Орали друг на друга по телефону — это ты виновата, это ты виноват, да пошел ты, не хочу тебя больше видеть. Все! Спросите, что случилось? Не знаю. В тот момент мы только пришли после окончания института в театр, он — в Вахтангова, я — в «Модернъ». Было очень тяжело, съемок нет, денег тоже, но раньше нам это не мешало. Не знаю почему, но после четырех лет, прожитых вместе, мы разбежались.
Со зла я немедленно бросилась в роман на «Кинотавре», куда отправилась с «Грузом 200», а Леня закрутил с какой-то актрисой из своего театра. Надо было срочно влюбиться, я опять ткнула пальцем в местного юношу — не из киношной тусовки, из ресторанного бизнеса — и назначила его быть моей жилеткой, в которую плакалась о своих страданиях.
Море. Солнце. Мы гуляли по берегу, и я вдруг заявила: «Так, у меня день рождения пятнадцатого июля. Мы поженимся, быстрее поехали в ЗАГС». Это был какой-то истерический припадок: надо срочно зачеркнуть прошлое — все, нет Лени. Слава богу, у «жилетки» хватило ума и сил утихомирить этот бред, а то с меня бы сталось замуж выйти. Новый возлюбленный, зачем-то бросив свой бизнес, поехал следом за мной в Москву. Но это все было для меня ерундой, я думала только о Бичевине, страдала. Он мне постоянно снился, нас разделяло только пространство, ежеминутно я была с ним.
Прошло три долгих месяца, и я просто сбежала. Куда в традициях нашего кино сбегают от ненужных романов? Конечно в Ленинград, по-нынешнему — в Питер. С Леней. В один прекрасный день не выдержала и позвонила, не помню, да и не важно, что говорила, придумала какой-то дурацкий предлог.
Он обрадовался, мы встретились, гуляли по Москве. Я бросила как бы между прочим: мол, живет тут у меня один... Как про домашнее животное. Ужас, как я могла?! А Леня признался, что расстался с той девушкой через месяц, что с ней все не то и не так, как со мной. Я говорю: «Да ладно, все классно, мы гуляем, нам же круто! Поехали веселиться!»
Сели в поезд и укатили в Питер, вот так с бухты-барахты — без долгих сборов. Сняли номер в гостинице в центре города и пошли вдоль Невского, по тем барам, которые любили. Всю ночь танцевали, выпивали, смеялись, болтали, бродили по городу: типа мы расстались, но мы ж друзья. В номере оказались в шесть утра, нам нужно было возвращаться в столицу. Леня говорит: — Агния, ты для меня самая родная, но все — ничего уже не будет.
Целовал меня, целовал и твердил, что мы расстались.
Я соглашалась:
— Ну и что, конечно. Все отлично, ничего не надо. Мы не будем встречаться.
Вернулись в Москву и разбежались в разные стороны.
Прошло еще два месяца, я узнаю, что Бичевина утвердили на главную роль в фильме Балабанова «Морфий». Радуюсь, звоню, поздравляю. И вот так болтались-болтались, звонили-звонили... Ресторатор по-прежнему со мной, ужас какой-то, мне с ним скучно, он подозревает, ревнует, устраивает сцены. А я думаю только о Лене...
Бичевин уехал сниматься у Балабанова, позвонил через месяц: «Я так соскучился по тебе.
Приезжай на съемки, тебя все ждут». Группа та же, мы знаем друг друга по съемкам «Груза 200». Примчалась в Питер пулей, жила у него, потом съемки передислоцировались в Подмосковье — я с ними. И вот так, как-то накатиком, в течение полугода мы сокращали разделившее нас расстояние, пока оно не сжалось до нулевой отметки. Мы снова были вместе. Все было супер, как прежде, и даже лучше! После этого мы прожили еще прекрасные полтора года, безоблачные, безмятежные, волшебные.
Стояло жаркое лето, у меня закончились съемки в Одессе, а Леня опять снимался в Питере, я рванула к нему, мы не виделись месяц. Бичевин прислал за мной на вокзал машину с водителем. Приезжаю на площадку, у них ночная съемка, и Леня, смешно коротко остриженный для этого проекта, бежит со всех ног ко мне, хватает на руки, кружит:
— Я так соскучился, так соскучился!
Что делаю я?
