Людмила Гурченко: почему она оказалась в опале после «Карнавальной ночи»

Режиссер Андрей Житинкин поделился уникальными воспоминаниями об актрисе.
Записала Анжелика Пахомова
|
22 Декабря 2016
Людмила Гурченко
Кадр из фильма «Карнавальная ночь». 1956 г.
Фото: МОСФИЛЬМ-ИНФО

«Перед всем «иконостасом» театра — Ширвиндтом, Мироновым, Плучеком — Гурченко расстилалась как могла: играла на баяне, плясала, пела, била чечетку… А они сидели спокойно. Просто сидели — и все. И вот в какой-то момент Люся сама себя оборвала на полуфразе и спрашивает: «Ну что, я пошла?» В ответ — молчание. Она спустилась со сцены и тут же, ни с кем не прощаясь, уехала», — вспоминает режиссер Андрей Житинкин.

Шел 1994 год. В одно прекрасное раннее утро, что-то около восьми часов, меня разбудил звонок: «Это Шурик». — «Какой Шурик? Я еще сплю!» — «Твой Шурик». — «Что значит мой Шурик? Перестаньте издеваться!» — «Твой учитель…» Тут я, выпускник Щукинского училища, наконец узнал звонившего: Ширвиндт! Оказалось, что к своему юбилею он решил поставить в Театре сатиры пьесу Эдварда Рад­зинского «Поле битвы после победы принадлежит мародерам» и приглашал меня в качестве режиссера постановки, — рассказывает режиссер Андрей Житинкин. — Главную мужскую роль Ширвиндт должен был играть сам. А вот насчет главной женской роли сомневался: кого взять? Ему нужна была возрастная партнерша, которая могла бы бегать трусцой по сцене: в пьесе это предусмотрено. И на меня словно снизошло свыше: «Может быть, пригласим Гурченко?»

Люся охотно согласилась, и очень скоро состоялась первая репетиция — на «Чердаке сатиры», так в театре называется Малый зал, где всегда, кстати, репетировал Андрей Миронов. На этой репетиции случилось странное происшествие: упало со стены и разбилось зеркало, которое висело там долгие годы. Помню, я подумал: «Какая ужасная примета!» А Люся только усмехнулась: «Зеркало меня вспомнило. А приметы не бойтесь, она сработает наоборот» (и потом действительно мы этот спектакль почти 15 лет при полных залах играли). Я спросил: «Как это — вспомнило?» И Гурченко рассказала: «После ухода из «Современника» я пришла показываться в Театр сатиры. Перед показом, который проходил в этом зале, гримировалась именно у этого зеркала. 

Помню, как дрожала от волнения здесь в уголке, с баянчиком. И вот все стали собираться в зале: Александр Ширвиндт, Андрей Миронов, ведущие актрисы театра — весь «иконостас» во главе с Плучеком! Интересно же было посмотреть, что им покажет Гурченко, актриса из «Карнавальной ночи». И я перед ними расстилалась как могла: играла на баяне, плясала, пела, била чечетку… А они сидели спокойно. Просто сидели — и все. И вот в какой-то момент я сама себя оборвала на полуфразе и спрашиваю: «Ну что, я пошла?» В ответ — молчание. Под стук собственных каблуков я спустилась со сцены и тут же, ни с кем не прощаясь, уехала. Сказала себе, что дверь этого театра больше не открою… Вот, сегодня нарушила слово: я впервые здесь после того случая». Что ж. Я больше не удивлялся, что, когда она взглянула на это зеркало, оно разбилось. У Люси была очень сильная энергетика.

Людмила Гурченко  и Андрей Житинкин
Людмила Гурченко и Андрей Житинкин на премьере первого московского мюзикла «Бюро счастья». 1998 г.
Фото: РИА НОВОСТИ

Разумеется, Гурченко не сразу стала для меня Люсей. Конечно, сначала я называл ее Людмилой Марковной, но актриса сама попросила обращаться к ней по имени. У меня, правда, иногда вырывалось другое имя, которое я сам ей дал и каким любил называть ее про себя — Люсинда. С одной стороны, уважительно, с другой — передает ее потрясающий характер, силу воли…

С самых первых репетиций меня поразило Люсино отношение к театру, к работе. Ведь уже не 20-летняя девочка, полная молодого задора, — а работоспособность невероятная! Все актеры на репетицию, как правило, опаздывали. Гурченко приходила всегда вовремя и оказывалась первой. Спокойно делала грим и садилась под дверью. Потому что зал закрыт, никого еще нет… Когда я приезжал и это видел, мне становилось очень неудобно. Я подошел к Ширвиндту и попросил его приезжать пораньше на 10 минут. И что вы думаете? Мы все стали являться вовремя — так Людмила Марковна еще раньше начала приезжать! На репетициях, когда все еще были с тетрадками, она сразу показала полное знание всего текста, чем многих удивила. Ей говорили: «Ну это вы поторопились… Выучили слишком рано, потом забудете!» Но она не забыла! Мало того, на репетициях Гурченко играла с полной отдачей. Как перед кинокамерой! Чем явно Ширвиндта смущала. 

