Но людям этого не объяснишь. Всего ничего на выставке и пробыли, через пять минут сбежали.
В автосалонах Владу еще хуже приходилось. Образ рубахи-парня из «Дальнобойщиков», доброго, крепкого и смелого, у люмпенизированного народца воспринимался как сигнал «пойдем выпьем, обнимемся, побратаемся». Требовали: «Распишись мне в паспорте!» Влад вначале вежливо реагировал: «Ну, ты понимаешь, документ будет недействителен, найди что-нибудь другое, дам автограф». — «А давай на спине... на руке... на лбу». Конечно, это бесило, но он сдерживался. В очень редких случаях мог гавкнуть: «Иди ты...» Из-за таких поклонников, собственно, «Дальнобойщиков» и не любил. А вот «Диверсант» ему нравился, «В августе 44-го...»
тоже. Жаль, что «Котовского» так и не увидел, мне кажется, он там самого себя сыграл.
На съемках продолжения «Диверсанта» Владу не повезло: повредил коленный сустав, он же все трюки сам выполнял. Пришел к нему в больницу, спрашиваю:
— Как случилось-то?
— Прыгнул с высокого парапета и попал левой ногой на мокрую шпалу, она в траве лежала, ее не заметили и не убрали. А на мне офицерские сапоги на скользкой кожаной подошве. Нога вывернулась в обратную сторону. Вышиб мениск. Прибежал врач, заморозил, вроде боль утихла. Режиссер говорит: «Потихонечку работаем дальше» — снимать же надо. И я думаю: «Вроде как болит, но не смертельно».
Влад рассказал, что в следующей сцене сигал вниз со склона, а там в узком месте стояли другие актеры. Ладно бы просто прыгал с высоты, так еще ППШ в руках. Понятно, что он смотрел на актеров, чтобы не ударить никого железкой по голове, они же без шлемов были. Семь дублей нормально все проходило, а на восьмом кто-то догадался положить ему под ноги мешки с песком, чтобы смягчить приземление. Он ногой попал между ними, и это уже было все.
— Ну и кто виноват? — злился я. — Продюсеры, потому что не остановили съемку? Режиссер?
— Да никто. Я один. Когда понял, что повредил мениск на шпале, должен был сказать: «Стоп!» Но не стал. А как же: надо сниматься, нельзя подвести людей. Дурак, короче!
Вроде как все понимает, говорит умно, а выписался — и опять на площадку. И снова везде сам. Понятно, каскадеров мы не берем, мы сами с усами! У нас же гордость пацанская. Съемки срывать тоже не будем, потому что нельзя людей подвести — это святое. Другой вопрос: почему этим пользовались, почему позволяли с тяжелой травмой бегать и прыгать? Укололся, перевязался — и вперед, а потом две недели в больнице. Оттуда опять на съемки и опять в палату. Девять операций. Чистили, влезали, вынимали, заливали, промывали... Почти год мучился с ногой, каждая сцена надрывала мениск.
И Даша, и отец с мамой, и друзья требовали: «Прекрати немедленно сниматься без дублера!» Но разве человек, который прыгал с парашютом, ездил на всем, что ездит, скакал на всем, что скачет, — мог смириться со своей физической проблемой?
Бегал до того момента, пока сниматься стало невозможно. Боль в ноге дикая: в больнице занесли инфекцию, он практически потерял коленный сустав.
Одиннадцать суток Влад овощем пролежал в гнойном отделении, ничего не соображал. Температура за сорок, то в лихорадке трясется, то потом обливается, бредить начал. Представить страшно: в колене было три дырки, через которые врачи то промывали сустав, то мази туда закачивали. Влад не жаловался, не стонал, но много позже признался мне: «Когда в себя приходил, даже о смерти думал — такая адская боль была».
Та же Даша, которую позже обвиняли в корысти, совершала тогда поступки, которые должны быть оценены. Как и я, полную смену у постели сидела, кашей с ложки мужа кормила, судно подкладывала, ночью в коридоре на каталочке спала.
Все делала спокойно, без суеты и лишних нервов: уверен, что переживала за Влада, но сдерживала свои эмоции. Для тяжелобольных людей очень важно, чтобы никто не взрывал их психику. Думаю, эта забота большую роль сыграла в выздоровлении Влада.
Елена Петровна в клинику не приезжала. Она не очень здоровый человек. Бориса Сергеевича я в палате тоже не видел, но Влад много раз говорил, что благодарен отцу за помощь, подробностей не знаю.
Галкин есть Галкин. Немного оклемался — сразу включился во внешний мир. Звоню ему:
— Я купил машину.
— Да ну, чудовищно интересно! — было у него такое любимое словечко.
