Владимир Наумов: «Своим отношением к жене я возмутил Алена Делона»

Режиссер вспоминает о работе с Пырьевым, Бондарчуком, Параджановым, Евстигнеевым, Ульяновым и многими другими кинематографистами, с кем сводила его профессия.
Елена Костина
|
19 Января 2017
Ален Делон и Наталия Белохвостикова
Ален Делон и Наталия Белохвостикова (жена режиссера Владимира Наумова) на съемках фильма «Тегеран-43». 1980 г.
Фото: LEGION-MEDIA

«С Наташей Белохвостиковой мы познакомились, когда вместе летели в Белград на Неделю советского кино. В самолете мы оказались в соседних креслах, но Наташа рвалась поменять место. Она решила, что я сумасшедший. Я ведь постоянно вытаскивал сигарету из пачки, вдыхал запах, мял ее и был весь в табаке. Дело в том, что накануне я бросил курить. Точнее, Гайдай прислал мне доктора, который под гипнозом заставил меня «завязать», — рассказывает режиссер Владимир Наумов.

Наш мастер во ВГИКе режиссер Игорь Савченко называл нас, своих учеников, «конгломератом безумствующих индивидуальностей». Ведь в нашей мастерской учились Саша Алов, Марлен Хуциев, Сережа Параджанов, Юра Озеров, Феликс Миронер, Латиф Файзиев, Гриша Мелик-Авакян... Саша Алов вскоре стал моим самым близким другом. Все мы работали друг у друга ассистентами. Первым ассистентом в моей жизни был Параджанов, а первым актером — Бондарчук, он снялся в моей курсовой работе «Юлиус Фучик. Репортаж с петлей на шее». Помню, надо было снять сцену накануне казни Фучика. Мы решили сделать это в коридоре ВГИКа, ближе к ночи, когда институт опустеет. Ребята разбрелись, ища нужное место. Сережа Параджанов нашел пустой угол с торчащей проржавевшей батареей. 

Начали снимать, но мы с Бондарчуком почувствовали, что чего-то не хватает. Бондарчук повернулся и сделал несколько шагов по коридору. «Ты куда?» — спросил я. «Видишь, я могу свободно уйти. Сделай что-нибудь. Мне нужно почувствовать замкнутое пространство». Мы посовещались с Параджановым, он ушел и через 15 минут вернулся с наручниками: «Сейчас тебе будет замкнутое пространство». Параджанов был кудесник и всякие чудеса вытворял постоянно. Приковали Бондарчука за руку к батарее. «Ну вот, другое дело. Теперь я чувствую, как сузилось пространство, и чувствую запах тюрьмы», — сказал Сережа. К полуночи мы эпизод отсняли. «Параджанов, — зову, — давай ключи!» — «Какие?» — «От наручников». Он стал шарить по карманам. Оказалось, что никаких ключей и в помине нет. Тут Бондарчук кинулся на него, но не смог достать, потому что тот сделал шаг назад, как Дубровский от медведя, сидевшего на цепи. «Сереж, — успокаиваю Бондарчука, — я посижу тут с тобой до утра, а потом что-нибудь придумаем. Остальные свободны». Но расходиться никто не собирался, не могли бросить Бондарчука. 

Возникла идея оторвать батарею от стены: она была ржавая и вся прогнила, так что это представлялось возможным. А Бондарчук же здоровый был, как бык, он поднатужился и вырвал батарею прямо с куском стены. Но руку освободить не удалось — пришлось просто тащить эту тяжесть с собой. И вот Сережа идет по улице, тащит за собой батарею с куском отломившейся стены, так что по следу нас найти было очень легко. Параджанову дали задание найти ключи от наручников. Когда он скрылся, я засомневался: «Боюсь, Параджанов сегодня не появится». А Бондарчук говорит: «Появится-появится, иначе мы его завтра убьем». И Параджанов действительно вернулся, да не один, а привел какого-то старика, и тот, вооружившись напильником, освободил Сережу.