Я Людмиле Марковне однажды тихонько сказал: «Да вы не старайтесь так… На репетиции можно «вполноги». Как же она на меня посмотрела! И буквально на следующей сцене выдала все — и слезы, и истерику. Будто у нее атомный реактор внутри был… Ширвиндт совсем испугался: «Что же с ней на премьере-то будет?» Иногда ночью меня будил звонок Людмилы Марковны, часа так в два ночи. Я хватал телефон, поначалу пугался: «Что-то случилось?» И тут же голос: «Мне приснился удивительный сон. И я поняла, как нам надо эту сцену играть…» В итоге мы несколько сцен в наши спектакли включили из ее снов. То есть и во сне она продолжала работать! Я не знаю, когда она отдыхала вообще!

Премьера прошла замечательно… А после нее к Гурченко подошел уже очень старенький Валентин Плучек, который по-прежнему занимал должность художественного руководителя, и сказал: «Люся, я делаю тебе предложение. Приходи в наш театр!» Она спокойно ответила: «Нет, Валентин Николаевич! Вот теперь я вам говорю: нет». Обиды она все-таки не забывала…

Людмила Гурченко с Андреем Мироновым в фильме «Соломенная шляпка». 1974 г.
С Андреем Мироновым в фильме «Соломенная шляпка». 1974 г.

Мы объездили с этим спектаклем и Америку, и Израиль, и Европу. На гастролях Гурченко только что не носили на руках — так ее обожал зритель. Помню, приехали мы в Ригу. У Люси температура 39,7. Состояние ужасное. Но она играла, потому что были проданы билеты, потому что зрители хотели ее видеть… Она взяла реванш! Всем доказала, что может работать в театре, да еще как!

Была в спектакле одна мизансцена, которой Люся опасалась: они с Ширвиндтом в порыве страсти падают на пол и катятся по сцене, обнявшись. Этот момент всегда проходил под аплодисменты. Но Люся очень хрупкая. Она боялась, что Ширвиндт ее просто раздавит. У нее и так травм было великое множество. Как-то она мне рассказывала, что во время съемок музыкальной сказки «Мама» Олег Попов решил сделать с ней пируэт на коньках, но не удержал. Нога Гурченко была раздроблена, причем та самая, которую Гурченко уже ломала. Конечно, это вышло случайно, хотя Люся все-таки отмечала: «Я ведь его предупреждала, что у меня именно эта нога не в порядке. А он отнесся к моим словам легкомысленно и именно туда попал коньком!» Словом, Гурченко боялась, как бы снова не поломаться. И Ширвиндт, чтобы уменьшить свой вес, худел перед каждым спектаклем. А в день представления вообще весь день ничего не ел. Благодаря чему долго держался в прекрасной форме.

С Люсей у него были отношения замечательные. Хотя с ней было весьма непросто. Помню, однажды Ширвиндт с Державиным уезжали на кинофестиваль, у них были билеты. И перед спектаклем они просили: «Давайте сегодня по-быстрому прогоним! Покороче!» Сами они свои реплики на сцене быстро-быстро произносили. Но в сцене, где у Ширвиндта диалог с Гурченко, причем героиня немного подшофе, все застопорилось. Люся стала делать долгие паузы, как бы от имени своей героини переспрашивать: «А я вот не поняла-а-а... Ты что хотел сказать?» В результате Ширвиндт с Державиным опоздали на самолет. Люся не дала им сыграть так, как они хотели. После спектакля Ширвиндт сказал: «Ну, Люсь, ты и стерва!» Она только улыбнулась, даже не ответила ему. Для нее выше всего был спектакль. Редко встретишь актрису с таким святым ощущением театра.

