«Однажды в каком-то провинциальном городе мы с Люсей зашли в местный магазинчик. Она попросила продавщицу показать детское платье — черное, в мелкий цветочек. Покрутила в руках и говорит: «Выпишите два». Спрашиваю: «Это кому?» А она улыбается: «Потом увидишь». В Москве Люся из двух этих платьев сшила одно такое, что когда ее увидел один знаток моды, он аж глаза закатил: «Это у вас Кавалли?» — вспоминает муж Людмилы Гурченко Сергей Сенин.
После ухода Гурченко ее муж Сергей Сенин неохотно давал интервью. Считал, что к сказанному в ее книгах прибавить нечего. Разве что вещи, которые остались от Людмилы Марковны, могли бы многое рассказать о ней. Таких вещей у Сенина осталось множество. Он мог бы, наверное, распродать их с аукциона, но решил поступить иначе: выставить для зрителей. Сейчас несколько ученых-искусствоведов помогают ему подготовить экспозицию будущего музея-мастерской. Ну а Сергей рассказал журналу «7 Дней» об истории каждого экспоната...
«Когда Люся покупала антиквариат, это не было вложением денег, — говорит Сенин. — Просто она создавала свой мир. И в этом мире все должно быть прекрасно: картины, посуда, платья, украшения. Люся любила красивые вещи, собирала их, и за каждой — своя история.
Первым приобретением ее коллекции стала Петровской эпохи жирандоль — это такой подсвечник, украшенный хрусталем. Люся потратила на него часть первого гонорара — за фильм «Карнавальная ночь». Ей тогда показалось, что она баснословно богата. Она купила подарки папе и маме. А подарок себе отправилась выбирать в антикварный магазин. И стала счастливой обладательницей покоцанной, с недостающими деталями, но очень изящной жирандоли. Одна проблема: ее некуда было поставить, Люся ведь жила тогда в общежитии. Но пристроила где-то до лучших времен. Потом эта жирандоль переезжала с ней с квартиры на квартиру…
Люся находила красивые вещи везде: на вернисажах, в антикварных лавках, на блошиных рынках. Она не была коллекционером в полном смысле этого слова — покупала бессистемно, по наитию. А теперь доктора искусствоведения говорят, что Люся помимо таланта актрисы, певицы обладала и уникальным даром «видеть вещь». И что, сама того не подозревая, собрала коллекцию музейного уровня... Кстати, торговаться Люся особо не любила, обычно этот вопрос решал я. Правда, однажды в шутку она начала меня учить: «Если видишь в антикварной лавочке вещицу, которая тебе нравится, ни в коем случае не пялься на нее, а сделай вид, что тебя заинтересовала соседняя, попроси ее показать поближе, поразглядывай. И только уходя, между делом, спроси, сколько стоит первая. Главное, не проявлять явного интереса к вещи, тогда и цену уступят. И еще: нельзя показывать, что ты специалист, разбираешься в предмете...» Я часто следовал ее советам. Именно так была куплена ваза из уранового, или, как говорят на Западе, «вазелинового» русского стекла (по оценкам специалистов, семья Гурченко и Сенина собрала одну из крупнейших коллекций такого стекла в России. — Прим. ред.).
Люся заприметила вазочку из уранового стекла в Эрмитаже, причем она там на столике из карельской березы стояла. С тех пор Люся стала покупать и урановое стекло, и карельскую березу (из которой у нас были рамы у картин). И вот, гастролируя по Америке, мы на несколько дней заехали в гости к Стасу Намину в Лос-Анджелес. Гуляя по городу втроем, с женой Стаса, мы наткнулись на антикварный магазин (они нас с Люсей будто притягивали). Торговали там евреи-эмигранты из СССР, папа и сын. И вот у них стояла эта ваза... Роскошная! Женщины сразу ушли. А я остался. Показываю на вазу: «Сколько стоит?» — «Тысячу долларов. Ведь это русское стекло». Я делаю равнодушный вид и говорю: «Нет, Миша, могу дать только 200 — больше нет». А он: «900». Мы долго торговались, а я все стоял на своем. Наконец, говорю: «Миша, слушай, это же русское стекло… А сейчас такие дела в России, надо, чтобы это все возвращалось обратно, на родину, домой». И тут он как-то сник и отдал мне вазу за 200 долларов. Я вышел, торжествуя. А Люся, поджидавшая меня на улице, заулыбалась: «Мои уроки не прошли даром!»