Александр Алов и Владимир Наумов
Александр Алов и Владимир Наумов подружились во времена учебы во ВГИКе и вместе сняли десять картин. Режиссеры на съемках фильма «Легенда о Тиле». 1976 г.
Фото: Александр Коньков/Фотохроника ТАСС

С кинематографом я был связан с детст­ва. Мой отец был замечательным оператором-постановщиком, он снял фильм «Мы из Кронштадта», с моей точки зрения, выдающийся по изображению. Мама была актрисой Камерного театра. Рос я в «кинематографическом» доме на Полянке. В моем подъезде жил мой друг детства Эрик, сын Ивана Пырьева от первого брака с Адой Войцик. С самим же Иваном Александровичем я познакомился после звонка перепуганного Эрика: «Володька, не знаешь, что случилось? Все бабки во дворе собрались кружком, а папа стоит в центре и ведром машет!» Выглянул в окно и вижу: Пырьев в соломенной шляпе среди толпы что-то орет, а что — не разобрать, потому что орут все. Я подумал, что там какая-то драка, бросил конструктор, который собирал, — и пулей вниз по лестнице. 

Эрик тоже примчался во двор и первым полез в толпу с криками: «Папа, папа!» — а я за ним. Тут Пырьев уперся в меня взглядом и скомандовал: «Иди сюда!» Эрику при этом сказал: «А ты уходи! Так, и разошлись все, разошлись!» Бабки с дворниками расступились, я протиснулся к Пырьеву, он протянул мне ведро: «Как тебя зовут?» — «Вовка». — «Вовка, держи! Знаешь, где гараж Ромма?» Знаменитый режиссер Михаил Ильич Ромм тоже жил в нашем доме, и его гараж я знал. А Пырьев продолжает командовать: «Там кран есть, набери воды!» Зачем вода, он не объяснил, но не выполнить указания Пырьева? Даже мы, мальчишки, понимали: это не годится. Я метнулся к крану, который открывали раз в четыре года, поэтому еще пришлось повозиться, чтобы его отвернуть и пустить воду. 

Но все-таки я прибежал назад с полным ведром. Вот только и себя облил, и Пырьева, что меня развеселило: «Иван Александрович, по-моему, вы описались!» Шутка Пырьеву не понравилась: «Ах ты, поганка, принес воды, и давай отсюда!» Отошел я в сторонку и только тут понял, из-за чего переполох. У режиссера Игоря Савченко с первого этажа (моего будущего мастера во ВГИКе) была овчарка Мишка, и этот здоровенный пес постоянно охотился за овчаркой Гретой, толстой, коротконогой собакой Эрика Пырьева. Савченко с Эриком выводили своих овчарок в разное время, потому что Мишка воспылал любовью к Грете. И вот Мишка ухитрился, и случилась у них собачья свадьба. Попытки развестись не удались, вот Иван Александрович и придумал, как их разогнать. Он поднял ведро над головой, как знамя, и окатил собак водой, те с визгом разбежались.

Потом я с Пырьевым виделся много раз и благодаря ему пересмотрел множество оперетт: сам Иван Александрович ходил на все, он был меломаном и часто нас с Эриком брал с собой. Требовал, чтобы мы в театр надевали белые рубашки, а у кого такой нет (имелся в виду я) — купить немедленно. Конечно же, белая рубашка тут же мне была куплена. И потом, уже после ВГИКа, мы с Иваном Александровичем очень дружили. Кстати, он не любил наши с Александром Аловым картины, а мы с Сашей не любили картины Пырьева, он нас за «грязь», а мы его за «лакировку», что не мешало дружбе.

Сергей Бондарчук
«Завершать работу над «Тарасом Шевченко» с Сергеем Бондарчуком в главной роли после смерти режиссера Игоря Савченко пришлось нам с Сашей Аловым» 1951 г.

