На следующий день Подушкин собрал весь криминал Ростова и стал их допрашивать, угрожая упечь в тюрьму. И через 15 минут они этого парня за шкирку в СИЗО привели.
— Олег, а когда вы поступили в Школу-студию МХАТ?
— Мне поднадоел «Мосфильм», и я решил просто пойти в народ. Работал грузчиком, такелажником, водил самосвал, потом ушел на завод. Когда пришло время идти в армию, я сказал родителям, что собираюсь сейчас в военкомат. Мне, кстати, хотелось стать воином. У мамы случилась истерика, она слегла в больницу.
Я тогда на грузовике работал, грязный, весь в масле. Папа приехал на белой «Волге», боясь зайти на завод, вызвал меня на проходную и сказал: «Срочно переодевайся, у мамы гипертонический криз. Она не выдержит, если ты в армию уйдешь». Родители позвонили знакомому полковнику, и мне дали отсрочку от армии. Вот это мама сработала, она была хитрой, как Лиса, которая Колобка съела.
Родители твердят: «Надо в институт срочно!» А как срочно, если я не окончил школу? Мама пошла к своему педагогу, директору школы Борису Лазаревичу Перельману: «Умоляю! Помогите Алечке сдать за час все экзамены». Он не смог отказать серебряной медалистке. И я экстерном сдал экзамены от 8-го до 11-го класса.
Поступать в Школу-студию МХАТ собрался, потому что туда многие студийцы поступали. Но я не знал, что нужно учить стихи. Не готовился к экзаменам, в армию готовился. И потом, я уже наигрался на сцене будь здоров! Одним словом, мы с ребятами пошли поступать. Меня в приемной комиссии спрашивают:
— Молодой человек, вы прозу выучили? А стих, а басню?
— Какие басни, когда я уже Ромео сыграл!
— И как вас допустили до экзаменов?
— Я побежал в библиотеку. Копаюсь в книгах, ищу стихи. И вдруг мне подсказали: «Возьми «Черный крест на груди итальянца...» Светлова». Это стихотворение мне очень подошло. Все в приемной комиссии на меня смотрели, затаив дыхание. А в жюри сидели корифеи МХАТа — Грибов, Станицын, Пилявская, Тарасова. Я, конечно, оробел немножко, но потом прочел этот стих очень пронзительно. Алексей Николаевич Грибов, великий актер МХАТа, сказал: «Иди, погуляй лето и приходи в сентябре на первый курс». Меня зачислили даже без третьего тура.
Грибов, мой любимый мастер, взял меня сразу под свою опеку. Он говорил: «Я из тебя сделаю настоящего актера. Ты совмещаешь комика с трагиком и можешь играть и трагические роли, и комические. Алька, ты можешь все!» Он со мной много работал.
На первом курсе полагалось готовить самостоятельные работы, не с педагогами, мы сами выбрали отрывок из пьесы или романа. В конце первого курса собирался весь МХАТ, студенты, корифеи, смотреть, кто на что горазд. Я всегда выбирал отрывок по сердцу. Это была сцена встречи в тюрьме кардинала Монтанелли с сыном из романа Войнич «Овод». Там был мальчик такой молоденький, я его пригласил, мы стали репетировать. Я играл Монтанелли. Никакого грима, на черной рубахе висел крест обалденный, который я нашел в бутафорском цехе. Волосы у меня курчавые, длинные — настоящий итальянец!
Эта сцена была полна трагизма. Сын кричал Монтанелли: «Откажись от Бога!» Я в этой сцене поразил всех. После показа ко мне подходили педагоги по сценической речи, по танцам, они меня обнимали, целовали, смотрели на меня, как на какую-то дорогую заморскую куклу. Я их пробил до самого сердца. Потому что я не играл, а жил на сцене. Мне было 19 лет, а я играл 90-летнего, умудренного жизнью кардинала.
Я сам обалдел, но мне было так радостно, что это вышло у меня, потому что по духу я это делал, а не дурака валял. Последней в очереди стояла Катя Градова. Она училась на курс выше. Естественно, мы знали друг друга, здоровались, по одним же коридорам-то ходили...