Когда стали снимать «эротические» сцены, он, видимо, осмелел. Однажды предложил: «Давай поужинаем где-нибудь вместе». Смущался, как мальчишка, и мне это понравилось.
Первое свидание совпало с Днем космонавтики — двенадцатого апреля. Мы посидели в ресторане, а потом долго гуляли. Женя был таким нежным, открытым, душевным, что я поняла: его заносчивость, поразившая меня когда-то, была лишь маской, способом защиты. Женьке просто не хватало заботы и любви...
Он рассказал про свою семью, родителей, младшую сестру. Они жили в Подмосковье, в городе Климовске.
В тот вечер мы впервые поцеловались по-настоящему. На съемочной площадке миловались много раз, но это был совсем другой поцелуй, не такой, как в кадре.
У меня земля ушла из-под ног. Женя стал моей первой настоящей любовью.
Теперь мы практически не расставались. Двенадцать часов проводили на съемочной площадке и потом встречались. Не могли наговориться, надышаться друг на друга, но еще долго не были близки. Я оттягивала этот момент, хотела лучше узнать Женю.
Когда бродили по Киеву, казалось, что время остановилось и вокруг никого нет — только он и я. Женя вел себя очень просто, но его простота мне была гораздо милее изысканности других. Он мог прийти на свидание в рваных джинсах, с розой в зубах и сказать: «Ну че, Катюнь, пойдем, что ли, куда-нибудь, поедим?» Он не старался казаться лучше. Был самим собой — простым, открытым парнем.
Мне с Женей было удивительно хорошо.
Он ничего не навязывал, не загонял ни в какие рамки. Мы вели себя как дети. Валялись на траве, соревновались, кто дальше плюнет, раскачивали машины, чтобы сработала сигнализация, катались на мотороллере. Мама, узнав об этом, чуть с ума не сошла. Пригрозила: «Катя, если ты еще раз сядешь на мотороллер, я тебя убью!» Пришлось пообещать, что не стану этого делать, а сама гоняла с Женькой по Киеву — без шлема.
Женя не был лишен романтики, но она проявлялась у него естественно. Однажды услышал, что я очень люблю ландыши. Поехал в лес на мотороллере, нарвал цветов, а получившийся букет связал... своим носком. И в этом смешном поступке было столько легкости, непосредственности и чувства!
Родители Женю приняли не сразу.
Папа держал нейтралитет, а мама вся извелась. Я, конечно, призналась, что влюбилась, но это и так было видно — все говорили, что стала какой-то странной, «блаженной». Мама страшно расстроилась, узнав, что мой избранник — артист и живет в Москве.
— Это несерьезно, — заявила она. — Как вы будете встречаться, когда закончатся съемки? Ездить за тысячу километров? И в Москве у него наверняка кто-то есть.
— Да ладно, — отмахнулась я. — Женя бы мне сказал.
— Ты не знаешь мужчин...
Мамины слова запали в душу. Я и сама подозревала, что у Жени есть девушка.
Уезжая в Москву, он менялся, реже писал и звонил. Если задавала «наводящие» вопросы, уходил от ответа. И в какой-то момент я решила, что мама права, у нашей любви нет будущего. Тридцать первого августа Женя приехал в Киев. Было тепло, как в середине лета. Мы купили докторской колбасы, бородинского хлеба, горчицы и устроили в парке «завтрак на траве». Там я сказала:
— Нам надо расстаться.
— Как расстаться?
— Так.
Женя изменился в лице.
— Катя, ты шутишь?
— Нет, совершенно серьезно. Мы расходимся. Прости...
Он не стал унижаться или скандалить, не такой Пронин человек. Просто сказал:
— Хорошо, как знаешь.
Весь сентябрь работали вместе, играли любовь, а за пределами съемочной площадки не встречались. За мной ухаживали другие артисты, Женю это выводило из себя, но он держался. Я старательно изображала простушку, хохотушку, болтушку, а дома ревела. Пронин этого не знал, его задевало, что я нисколько по нему не страдаю. Через месяц позвонил:
— Надо встретиться.
— Зачем? Мы все уже выяснили.
— Нет, не все. Давай завтра.
— Ну, я не знаю...