Я рос хулиганистым мальчишкой и купленную по указанию Пырьева белую рубашку доставал из шкафа по особым случаям. Чаще в более демократичном виде пропадал с рогаткой на улице со своей бандитской командой — мы гоняли крыс и ворон, ходили драться двор на двор. Как я уже говорил, режиссер Савченко жил в нашем доме на первом этаже, и вечерами мы его донимали — стучали камешком в окно. Для этого изобрели сложную конструкцию из английской булавки на длинной нитке и камешка. Мы прятались, натягивали нитку и отпускали — камешек ударял в стекло. 

Игорь Андреевич бежал к окну, вглядывался в темноту — никого. А нам его хорошо видно, ведь в квартире горит свет. Уйдет, а мы опять за ниточку, стучим, и так продолжалось много раз. Однажды Савченко все-таки нас раскусил: выпрыгнул в окно, перехватил нашу конструкцию, после чего поймал и нас. Кого-то он хлопнул по затылку, кого-то по заду. Потом спросил: «Кто из вас все это придумал?» Мне пришлось признаться: «Я!» Игорь Андреевич не побежал жаловаться моим родителям, только повертел у меня перед носом палкой, на которую опирался при ходьбе, и вдруг сказал: «Слушай, у меня к тебе просьба. Сумеешь такую же фиговину прикрепить Дзигану на пятый этаж? Может, он спросонья выпрыгнет?..» Это была шутка, конечно.

Когда я поступал во ВГИК, с ужасом узнал, что мастерскую будет набирать Савченко. Был уверен, что он меня не возьмет, помня те мучения, которые мы ему доставляли. На вступительных экзаменах, когда я вошел в аудиторию, Савченко удивленно выпучил глаза и спросил: «О-о-о, это ты, Наумов? Вот теперь-то я на тебе отыграюсь!» И я неожиданно понял, что он меня берет. Ну а где же еще он мог бы на мне отыграться, если не в институте? Таким образом, я поступил во ВГИК по «антиблату­».

Когда Савченко готовился запускаться с картиной «Тарас Шевченко», на которой мы всем курсом проходили практику, дал нам задание: ищите актера на главную роль. Каждый настаивал на своем кандидате, мы же с Аловым хотели, чтобы снимался Бондарчук, о чем постоянно твердили мастеру, и в итоге уговорили! Картину снимали на Киевской киностудии. У нас, бедных студентов, далеко не всегда находились деньги на обед в столовой, но выручали яблоки из довженковского сада, за ними по ночам мы устраивали вылазки. Членами бандитской стаи были Параджанов, Алов, Бондарчук, Латиф Файзиев, а возглавляли нашу компанию Савченко и Барнет. Мы завязывали штанины старых брюк, получалось два мешка, и в них собирали яблоки. Ели их потом с хлебом.

А завершать работу над «Тарасом Шевченко» пришлось в итоге нам с Сашей Аловым — наш мастер умер в 44 года: великолепный режиссер и, к сожалению, недооцененный. Дальше начался какой-то чудовищный гротеск. Тогдашний министр кинематографии Иван Григорьевич Большаков был настоящим царедворцем, и по части сдачи картин Сталину ему не было равных. Вот посмотрел вождь «Тараса Шевченко», картина ему понравилась, сделал 12 замечаний и говорит Большакову: «Передайте все это режиссеру». И Большаков не посмел доложить хозяину, что режиссера нет в живых. «Будет исполнено, товарищ Сталин!» Он позвал к себе Пырьева с Роммом, как наиболее знаменитых, и сказал, чтобы они учли замечания Сталина. Пырьев с Роммом отказывались. Пырьев сказал: «Доделать фильм должны ученики мастера». И выбор пал на нас.

