуть, как Науменко со Скворцовым уже вселились в новую квартиру». Дело в том, что на нее был еще один претендент — режиссер Боголепов, и для того чтобы решить, кто больше достоин, собрался местком. Мне об этом сообщил народный артист Петр Васильевич Крылов, наш товарищ по концертной бригаде:
— Оля, беги скорее в театр, а то квартира достанется Боголепову.
— А что говорить?
— Говори все как есть!
В месткоме заседали женщины, я им рассказала, что у меня произошло со свекровью и почему мы не можем с ней жить. Все были растроганы и проголосовали за нас с Сашей.
Шурочка часто болела, все время плакала. Врачи толком не могли ничего диагностировать, только кишечное расстройство и ОРЗ. У девочки болел животик, поднималась температура. Потом все проходило, состояние улучшалось. Я была молода, неопытна и не забила вовремя тревогу, а бабушки во дворе, когда гуляла с Шурочкой, шептались: «Не жилец ребенок, не жилец...» Соседи потом об этом рассказывали. Шурочка была просто ангел — с бездонными голубыми глазами, очень хорошенькая. В какой-то момент ко мне, правда, стали приходить странные мысли. Помню, катала дочку в коляске и думала: «Господи, кто придумал это уродство? Коляски на гробики похожи!» В другой раз она плакала, я ее успокаивала, и в голове вдруг пронеслось: «Интересно, что у нее здесь такое?» Взгляд упал именно на то место, где потом нашли опухоль. Мыслей о страшной болезни не возникало, но какие-то смутные предчувствия были.
Когда девочке исполнилось год и четыре месяца, мы с Сашей поехали на гастроли в Ижевск и взяли с собой Шурочку. Там она опять заболела, и местный врач, опытная пожилая женщина, посоветовала положить ее в больницу на серьезное обследование. Врачи заподозрили аппендицит — ну или по крайней мере нам так сказали — и назначили операцию. Пока дочку оперировали, мы с Сашей сидели в кабинете у хирурга. На столе лежала медицинская энциклопедия, открытая на статье об опухоли Вильмса. Я ее прочитала и сказала: «У Шурочки именно это». Когда пришел врач, очень мрачный и расстроенный, и подтвердил диагноз, чуть не потеряла сознание. Уже знала, что болезнь неизлечима.
