Елена Петровна говорила, что собирается переехать к Маше. Может, это было бы хорошо для них обеих.
Мое личное мнение: Влад был ближе к маме. Это вообще в природе человека. К тому же она как художник и сценарист умела прислушиваться к людям, просто побыть с ней рядом — уже душевно.
Ко мне как к сыночку Елена Петровна никогда не относилась, но мы были друг другу не чужие. У нее такой абсолютно московский, открытый дом — c чайком и сигареткой на кухне. С Владиком или без — неважно, всегда можно было приехать, сказать:
— Был рядом, решил заглянуть.
— Есть хочешь? Чаю налить?
— Сделай лучше кофейку. А я тебе плошку очередную нашел! — она много лет собирает разрисованные керамические тарелки с городами.
Елена Петровна редко откровенничала, она сдержанный человек, обычно посидим, перекинемся простыми словами — ну и хорошо, мне самому это близко. Владик был такой же.
Год назад какие-то сволочи ограбили мою квартиру, все вынесли к чертовой матери, сожгли фотографии, бумаги...
Пришел к Елене Петровне:
— Мне нужно хоть что-то на память о нем. Остался только один снимок, и тот в телефоне. Влад же не любил фотографироваться.
— Бери все, что хочешь.
— Можно кольцо с большого пальца?
Отдала без разговоров. Владькино кольцо для меня очень символично. Это — связь, союз, единство, бесконечность времени и память о дорогом человеке. Он говорил, что в жизни каждого есть моменты, которые должны оставаться тайной. Влад прав, я не спорю, но если эти «тайны» порочат имя моего друга, значит, надо внести ясность. Я не психолог и не летописец Владькиной жизни, но возьму на себя смелость подвести итог: он прожил мало, всего тридцать восемь лет, но с чистым сердцем, отчаянно и ярко.