Наталья Белохвостикова
«По возвращении с фестиваля я давал интервью для газеты «Правда». И на вопрос, что в Белграде на меня произвело самое сильное впечатление, ответил: «Наташа Белохвостикова!» Наталия Белохвостикова в своем дебютном фильме «У озера» режиссера Сергея Герасимова. 1969 г.
Фото: LEGION-MEDIA

Сталин страдал бессонницей, и все высшее руководство страны работало с ним по ночам. Большаков вызвал нас с Аловым к трем часам ночи. За окном была глубокая ночь, ни звука, ни огонька. Большаков сидел за столом совершенно неподвижно и лишь пристально, не отрываясь, смотрел мне в глаза. Томительная пауза затягивалась. Внезапно Большаков подмигнул мне и слегка скривился. Стало попахивать сумасшедшим домом. Затем он снова подмигнул и тяжело вздохнул. Я тоже подмигнул ему. Тогда я еще не знал, что у Большакова тик и глаз его дергался, когда он волновался и злился. Поэтому воспринял его подмигивание как приглашение присесть, что мы и сделали. Он видел нас впервые, и мы, видимо, произвели на него весьма неблагоприятное впечатление. И честно говоря, его можно было понять — таким шалопаям, молокососам поручать выполнить задание вождя! Когда Большаков начал говорить, Алов медленно протянул руку и осторожно вытащил из стакана на столе министра карандаш. «Положите на место, — одернул его Большаков. — Ничего записывать нельзя, запоминайте!»

Он передал нам 12 замечаний Ста­лина дословно. У него вообще была идеальная память. Говорят, он, не зная языка, переводил Сталину иностранные фильмы, попросту выучивая диалоги наизусть. Одно из замечаний Сталина вообще было не замечанием, а вопросом. Большаков хмуро посмотрел на нас и зло спросил: «Где Ярына?» Мы замерли от неожиданности, не в силах понять, что имел в виду Большаков. Я даже стал озираться по сторонам, ища эту таинственную Ярыну. Мы вскоре сообразили, что речь идет о сестре Тараса Шевченко. А вопрос «Где Ярына?» означал: почему она не показана в фильме? В общем, вождь считал, что поэт должен любить свою сестру, скорбеть о ее нелегкой доле, а зритель обязан об этом знать. Был написан новый эпизод. В эпизоде Тарас заходил к сестре и с чувством говорил: «Ярына!» А она ему отвечала «Так устала, так устала — всю ночь белье стирала». Эта фраза сопровождала нас всю жизнь. Она стала чем-то вроде позывных. Причем оказалась невероятно емкой и многозначной, и каждый раз мы, ученики Савченко, вкладывали в нее разный смысл.

 Когда после долгой разлуки я встретил Параджанова на аэродроме в Мюнхене и спросил, как дела, он ответил: «Так устала, так устала — всю ночь белье стирала». И я очень точно понял, что он хотел сказать. Ну а Большаков каждый божий день отсматривал отснятый материал. Вроде бы его все устраивало, он говорил: «Молодцы, одобряю!» Но однажды вдруг вышел из зала под скрип своих ботинок. Я часто встречал в книжках что-то про скрипящие ботинки. Но министр кинематографии был единственным человеком, кого я знал, у которого действительно скрипели ботинки! Вернулся Большаков нахмуренный: «Вы испортили картину, отстраняетесь от работы». И тут встает Михаил Ромм: «Иван Григорьевич, мне никогда в жизни не было так стыдно, но тот эпизод, который вам не понравился, — мой. Единственный раз я приехал проведать ребят на площадке и попросил их дать мне снять эту сцену. Поэтому нужно выгонять меня, а не их!» Михаил Ильич соврал, потому что решалась наша судьба, и он нас спас, с его стороны это был поступок необыкновенного мужества, который я буду помнить до конца своих дней. Никто его выгонять, конечно, не стал. Мы внесли поправки, Сталин посмотрел новую версию, и на этот раз его все устроило. Выходя из зала, он сказал: «Подлинно народный артист». И вскоре Бондарчук получил звание народного артиста СССР.

Евгений Евстигнеев и Михаил Ульянов
«На съемках «Бега» Евстигнеев не хотел целовать Ульянова, а Ульянов отказывался целовать Евстигнеева. Но мы с Аловым были непреклонны, и пришлось им обоим смириться». 1970 г.

Однажды мы с Аловым пришли к Пырьеву в гости на Котельническую набережную и были шокированы: такие большие и шикарные квартиры мы видели только в иностранных фильмах. Алов сказал с улыбкой: «Иван Александрович, теперь я вижу, что мы действительно идем к коммунизму». Пырьев с улыбкой ответил: «Идем, Саша, идем, но не все сразу, а по очереди, я в начале очереди, вы с Вовкой в конце». Пырьев пригласил нас на «Мосфильм», и мы начали руководить Четвертым творческим объединением писателей и киноработников. Довольно скоро, в 1961 году, мы попали в немилость, не понравился наш фильм «Мир входящему», и нам устроили настоящий разгром в присутствии министра культуры Екатерины Фурцевой, министров союзных республик и их заместителей. Один начальник даже посвятил нам свое выступление: мол, в фильме у них не Красная армия, а батька Махно. Все в каких-то грязных, изодранных шинелях — как такое возможно? О подвиге советского народа надо кино снимать, а у них — пацифизм, всепрощенчество, нашим зрителям такое показывать нельзя. «Я предлагаю режиссеров выпороть, — закончил свое выступление оратор. — А поручим мы это артисту Авдюшко, он парень здоровый». Дело в том, что у нас в фильме есть эпизод: герой, которого играет Авдюшко, когда в него стреляет молодой немецкий солдат, вместо того, чтобы его застрелить, отбирает у него автомат, а потом снимает с него штаны и порет этого немца. 

На этот эпизод и намекал выступавший. А Авдюшко в это время, слегка подшофе, спал у меня на плече. Но как услышал слова «Авдюшко» и «выпороть», сразу проснулся и спросил меня: «Слушай, тут меня просят кого-то выпороть. Кого?» Я говорю: «Да вот, меня и Алова». — «А просит кто?» — «Видишь, на трибуне стоит? Заморыш такой, еле-еле видно его оттуда». И тут Авдюшко поднимается в полный рост, стягивает с брюк ремень, грохает на весь зал: «Да, выпорю сейчас. Спасибо за предложение! Но только не их, а тебя» — и двигается к трибуне. Хорошо еще, я его успел поймать: «Вить, сядь, не делай шума! Сядь, тебе говорят, а то я тебе сейчас по башке дам!» В общем, не позволил я ему выпороть начальника. Может, и зря… Вот так всегда: сделаю какую-нибудь глупость, а потом раскаиваюсь. Ну почему бы художнику действительно не выпороть чиновника? Насилу эту историю замяли. Ну а нас с Аловым в итоге отправили на Венецианский фестиваль, где наш фильм получил два приза, специальный приз за лучшую режиссуру и приз Пазинетти за лучший фильм, показанный в конкурсе и вне конкурса. 

С тех пор итальянский кинематограф стал для меня близким и дорогим. Я познакомился с Тонино Гуэррой и снимал экранизацию его рассказов — фильм «Белый праздник», долгие годы дружил с Федерико Феллини, и каждый раз, когда приезжал в Италию, мы с ним встречались. Однажды мы шли по Риму, я его спросил: «Чего ты такой хмурый?» Он помолчал и ответил: «Мой зритель умер, я как самолет, который взлетел, а посадочной полосы нет. У них, — он кивнул на молодых ребят, — клиповое сознание». Тем временем к нему выстроилась огромная толпа, чтобы взять автограф, даже больше, чем к Джульетте Мазине, которая шла рядом. «Ты кокетничаешь, смотри, сколько народу, и все хотят взять у тебя автограф». — «Я знаменитость, меня показывают по ТВ, а фильмы мои им неинтересны, им скучно, им нужно, чтобы все мелькало, прыгало. А остановиться на минуту и подумать, что я хотел сказать, они не в состоянии». — «Знаешь, какое у меня подозрение? — сказал я. — Мне кажется, Земля стала крутиться быстрее». Он подумал секунду и сказал: «Пожалуй...»