Забавная история произошла в 2006 году. Вообще-то мы с Люсей очень редко расставались, всегда и везде бывали вместе. А тут разъехались по разным городам. Она улетела в Самару на гастроли со спектаклем «Случайное счастье милиционера Пешкина», в котором играли Сергей Шакуров, Дима Марьянов, Женя Добровольская. А у меня были срочные дела в Одессе, моем родном городе. Я сделал все, что планировал, и, как только освободился, пошел в антикварный магазин. И заметил пару кузнецовского фарфора: чашка и блюдце. Очень красивые, а главное, у блюдца высокие края. Ведь Люся не только чай, но даже кофе пила из блюдца — она говорила, что подсмотрела это у своей бабушки. Чтобы пить было удобно, у блюдца должны быть высокие края, что попадается редко. И тут такая удача! И вот встретились мы с Люсей в Москве. И я перед ней с торжественным видом разворачиваю свой подарок. Снимаю бумагу, достаю чашку, блюдце... Но Люся как-то странно реагирует. Ничего не говорит, не радуется, а уходит в другую комнату. Я в недоумении. Тут она возвращается со свертком в руках, разворачивает, а там — тоже кузнецовская чашка с блюдцем, того же размера и формы. Только рисунок другой. Так мы обзавелись чашками-близнецами...
Люся очень любила фарфор. Что-то подороже да постарше отправлялось под стекло. А для ежедневного пользования у нас был синий сервиз Императорского фарфорового завода с классическим, еще в XVIII веке разработанным рисунком «кобальтовая сетка». Иногда то чашка, то блюдце разбивались. Из-за этого приходилось частенько заходить в заводской магазин. Там это заметили. И вот однажды мы с Люсей в Питере записывали телепрограмму. В перерыве к ней подходят какие-то ребята. Представляются: «Мы с вашего любимого фарфорового завода. Не могли бы вы разрисовать нам кролика?» Протягивают ей белую скульптурку и фломастеры. Оказалось, готовится благотворительная акция в помощь больным детям: звезды раскрашивают изделия завода, которые затем продаются на аукционах, а деньги идут на лечение. Люся не умела рисовать, но это же не серьезная работа кистью, красками. Так что как-то кролика она раскрасила. Отдала его ребятам, а они на память подарили ей точную копию статуэтки 20-х годов — Ахматова работы известных художниц сестер Данько. Фигурка эта всегда стояла у нас на видном месте…
Среди Люсиных любимых вещичек немало подарков. Например, керамический клоун, он всегда стоял у нас на камине. Его подарил Люсе Никулин. Она обожала Юрия Владимировича, а он — ее. Началась эта дружба на съемках фильма «Двадцать дней без войны», где они играли влюбленных. Когда Никулин бывал у нас в гостях, я делал для него макароны по-флотски, его любимое блюдо. А иногда мы сами приезжали к нему в цирк. Там у Юрия Владимировича в кабинете была уникальная коллекция клоунов. И вот в 1995 году Никулин преподнес одного из них Люсе на ее юбилее. Был у Люси и презент от Мстислава Ростроповича — хотя они друг с другом и не были близко знакомы. Просто когда в 1991 году произошел путч, Ростропович прилетел в Россию и пошел в Белый дом, в самое пекло.
