Так что российский паспорт мне выдали, но в нем не было отметки о прописке.
Первого сентября к нам на собрание курса явилась декан актерского факультета Елена Евгеньевна Магар.
— Это не документ, — изрекла она, повертев в руках мой новенький паспорт. — Здесь нет прописки.
— Но мне сейчас негде прописываться, я живу на съемной квартире.
— Меня это мало волнует. Ты нас всех обманула. Таким не место во ВГИКе.
Мои сокурсники притихли, не знали, как себя вести, попрятали глаза. И тогда я попросила:
— Можно, я побуду на занятиях только один день?
Я так об этом мечтала...
Декан милостиво разрешила. Вечером, когда, попрощавшись со всеми, я выходила из здания, столкнулась с педагогом по актерскому мастерству, ассистентом Грамматикова Юрием Борисовичем Ильяшевским.
— Сильно расстроена? — спросил он.
— Нет, — говорю и даже стараюсь улыбнуться, чтобы только при нем не расплакаться. — Пойду своей дорогой.
— Вот что, — сказал педагог, который впоследствии стал для меня в институте самым родным человеком, — завтра приходи на занятия.
— А как же...
— Приходи и ни о чем не думай.
Так, ни о чем не беспокоясь, я проучилась во ВГИКе два года вольнослушателем, репетировала спектакли, даже сдавала экзамены. В институте проводила нереальное количество времени. Мое сердце выскакивало из груди от счастья, когда играла Антигону или невестку Вассы Железновой Рахиль, или Гелю в «Варшавской мелодии».
Через два года Грамматиков сказал: «Попробуем зачислить тебя сразу на третий курс. Я хочу, чтобы ты получила диплом».
Не тут-то было. Декан доходчиво объяснила, что я по-прежнему ни на что не имею права, ведь прописки у меня не появилось.
— Давай я пропишу тебя в своей квартире, — предложил мой добрый ангел Юрий Борисович. — Несправедливо, если из-за такой ерунды мы потеряем талантливую студентку.
Тем более что у меня на тебя виды, будешь играть в дипломных «Трех сестрах».
— Спасибо, дорогой Юрий Борисович, — ответила я. — Но я ухожу, мне надоело бороться, что-то всем доказывать. Вы и так для меня много сделали. А главное, открыли актерскую профессию по-новому. Я уже не та девочка, которой помогает справляться с ролью лишь ее интуиция. Теперь я многое умею.
«У тебя все равно все будет хорошо», — напутствовал меня Грамматиков.
Буквально на следующее утро раздался телефонный звонок из агентства. Едва продрав глаза, я услышала:
— Срочно езжай в Музей-квартиру Булгакова на Маяковке. Там уже идет грандиозный кастинг.
— А что за фильм?
— Что-то историческое, на месте узнаешь.
Я подхватилась и поехала.
В ожидании своей очереди села на стульчик, девушки выходили из соседней комнаты пачками. А седобородый мужчина в очках раздавал команды, одновременно распекал кого-то по мобильному, подписывал бумаги. Увидел меня, подошел.
— Кто такая?
— Я — Лянка.
— Тогда я — Юрик. Ну, что сидишь, иди фотографируйся.
Зашла, на меня сразу накинули мушкетерский плащ и надели шляпу с пером.
Действительно, проект исторический. В агентстве не обманули. А дальше произошло неожиданное. Георгий Эмильевич Юнгвальд-Хилькевич (а это был он) отправил всех девушек домой, со мной же работал часа четыре. Я примеряла разные парики, костюмы.
«Делаем из нее девочку», «А сейчас делаем мальчика!» — командовал Хилькевич гримерам, не давая мне опомниться.
Потом спросил:
— Ты поешь?
— Да, не певица, но петь умею, — у меня в голове крутилось: надо на все отвечать «да», убедить знаменитого режиссера, что все могу.
— Фехтуешь хорошо?
— Да, — а сама уже прикидываю: надо будет пойти к моему педагогу по сцендвижению и попросить со мной дополнительно позаниматься.
— А конным спортом когда-нибудь увлекалась?
Тут я сообразила, что в этом вопросе врать нельзя. Опасно. И честно призналась:
— Лет в восемь сидела один раз на лошади. Проехать потихонечку, наверное, смогу, но не галопом.
— Ладно, — говорит Хилькевич. — Это все фигня. Записывай телефоны.
Моим тренером по фехтованию стал Владимир Яковлевич Балон. На ипподроме ждал другой человек, которому было дано указание посмотреть, смогу ли я вообще подружиться с лошадьми.
— Ну, и пиши телефон Дуни.
— А чем мы с ней будем заниматься?
— Не с ней, а с ним.