Владислав Дворжецкий и Алексей Баталов
Владислав Дворжецкий и Алексей Баталов в картине Алова и Наумова «Бег». Дворжецкий в этом фильме дебютировал в кино в роли Хлудова
Фото: FOTODOM

Практически все наши картины вначале закрывали, ругали и признавали порочными, но мы с Сашей Аловым всякий раз как-то выкручивались. Самая удивительная история произошла с фильмом «Бег». То, что мы его вообще сняли, — уже чудо, ведь это был первый советский художественный фильм по Булгакову. Консультантом у нас работала вдова писателя Елена Сергеевна, совершенно замечательная женщина. Она создавала атмосферу присутствия Булгакова на площадке, мне казалось, что я с ним лично знаком, вот сейчас откроется дверь, и он войдет…

В «Беге» мы собрали замечательных артистов. Свою первую роль в кино у нас сыграл Владислав Дворжецкий. А еще снимались Баталов, Ефремов, Глузский, Люся Савельева, Ульянов, Евстигнеев. Кстати, Евстигнеев долго отказывался сниматься в сцене, в которой генерал Чарнота в Париже приходит к сбежавшему из России замминистра Корзухину, которого играл Евстигнеев. В апартаменты Корзухина врывался Чарнота в кальсонах, заключал того в объятия и целовал взасос. Евстигнеев не хотел целовать Ульянова, а Ульянов отказывался целовать Евстигнеева. Но мы были непреклонны, и пришлось им обоим смириться. Эти два артиста вообще плохо совмещались между собой. Евстигнеев был импровизатором, терпеть не мог репетировать, и с первого раза у него всегда получалось лучше, чем в последующие разы. Ульянов же, наоборот, набирал с каждой репетицией. И мы с Аловым придумали, как поступить: отвели Женю в отдельную комнатку, поручили симпатичной ассистентке напоить его кофе, а сами продолжили работать с Мишей. Поймали момент, когда один созрел, а второй еще не окончательно увял, и свели их в этой сцене, как два провода, которые дали искру.

Накануне московской премьеры «Бега» мы с Аловым и Ульяновым находились в Чехословакии. Помню, когда ехали в аэропорт, вся Москва была заклеена нашими афишами. Не успели мы распаковать чемоданы, как из Москвы мне неожиданно позвонил знакомый, солидный человек, занимавший высокий пост: «Премьеры не будет! Кто-то опомнился, что нельзя показывать этот белогвардейский фильм. Уже все твои плакаты сняли». Мы с Аловым и Ульяновым срочно сорвались в Москву. Билетов было не достать, и нас посадили на какой-то странный самолет. Там сидело всего несколько пассажиров, а передняя часть была отгорожена. Взлетели, через какое-то время к нам приходит охранник: «Товарищ Ульянов и вы, товарищи, вас просят пройти». Заходим в переднее отделение, довольно просторное — стол, диваны. И как вы думаете, кто сидит на этих диванах? Два «портрета», как называли тогда членов Политбюро, фотографии которых носили на демонстрациях. И вот один «портрет» предлагает: «Ребята, сгоняем в домино?» Я не умею, Алов не умеет, спрашиваю Ульянова: «А ты умеешь?» Он мотает головой: «Нет. Но знаю: «пятерка» к «пятерке», «шестерка» к «шестерке»… Давай начнем, а дальше сообразим». 