В 2003 году мы приступили к репетиции новой пьесы — «Случайное счастье милиционера Пешкина», и на этот раз роль мужа героини Гурченко играл Шакуров. Казалось бы, они уже работали вместе — в фильме «Любимая женщина механика Гаврилова». Но вспомним, что любимая женщина своего механика видит только под финал. А тут они находились рядом на сцене весь спектакль. Я, конечно, слышал, что у Шакурова сложный характер, но кто бы мог предположить, что настолько… Вот уж кто мог довести Люсю до слез, что вообще-то мало кому удавалось! Пару раз Гурченко просто уходила со сцены во время репетиции. Они ругались фантастически! Правда, надо отдать им должное, на личности не переходили. Только на тему спектакля! 

Людмила Гурченко с Никитой Михалковым в фильме «Вокзал для двоих». 1982 г.
«Она болезненно относилась к тому, что ей завидуют. У Люси ведь были тяжелые периоды, без работы, без съемок...» С Никитой Михалковым в фильме «Вокзал для двоих». 1982 г.
Фото: МОСФИЛЬМ-ИНФО

Однажды ночью Гурченко мне позвонила и сказала: «Андрей, все! Я не могу выпускать с ним спектакль». А я ей ответил: «Люся, вот когда кажется, что уже совсем «все», — вот это и есть точка, от которой начинается путь наверх. Вам только завтрашнее утро надо преодолеть. И все пойдет в другую сторону. Знаете, как у Бродского: «Как будто жизнь качнется вправо, качнувшись влево». Она говорит: «Обещаете, что уже завтра?» — «Обещаю!» Она любила такие вещи буддистского плана и верила в них. И действительно, на следующее утро вдруг приходит в театр шелковый Шакуров и говорит: «Я запутался. Не понимаю, что играю». Про себя сказал, не про нее, что было удивительно! В первый раз признал за собой какое-то несовершенство, а не за партнерами.

В этом спектакле была сцена, на которую Шакурова очень трудно было уговорить. Я придумал мизансцену, где герои изображают, как идут на лыжах. Люся сказала: «Да, это смешно! Давайте!» А Шакуров: «Как «на лыжах»? Мы же в квартире!» — «Как будто!» — «Без палок, без лыж — это значит, я вам одной задницей должен лыжника изображать?» Еле его уговорили. И только когда на премьере в этом месте зрители устроили особенно бурную овацию, Шакуров смирился. Он понял, зачем это было нужно. Помню, я им всем тогда рассказал историю про худ­рука Театра имени Вахтангова Рубена Симонова, который однажды пришел домой и объявил: «Все! Кончился Театр Вахтангова! Кончился!» Выяснилось, что Рубен Николаевич, ставя сказку Маршака, предложил артистам «сесть» на детских лошадок на палочке. И все отказались. Мол, мы народные артисты! И тогда Симонов сам взял лошадку и, старый уже, с одышкой, показывал, как надо скакать. Люся, выслушав историю, сказала: «Как он прав! Когда из нас, актеров, уходит детское, все пропало!»

Мне нравилось наблюдать, как Люся сосредотачивается. Как она лежит на диванчике в театре, свернувшись калачиком, и делает вид, что спит. Многие так и думали и боялись ее потревожить. Но она, прикрыв глаза, прокручивала роль. Это был такой способ сконцентрироваться, который, кстати, применял в свое время и Гоголь. Ведь он очень много путешествовал и обычно нанимал карету с кем-нибудь в складчину, чтобы было подешевле. Но никогда не разговаривал с попутчиками, делая вид, что спит. Когда его о чем-то спрашивали — не отвечал. Люся услышала об этом и тоже стала так делать. Потому что иначе на съемочной площадке, в театре, в дороге все пытались с ней поговорить, каждую минуту подходили. А тут: Гурченко спит! Просто она ненавидела эти пустые контакты. Могла даже выйти из лифта не на своем этаже, если кто-то ее пристально разглядывал. Нажимала «стоп» и выходила!

Людмила Гурченко с Александром Ширвиндтом
«Чтобы не раздавить Люсю, Ширвиндт перед каждым спектаклем худел. Много лет Люся держала его в форме...» С Александром Ширвиндтом в спектакле «Поле битвы после победы принадлежит мародерам». 1990-е гг.
Фото: Марк Штейнбок

В дороге, когда мы куда-то ехали, у нее были свои, невероятные способы маскировки, так что даже я ее не всегда мог узнать. Она появлялась в ­аэропорту закутанная в платок, в темных очках. Никто и подумать не мог, что эта скромная, неприметная женщина — сама Гурченко! Она говорила: «Когда на фестиваль летим и в самолете полно актеров, я сижу вот так, не узнанная, и слышу о себе много нового». Бывало, люди сплетничали о Гурченко, сидя буквально через кресло от нее, и не подозревали, что она рядом. Люся внимательно слушала и не подавала виду… Причем я не могу сказать, что она с юмором подходила к таким ситуациям. Она болезненно относилась к тому, что ей завидуют. У Люси ведь были тяжелые периоды, без работы, без съемок. Это, как считала она сама, было связано с тем, что она не захотела сотрудничать с органами. Когда ее стали выпускать на первые фестивали за границу после «Карнавальной ночи», ей, оказывается, предложили писать отчеты о том, чем занимались ее коллеги в поездках и кто что говорил на банкетах. А она послала этих людей куда подальше.

Власть ее никогда особенно не ласкала. Правда, Люся говорила, что ее любил Андропов: «Одна актриса вспоминает, что ее любил Брежнев, другая — что ее обожал Сталин, Хрущев, Горбачев… Всех разобрали! Ну а мне — хоть Андропов достался!» И то, шуб или квартир Андропов ей не дарил, в Кремль не приглашал. Просто Люсе рассказали, что, когда он лежал в больнице, бесконечно пересматривал «Вокзал для двоих» и другие фильмы — именно с Гурченко.

Как бы то ни было, хоть на приемы в Кремль Люсю и не приглашали, наград у нее была уйма. Помню, как я в первый раз пришел к ней в гости, зашел в туалет и обалдел: там все стены, с пола до потолка, были обклеены грамотами, дипломами, сопроводительными листами к наградам, причем очень серьезным, государственным. Я пока все это прочел, полчаса, наверное, прошло. Потом выхожу, говорю: «Люся, вы специально это все там развесили, чтоб никто из гостей ничего не мог сделать в этой комнате?» Она отвечает: «Зато оттуда никто быстро не выходит…» Но нельзя сказать, что она относилась к своим наградам с пренебрежением. 

Помню, перед премьерой спектакля Люся увидела макет программки, в котором перед ее фамилией стояло «народная артистка СССР». Она возмутилась: «Нет, так не пойдет! Добавьте — лауреат Государственной премии, лауреат премии Ленинского комсомола, Почетный член ударной бригады Завода имени Лихачева…» В общем, продиктовала целый список, и в программке эти ее звания заняли чуть ли не целую страницу. Что же делать, пришлось так и печатать. Зато зрители дольше всего именно эту страницу разглядывали…

Людмила Гурченко
«Одна актриса вспоминает, что ее любил Брежнев, другая — что ее обожал Сталин, Хрущев, Горбачев… Всех разобрали! Ну а мне — хоть Андропов достался!» 1980-е гг.
Фото: LEGION-MEDIA

Люся любила, чтобы ее окружало все красивое, роскошное. Про одежду уж не говорю: эти ее вечные костюмчики, туфельки, обязательно драгоценности. Но и дом ее был ей под стать. Гурченко коллекционировала зеленое стекло, отовсюду его привозила. Могла на каком-нибудь блошином рынке найти настоящую антикварную вещь, дорогую, не подделку… И сразу говорила: «Беру! Я знаю, куда я это поставлю». В итоге она собрала хорошую коллекцию. Потом ее оценивали специалисты и говорили, что это вещи музейного качества.

Не могу себе представить Люсю по-домашнему, в тапочках и халате. Если к ней приходили неожиданно и она не успевала сделать прическу — мастерски убирала волосы под чалму. Их у Люси было множество. И она знала несколько вариантов, как носить чалму. Я просто обожал, когда она ее надевала. Говорил: «О, Люсинда! Так это же еще интересней, когда только лицо». Мне, как режиссеру, сразу виделся образ…

Это лицо долго оставалось прекрасным, но саму Люсю все меньше и меньше устраивало. Ближе к финалу она все чаще, останавливаясь перед зеркалом, восклицала: «Ну что мне с нею делать? Что с нею делать?» Однажды я спросил: «Люся, с кем?» — «С этой проклятой старостью!» В какой-то момент Гурченко начала отчаянно бороться за молодость. Мы говорили с ней об этом, я спрашивал: «Люся, ну зачем эти игры со временем?» — «Понимаешь, Андрей, я для многих — надежда! На меня смотрят, и кто-то поднимает голову, кто-то расправляет плечи, начинает подтягиваться, бодриться. И вот для этого я стараюсь. Это для меня очень важно». У нее ведь тоже был перед глазами пример. Люся рассказывала мне, что, когда она еще была начинающей актрисой, попала на концерт Марлен Дитрих. Та выступала в потрясающем серебряном платье в пол, которое весило, по слухам, больше семи килограммов. И Люся вспоминала: «Как она три часа простояла в этом платье! Это же видно было, что платье тяжелое…» И она сама по многу часов так же стояла — каблук, прямая спина… Словно нет ни возраста, ни недомоганий…

Единственное, что Люсе давалось легко в ее борьбе за красоту и молодость, — это чудесная талия. Все эти разговоры о том, что Гурченко неимоверно истязала себя, сохраняя фигуру, — ерунда. Она могла после спектакля, часов в 12 ночи сказать: «Ой, так жрать хочется!» Заехать в ресторан, взять огромный стейк с кровью и съесть. И еще какую-нибудь пасту с морепродуктами. Люся никогда не высчитывала калории. И не поправлялась. На сцене у нее все сгорало. Фигура была дана ей от Бога. Но время неумолимо брало свое, Люся не могла выиграть эту войну. Хотя сражалась героически! 

Людмила Гурченко с мужем Сергеем Сениным в своей квартире. 2004 г.
«Люсю все время просили петь песенку про пять минут. Иногда она жаловалась: «Как же меня это достало!» А я ей объяснял, что для людей, если Гурченко поет про пять минут, если по телевизору идет под Новый год «Карнавальная ночь» — значит, все нормально, все стабильно, будем жить!» С мужем Сергеем Сениным в своей квартире. 2004 г.
Фото: Елена Сухова
Людмила Гурченко с Сергеем Шакуровым
С Сергеем Шакуровым в спектакле «Случайное счастье милиционера Пешкина». 2000-е гг.
Фото: Фото из личного архива Андрея Житинкина

Я позвонил ей буквально за неделю до ее ухода. Предложил сыграть у меня в спектакле по повести Теннесси Уильямса «Римская весна миссис Стоун». Гурченко очень понравилась идея, она воодушевилась. И так легко, впроброс мне сказала: «Единственное, я тут опять поломалась. Вышла с собачками погулять, упала… Но, когда приду в форму, сразу приступим к репетициям!» Она к своему положению относилась без трагизма: поломалась — починят. Но оказалось, все гораздо серьезней… О том, что Люси не стало, я узнал из новостей… И не поверил сначала. Подумал, что это очередной слух. Ведь несколько раз уже до этого писали об уходе Гурченко. А она только усмехалась: «Значит, я буду долго жить!» Но на этот раз оказалось — правда…

Как раз сегодня я проходил мимо книжного магазина, а там опять под праздник все витрины обклеили кадрами из «Карнавальной ночи», с Люсей. Я вспомнил, как она до последнего пела эту песенку про пять минут. И иногда жаловалась: «Как же меня это достало!» А я ей объяснял, что для людей, если Гурченко поет про пять минут, если по телевизору идет под Новый год «Карнавальная ночь» — значит, все нормально, все стабильно, будем жить! Ее саму стабильность не привлекала — ей надо было куда-то мчаться, осваивать новое. Надо было видеть Люсю за рулем. Она все гордилась, что водит много лет, с 1978 года. Показывала свои первые права, которые у нее каким-то образом сохранились. Но я боялся с ней ездить! Потому что и в вождении проявлялся ее темперамент. Спокойно дождаться зеленого сигнала светофора Люся не могла — вечно ей надо было рвануть пораньше. При этом, если кто-то ей мешал проехать или, по ее мнению, неправильно действовал, она открывала окно и начинала с этим водителем «разговаривать». В общем, с некоторых пор я стал отказываться, когда она предлагала меня подвезти: «Вы уж простите. Но я пешочком».

Подтолкнуть к чему-то новому Люсю было легко. Например, она могла станцевать рэп наравне с молодыми артистами. Однажды мы с ней задумали поставить мюзикл «Бюро счастья». Это был первый московский мюзикл! Но его выход пришелся на тяжелый 1998 год. Грянул дефолт, спонсоры стали исчезать. Но на Люсю зрители пошли! Это была ее победа. Она после этого сказала: «Как поздно ко мне все приходит… Я была бы звездой Бродвея». Может быть, чего-то она и не успела в жизни. Но в театре реванш взяла!

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Гороскоп на выходные 30 и 31 марта для всех знаков зодиака
Каждый представитель зодиакального круга захочет оглянуться назад и провести анализ: всё ли он успел сделать, что входило в его план.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог