— Но вы помогали друг другу, были вместе. И ты ни в чем не виновата».
Я сквозь пелену слез смотрела на его посеревшее лицо, бьющуюся у виска синюю жилку. Какой же силой духа и внутренней мощью надо обладать, чтобы самому держаться да еще найти слова утешения для меня. С Ириной Петровной мы стояли рядом, но говорить она не могла, пропал голос.
Я хотела бы оставить без комментариев нынешнее самочувствие Сережиных родителей. Это очень личное, интимное переживание, не для широкой публики. Мне прискорбно, что их беспокоили в те горькие минуты и в прессе было так много лжи. Могу только сказать, что наше общение продолжается.
В моей жизни после ухода Сережи случилось странное. Я часто снимала его на мобильный телефон: вот читает свои стихи и рассказы, вот просто сидит в кресле и улыбается, а вот он на лекции.
До девятидневного срока не включала эти записи. На девять дней съездила в Москву, сходила на кладбище, во всех мужских монастырях заказала сорокоусты, панихиду.
Вернулась в Питер, и так нестерпимо захотелось увидеть Сережу. Взяла телефон, пересматривала записи, плакала, разговаривала с ним: «Сереженька, мы все — и родители, и Саша, и я — тебя помним, любим». Вдруг позвонила приятельница. Я сбросила ее номер — не могла никого видеть и слышать. Неожиданно телефон завис. Когда перезагрузила, все видеозаписи, Сережкины фотографии, эсэмэски исчезли. Он как будто сказал мне из другого мира: «Не терзай себя, это... уже слишком».
Сережа, бывало, уходил по делам и задерживался, я звонила:
— Уже поздно, ты где?
— Все в порядке, скоро буду. И пожалуйста, не волнуйся — терпеть не могу, когда за меня переживают.
Вот и тут словно знак дал, чтобы я не убивалась, а продолжала жить дальше, может быть, все же открыла кризисный центр — в память о нем.
Незадолго до сороковин со дня его ухода одна из двух наших собак, чихуахуашек, погибла. Я уезжала на несколько дней, оставила знакомому ключи — просила выгуливать собак и поливать цветы на шкафу. Он поставил стул, но поскользнулся и упал на пса, а собачки этой породы крошечные. «Это Сережа ее забрал, чтобы одному не было там скучно», — сказала приятельница.
Я верю, что другой мир существует, Сережа у Бога и ему там хорошо.
Ну не может душа уйти просто в никуда. Иначе зачем все это: переживания, поиски себя и счастье от того, что нашел?! Никогда не поверю, что без смысла.
Вспоминаю, как за границей я часто терялась — отвлекусь на секунду, засмотрюсь: то вид красивый, то здание историческое, памятник, музей, храм... Все мне интересно. А Сережка уже вперед ушел, и я одна среди оживленной улицы. Приходилось ехать в гостиницу. Потом он мягко ворчал: «Опять отстала... А я тебя искал, ждал». В какой-то момент, устав волноваться, Сережа стал водить меня за руку, как маленькую девочку. Теперь на улице я мысленно говорю, словно он рядом: «Ну что, пошли» — и чувствую тепло его ладони.
Раньше думала: какая она, настоящая любовь?
И вот судьба дала мне узнать, что это такое и каково ее потерять. Всего четыре года мы были вместе. Небольшой срок. Не десять лет, не пятнадцать. Но была в нашем чувстве глубина. Жили без истерик, разбирательств, без быта, который, как говорят, «заел», — мы его не замечали. Так мало мне этих ощущений, еще бы хоть немного. Но, видимо, сколько отпущено, столько и получишь.
Сережка говорил: «У каждого свои бесы. И в те минуты, когда ты думаешь, что живешь зря, ты проиграл, а они победили. Если же отчетливо понимаешь, для чего живешь, победа твоя».
Сергей, я убеждена, победил. Он нашел себя, любил, строил планы,