Наутро в газетах появился снимок, на нем Мстислав Леопольдович держит в руках автомат, а на плече у него спит какой-то защитник Белого дома. (Это известное фото сделал фотокор журнала «7Дней» Юрий Феклистов, работавший в те годы в журнале «Огонек». — Прим. ред.) Люсю эта фотография поразила. И она написала о Ростроповиче в одной газете очень проникновенные строки. И вдруг через несколько лет нам передают пакет от Мстислава Леопольдовича. Разворачиваем, а там открытка с невероятно теплыми словами. Оказывается, в благодарность за Люсину статью Ростропович послал ей букет роз и письмо. Но они не дошли до адресата. Спустя годы он узнал об этом и вновь послал Люсе письмо и «букет» — на этот раз из одного перламутрового цветка. Мы просто обалдели… Эту брошку Люся потом часто надевала. То прикрепит ее на черную бархотку, то на берет, то на лацкан жакета. Словом, то этот цветок у нее во лбу горит, то у сердца...
Наряды — это то, во что вложено, наверное, больше всего невероятной Люсиной фантазии. В советские времена в магазинах ничего было не купить, а ей, популярной актрисе, хотелось хорошо выглядеть. Она, кстати, часто говорила: «Дефицит рождает фантазию». Уникальные вещи Люся сооружала из самых разных подручных средств: старинные кружева и пуговицы, копеечная современная бижутерия, дорогие и дешевые ткани — все шло в ход. И будь то бутик в Париже или вещевой рынок в Евпатории — Люся везде находила вещи, в которые могла потом вложить свои идеи, фантазию. И, когда магазины в стране наполнились роскошными вещами, оказалось, что дело не в дефиците. Для Люси ничего не изменилось...
Однажды в каком-то провинциальном городе мы с Люсей зашли в местный магазинчик — то ли «Детский мир», то ли сельпо. Идем, и вдруг Люся останавливается, просит продавщицу показать детское трикотажное платье — черное, в мелкий цветочек. Совсем обычное, копеечное, но чем-то оно Люсю зацепило. Посмотрела она его, покрутила в руках и говорит: «Выпишите два». Я недоумевал — для чего? И зачем два? Спрашиваю: «Это кому?» А она улыбается: «Потом увидишь». В Москве Люся из двух этих платьев сшила одно такое, что когда ее в зале «Россия» увидел один знаток моды, он аж глаза закатил: «Это у вас Кавалли?» Но без Люсиных доработок не оставались и известные кутюрье, включая ее любимого Кавалли. Там пришьет воротник, там поменяет пуговицы, там кружевной пластрон прикрепит, а там на рукава придумает манжеты. И вот уже готова уникальная вещь. Кстати, Валя Юдашкин, чьи работы Люся очень любила, носила и на съемках, и на концертах, и в повседневной жизни, никогда не имел ничего против такого вмешательства. Он замечал, что его костюм на Люсе приобрел какие-то детали, но, как мне казалось, всегда одобрительно кивал…
Всего Люся сама себе сшила более двухсот туалетов. То есть не просто платьев, а к каждому платью — шарф, пояс, шляпка. Специалисты утверждают, что среди рукотворных коллекций, выполненных от начала до конца одним человеком, Люсина — самая крупная. Она никогда не училась швейному делу или мастерству закройщика — это было дано ей от Бога. Люся просто брала ножницы, расстилала ткань и смело, без сомнений ее резала. Я всегда удивлялся: как можно вот так, без выкройки вырезать сложные модели?! А потом понял: когда Люся брала в руки ножницы, платье уже было готово — в ее голове. Шила она тоже сама, на руках. И хотя у нее была швейная машинка, Люся ею не пользовалась. При этом Люся делала сама и аксессуары, и бижутерию, украшения: бусы низала, мастерила серьги и брошки, украшала туфли, перчатки...