Лембит Ульфсак и Наталия Белохвостикова
Лембит Ульфсак и Наталия Белохвостикова в картине Алова и Наумова «Легенда о Тиле». 1976 г.
Фото: МОСФИЛЬМ-ИНФО

И тут мне на ум пришло одно высказывание: «Случай — это псевдоним Бога». Вот же он, случай! Говорю: «Давайте сыграем, но на «американку»!» И тут же поясняю: «Это значит, что проигравший выполняет любую волю победителя. Любую волю!» А «портрет» мне: «Да понял я, что ты повторяешь?» Первую партию мы выиграли, вторую тоже, каким образом — непонятно, а третью проиграли. Может, проиграли бы и следующую, но самолет как раз совершил посадку, и уже ковровую дорожку у трапа расстелили. «Портрет» стал прощаться: «Удачи вам!» Уходит, а я ловлю одного из них за полу пиджака: «Минуточку, а как же быть с «американкой»?» Он торопится: «Не морочьте мне голову. Что у вас, кино? Ладно, я разберусь». Но я его не отпускаю: «Вы сейчас уйдете, и я вас больше не достану». Тогда он стал диктовать свой рабочий телефон, но мне было не на чем записать. «Вот и хорошо, — обрадовался «портрет». — Запомнишь, если надо». Я потом еще лет десять этот номер помнил! На следующее утро звоню по нему, но меня не хотят соединять. Я настаиваю: «Он сам просил позвонить!» Мне передали, что «портрет» поговорит со мной в пять часов вечера. И в назначенное время этот человек меня действительно выслушал и пообещал: «Завтра можете объехать всю Москву — плакаты будут на месте». И правда, премьера состоялась! Так что мы с Ульяновым выиграли наш «Бег» в «козла».

А Елена Сергеевна Булгакова до премьеры, увы, не дожила. Замечательная женщина, и это счастье, что мы вообще успели познакомиться. Кстати, она давала нам с Аловым читать рукопись «Мастера и Маргариты», и мы с ней договорились об экранизации этого великого романа. Но картину отдали Элему Климову, и он уже готовился к запуску. И как-то утром я просыпаюсь и вспоминаю, что ночью было странное происшествие. Меня разбудил звонок в квартиру. Жена с дочерью при этом не проснулись, и самое странное, наш доберман Агат почему-то не залаял. Побрел я в прихожую, свет зажигать не стал и в темноте ударился коленом о шкаф. Открываю дверь, а на пороге в шубе стоит Елена Сергеевна. «Володенька, — говорит, — я на минуточку, только сказать, чтобы вы не переживали, Климов картину снимать не будет». 

А в это время во всех газетах, журналах, телевизионных передачах были сюжеты о подготовке к съемкам. Приглашаю ее: «Да вы проходите, чайку попьем». Но Елена Сергеевна торопилась: «Не могу, меня внизу в машине ждет Михаил Афанасьевич. Ну, будьте счастливы!» Я возвращаюсь в комнату и слышу с улицы звук отъезжающей машины, после чего снова засыпаю. И вот я все это вспомнил и думаю: что это было? Как я мог разговаривать с Еленой Сергеевной, которой на свете уже нет? Ладно, думаю, значит, это был сон, просто очень уж реалистичный. Пытаюсь встать с кровати  — нога болит! Смотрю — на ней синяк во всю коленку. Ровно в том месте, которым я, идя к двери открывать Елене Сергеевне, о шкаф ударился. То есть, надо понимать, она действительно ко мне приходила. Да и права была: Элем Климов фильм не снял. Фантастическая женщина!

Владимир Наумов, Наталия Белохвостикова и Ален Делон на премьере фильма «Тегеран-43». 1980 г.
Владимир Наумов, Наталия Белохвостикова и Ален Делон на премьере фильма «Тегеран-43». 1980 г.
Фото: Фото из личного архива Наталии Белохвостиковой

Кстати, свою фантастическую женщину — жену, Наташу Белохвостикову, я тоже узнал благодаря «Бегу»: мы вместе летели в Белград на Неделю советского кино. Я возглавлял нашу делегацию и представлял собственную картину, а Наташа — свой дебютный фильм «У озера». В самолете мы оказались в соседних креслах, но Наташа рвалась поменять место. Она решила, что я сумасшедший. Я ведь постоянно вытаскивал сигарету из пачки, вдыхал запах, мял ее и был весь в табаке. Дело в том, что накануне я бросил курить. Точнее, Данелия прислал мне доктора, который под гипнозом заставил меня «завязать». Но курить все равно хотелось…

А в Белграде мы с режиссером Мар­ком Донским объединились против Наташи. У меня с собой была по­душечка, которая, когда на нее садишься, издавала звук истерического хохота. Так мы обычно разыгрывали наших стариков-кинематографистов. Помню, Григорий Рошаль позвал меня уже в пятый раз смотреть его материал. В зале обнаружилось только одно свободное место, и я положил на кресло подушечку. Не помню, кто из опоздавших на нее сел в самый трагический момент картины, но этот звук заставил всех вскочить со своих мест. Вот и Наташе мы подкидывали эту подушечку в сумку, когда шли в толпе. Сами-то мы отбегали, а она краснела. В Югославии мы узнали, что за картину «У озера» Наташа получила Государственную премию, вместе отметили это событие и в итоге подружились. А по возвращении в Москву я давал интервью для газеты «Правда». И на вопрос, что в Белграде на меня произвело самое сильное впечатление, ответил: «Наташа Белохвостикова!»

Наташа замечательная артистка, которая может все. Единственное, что ее невозможно заставить сделать в кад­ре, — это соврать. При этом она никогда не требует каких-то особых условий. На съемках «Тегерана-43» в сцене гибели героя Алена Делона, где он падает на булыжную мостовую, а Наташа пытается его поддержать, французский актер был в наколенниках и налокотниках. А Наташа, тоже падавшая вместе с ним три дубля подряд, проделывала это без защиты, в легком пальтишке и сапогах на шпильках. Даже Делон возмутился и ругал меня, а она нет. Кстати, Ален впервые снимался в советском фильме, и это целая история, как мы его заполучили в картину. Он сыграл инспектора полиции Фоша, и изначально роль в сценарии была небольшая. 

Мы думали взять кого-то из малоизвестных французских актеров. А наш продюсер — француз Жорж Шейко в свое время работал с Делоном на «Черном тюльпане». И вот, когда мы с Аловым сидели у него в офисе на Елисейских Полях, я ради шутки сказал: «Жорж, а давай возьмем Алена Делона, ты же с ним знаком? Звони ему». Жорж набрал номер, я говорю: «Повторяй за мной: рядом со мной сидят два русских режиссера, которые хотят тебя снимать!» Как ни странно, Делон ответил: «Мой офис рядом, приезжайте». Помню, как мы пришли к нему и пили что-то крепкое. Делон спросил, что за роль, и я протянул ему страничку с текстом. «И это все? А сколько всего страниц в сценарии? Сто двадцать? Вы смеетесь? Завтра в восемь утра принесете мне 20 страниц хорошего текста, и я у вас сыграю!» А было восемь вечера, мы с Аловым вызвали переводчицу, стенографистку и за ночь написали роль. Так Делон сыграл в нашей картине...

Вообще, в моей жизни было столько встреч, людей и событий, что сейчас я собираюсь писать уже вторую книгу воспоминаний, потому что, когда работал над первой, в нее не вошло триста с лишним страниц. Много интересного и поучительного осталось за бортом!

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Драник «Решти» с горбушей горячего копчения: рецепт от Александра Бельковича
«Для приготовления классического швейцарского драника «Рёшти» вам понадобится сковорода диаметром 24 см», — говорит шеф-повар и телеведущий Александр Белькович.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог