интервью.
— Скажите, Катя, — спрашивала сама себя, — что вы думаете об этой проблеме?
— Что думаю? — тут же перевоплощалась я. — По-моему, это преступление, с которым нельзя мириться!
Проигрывала самые разные ситуации. Все это напоминало упражнения по актерскому мастерству, которыми мы потом занимались в университете.
После поступления в театральный я стала более взрослой, самостоятельной. На занятиях просиживала до самого вечера, и дома отодвинули «комендантский час»: теперь разрешалось приходить в десять. Мама, правда, проверяла, где я, частенько караулила возле университета.
Говорила:
— Если у тебя кто-то появился, лучше признайся сама!
— Да никого у меня нет! — отмахивалась я. И это было чистой правдой. О молодых людях, особенно на первом курсе, не думала, только о театре.
Конечно, студенческая жизнь не состояла лишь из зачетов, экзаменов и показов, случались и веселые попойки под разговоры о театре, Станиславском и Эфросе. Однажды нас, первокурсников, позвали в свою компанию дипломники. Они как раз сдали спектакль по пьесе Шекспира «Двенадцатая ночь». Началось все с шампанского, потом в ход пошли вино и самогон, который я попробовала впервые в жизни. Еды практически не было, закусывала ментоловой жвачкой.
В тот день у нас был показ этюдов, и по этому торжественному случаю я взяла у мамы дорогущие сапоги — высокие, замшевые, на шпильке.
Она ими дорожила, дала неохотно и предупредила: «Без сапог домой не приходи». К тому времени я уже перетаскала в университет немало вещей, они использовались в качестве реквизита и бесследно канули.
После самогона в голове зашумело. «Пора ехать домой», — подумала я и пошла в нашу аудиторию за мамиными сапогами. После показа сняла их и переобулась в свои. На том месте, где я оставила ее сокровище, сапог почему-то не оказалось, а искать не было сил. Меня пошатывало, в глазах двоилось. Позвала на помощь подругу. Все облазили — безрезультатно. Я была в таком ужасе, что даже протрезвела. И тут увидела...
сапоги. Они все это время лежали на видном месте, посередине аудитории, странно, что мы их не замечали.
Пошла на выход. В коридоре встретила однокурсника:
— Кать, куда ты так рано? Давай еще по чуть-чуть!
— Ну, давай!..
Как ехала домой на такси, помню плохо. Деньги пришлось одолжить у нашего худрука. Родителям позвонила заранее, чтобы не волновались.
Приезжаю: они не спят. Никогда не ложились, пока не приду. Мама сначала не поняла, в каком я состоянии. Спрашивает:
— А чего это ты такая румяная?
— Ну, мороз же на улице! Зима...
Пошла в душ. Думала, протрезвею. От горячей воды окончательно развезло. Из ванной выползла, держась за стенку. «Ничего себе! — восклицает мама. — Кузенька (она так папу называет), смотри, наша-то в первый раз пьяная пришла!» Родители не ругали. Смеялись. Я, наверное, очень потешно выглядела. Слава богу, сапоги не потеряла...
Первые полтора года у нас был замечательный руководитель, Александр Ильич Балабан, мы его боготворили и занимались день и ночь. К сожалению, в университете против Балабана сплели какую-то интригу и заставили уйти, к нам пришел другой худрук. К учебе я не охладела, но решила, что пора продвигаться в профессии. Сделала портфолио, стала ходить по кастингам. Сниматься начала на втором курсе — в эпизодических ролях в сериалах.
А вскоре пригласили на Первый национальный канал.
Я никогда не мечтала о телевизионной карьере, но, к сожалению, в Украине у актеров большие проблемы с работой. Полнометражные фильмы практически не снимают, а в сериалах — даже украинского, а не российского производства — «нашим» чаще всего достаются роли второго плана. Поначалу надеялась, что вслед за эпизодами появятся более серьезные предложения, но время шло, ничего не менялось, и когда пригласили на телевидение, я согласилась.
Все получилось очень быстро. Двадцатого августа подписала контракт, а первого сентября уже выпихнули в прямой эфир — без подготовки, без телесуфлера, с листком бумаги. Пришлось выкручиваться, выезжать на обаянии.