Кстати, она и мебель сама обивала, и шторы шила, а к ним сразу — подушки, сидушки. Помню, на одну из съемок к Кате Рождественской Люся пришла в блузе, которую не только сама сшила, но и сплошь украсила цветами, сплетенными из лент. Даже пуговички на этой кофточке уникальные, не типовые — Люся обвязала их крючком. Это все безумный, кропотливейший труд, но ведь от любимого дела никогда не устаешь… У Люси под рукой всегда имелись нитки, иголки, леска, клей, какие-то проволочки, крошечные гвоздики и маленький молоточек. А шила, к слову, она в кровати. Да она все делала в кровати! Лежание было самым любимым ее занятием, а любую спортивную нагрузку, в том числе простейшую зарядку, Люся ненавидела. В постели она даже танцы репетировала — тоже в голове. Ну и, конечно, там создавались все эти знаменитые костюмы. Люся лежала, закрыв глаза, и думала, сочиняла. А потом садилась, и я видел: все уже готово, теперь надо только это сделать…
А свой последний наряд, в котором мы ее и провожали, она сшила из тюля. И не раз грустно шутила, что именно для такого случая и готовит это платье. Люся увидела в магазине ткань цвета шампань для занавесок и сразу поняла, что за вещь из этого можно сделать. Раскроила, а затем начала расшивать ткань бисером, тоннами бисера — не приклеивала, а именно пришивала каждую штучку отдельно. Бисер рассыпался и был у нас в то время повсюду. Я ежедневно просыпался, весь усыпанный бисером… И продолжалось это довольно долго: одни только плечи платья Люся отделывала бисером несколько недель. И вот наконец она надела свой шедевр на кинофестивале в Выборге — мы представляли картину «Пестрые сумерки». Ей наговорили много комплиментов по поводу ее наряда.
А она, вернувшись в гостиницу, еще раз глянула на обновку и твердо сказала: «Нет, не то». Ведь в Люсиной голове с самого начала было другое, гораздо более совершенное, идеальное платье, которое все переливалось, горело. И она не пожалела времени, чтобы сделать его именно таким. Вновь каждый вечер надевала очки, садилась в кровать, обкладывалась пакетами с бисером и нитками. А я вновь по утрам был, как в блестках, в бисере… Люся закончила платье только в феврале, когда попала в больницу с переломом ноги. У нее там оказалось много свободного времени. Вышивала, как привыкла — в кровати, только теперь больничной. А в марте ее не стало…
Когда после ухода Люси я пришел в себя, понял, что очень хочу сохранить тот мир, который она с такой любовью создавала годами. Сохранить и показать его людям. Хотя, бывало, что нам с Люсей приходилось кое-что продавать из нашей коллекции. Так уж нам «везло»: стоило начать крупный проект — жди дефолта или кризиса. В 1998-м мы ставили мюзикл «Бюро счастья» с участием более ста артистов, которым надо было платить. И вот за полтора месяца до премьеры — дефолт, денег нет. Спасибо, что музыканты продолжали репетировать «в долг». Вот тогда-то мы и продали часть вещей. Через десять лет запустили картину «Пестрые сумерки». И на тебе — кризис! Тут уж мы расстались с частью мебели из карельской березы. Но все же большая часть Люсиной коллекции сохранилась. Хочу, чтобы люди любовались ею. Чтобы мир Люси не разрушился, не исчез. Пусть в квартире, где мы с ней жили, кипит жизнь, мастера учат желающих делать сережки — как Люся, вышивать бисером — как Люся...
Надеюсь, через пару месяцев музей-мастерская распахнет свои двери. Мне очень приятно, что люди Люсю не забывают. Вот на днях, 21 октября, на концерте в Кремле прозвучат Люсины песни. На сцену выйдут обожаемые Люсей Жванецкий и Земфира, Владимир Познер и Максим Галкин*, Коля Басков, «Comedy Club», Нани Брегвадзе, Коля Фоменко, Ёлка — не перечислить всех великолепных артистов, которые будут выступать. А ведущие вечера Максим Аверин и Юля Пересильд еще снялись в мини-фильме, который покажут зрителям. Голос Люси там тоже прозвучит...
Когда я решил здесь сделать музей-мастерскую, кое-кто посчитал меня сумасшедшим. Но нашлись и такие, которые помогли все разобрать и систематизировать. Без грантов, без денег — из любви к актрисе, певице, человеку Людмиле Гурченко. Поэтому в нашей квартире сейчас продолжается жизнь. И вездесущий бисер опять попадается мне повсюду...»
