Его квартира находилась в центре, была обставлена в стиле ретро. Мы там валялись на кровати и слушали музыку из запретной «Эммануэль». Вот такие «детские» воспоминания у меня о студенте Козакове!
Михал Михалыч сидел у нас на каждом экзамене. И когда он уже утвердил на главную роль в «Покровских воротах» Валеру Сторожика, именно Кирилл уговорил отца обязательно посмотреть Меньшикова… А Сторожик ради съемок у Козакова отказался от другого проекта. В результате потеряв роль в «Покровских воротах», кинулся было обратно, а там тоже разводят руками: «Извините, мы уже взяли Меньшикова!»
Олег только спустя годы признался, что был тогда в меня тайно влюблен… А заметили мы друг друга еще во время моего поступления: в комиссии сидели старшекурсники — высиживали себе подопечных.
Вид — «без пяти минут большой артист», нога на ногу, взгляд свысока… И куда же без советов новичкам: «Смени позу, говори не так тихо…» И среди них — четверокурсник Меньшиков. Запускали нас десятками: все читали «Алые паруса» и басню «Ворона и Лисица». Я выступала десятой — экзаменаторы устали: «Рассказывай что угодно, кроме Грина и Крылова!» Но увидев мои испуганные глаза, снизошли: «Или читай так, как мы до тебя еще не слышали!» И, видимо, я смогла, потому что меня приняли единственную из той десятки. Документы подавала в «Щепку», «Щуку» и ГИТИС… Пройдя в первое же, Щепкинское, решила там и остаться.
Поначалу ездила на занятия от бабушки, которая жила в подмосковном Томилине. Очень уставала и потом все- таки выпросила место в общежитии в пяти минутах от «Щепки», где обитали третий и четвертый (меньшиковский) курсы.
И какие там развернулись за меня бои: одни мальчики врываются в комнату, другие баррикадируют дверь, третьи в это время спасают через окно… Свой первый день рождения в училище запомнила на всю жизнь: я — королева, сижу в кресле, как на троне, и к моим ногам подносят подарки… Среди них — игрушечная мышь-рукавица, которая все годы обучения висела на стене в общежитии… Только потом выяснилось, что подарил мне ее Меньшиков. «Я же во всем тебе тогда признался, ну помнишь? Ну, мышь!» — объяснился по-человечески, только когда мы с ним через несколько лет уже в театре встретились…
После института мы с Олегом часто созванивались: с переменным успехом по очереди получали всякие театральные премии — такое между нами шло шуточное соревнование…
Как-то звонит: «Что у вас в театре?» — «Петр Фоменко ставит «Калигулу». В трубке — тишина. «Куда провалился?» — спрашиваю. — «Представляешь… Всю жизнь мечтал сыграть…» На следующий день прихожу в театр, на репертуарной доске — расписание репетиций спектакля «Калигула»: под отпечатанным актерским составом уже ручкой приписано — «Меньшиков». Каково же было желание сыграть, что за ночь Олег сумел договориться и много лет еще гремел в этой постановке! После репетиций «Калигулы» мы часто собирались большой компанией — пели, читали стихи… Однажды Меньшиков встал на колени и признался: «Как я в тебя был влюблен!» — «А что же молчал?» — «Я же видел — ты не одна!» Заметил, что я из одной влюбленности плавно перетекаю в другую, и, как человек тонкой душевной организации, не смел мешать.
А если бы проявил смелость — как знать, может, вы читали бы совсем другую историю...
Но после окончания училища я неожиданно для всех (и даже для себя самой) вышла замуж за преподавателя. После чего все мои былые ухажеры сделали вывод: «Ну, Валюшкина, ты динамо!»
Когда заметила, что мастер курса явно выделяет меня среди других учениц, однокурсники стали казаться детьми: «О чем мне с ними разговаривать?» Я играла во всех его отрывках, в том числе из спектакля «Цезарь и Клеопатра». Тогда мы вместе поехали в магазин тканей на Ленинском проспекте и купили атласный материал бордового цвета. Однокурсница Инна сшила мне платье, которое еще лет 15 висело у меня в шкафу как эталон «девичьей фигуры».
Мастер принес под него украшения из своего Театра им. Моссовета… С ним я прочитала всю запрещенную литературу — он дружил с диссидентами, публиковался за границей в одном журнале с Солженицыным. Передавал свои статьи на Запад, словно шпион: ездил в Ленинград, приходил на кладбище, прятал бумаги в расщелину одного из надгробий, оттуда же доставал гонорар… На последний мы и сыграли свадьбу. Предложение поступило сразу после выпускного, звучало оно весьма романтично: «Меня вызвали в КГБ и поставили перед выбором: или мы тебя посадим, или уезжай отсюда, или успокойся... Я решил остаться с тобой». До этого на протяжении трех лет наши чувства выражались платонически: я была для него Галатеей, он для меня — сродни божеству… И вдруг оба материализовались, причем в двухкомнатной квартире его матушки.
