Внук легендарной актрисы Бенжамен Кастальди — один из самых популярных
шоуменов на французском ТВ, ставший суперзвездным ведущим после успеха
реалити-шоу Loft Story (аналог нашего «Дома-2»). С тех пор молодой
человек постоянно находится в центре внимания журналистов — каждый его
шаг, новый проект или любовный роман дотошно обсуждаются в прессе.
Когда
он позволил себе сделать сенсационное признание, раскрыв печальную,
постыдную тайну своего знаменитого семейства, общественное мнение
буквально взорвалось. Виновника скандала осуждали: как он посмел, как
решился?
Зачем ворошить прошлое великих, да еще столь неприглядное? «Каравану историй» месье Кастальди решил дать по этому поводу некоторые разъяснения.
— Журналисты наверняка задавали вам вопрос: зачем вы это сделали? Вы и так сумасшедше популярны, неужели не хватает адреналина? Действительно, ну ради чего доставать из шкафа скелеты?
— Все предельно просто. Ради своей матери. И бабушки Симоны. Мне хотелось освободить их. Когда ты годами носишь в себе тяжкое воспоминание, это как нераскрытое преступление — оно пожирает тебя изнутри, меняет, делает истеричным… и ты распространяешь яд на других… Так было и в моей семье. Пока я рос и был несмышленым парнишкой, меня лишь раздражали какие-то несносные, на мой взгляд, черты мамы — ее вздорный характер, колючесть, истерики по любому поводу.
С возрастом у нас начались проблемы посерьезнее: мы все время ссорились, не разговаривали месяцами… Но настал день, когда у матери вырвалось признание, которое меня потрясло… И все встало на свои места — я вдруг понял, что она пережила в детстве трагедию, и пережитое нанесло непоправимый урон ее психике. Желчность и колкость, ставшие ее второй натурой, были следствием психотравмы, а не результатом роскошной жизни избалованной дочери великой Симоны Синьоре.
— Стало ли матери легче после вашего публичного признания? Такой скандал разразился...
— Надеюсь.
— Но ведь тайна, о которой вы рассказали, — тайна плохая, некрасивая…
Вы понимали, что рисковали репутацией не только своей матери, но и двух легендарных личностей — Симоны Синьоре и Ива Монтана?
— Помню, в тот день, когда не стало бабушки, мы стояли, обнявшись, с мамой на кухне загородного дома в Отейе, и мама прошептала странную фразу: «Вот теперь настало время все рассказать друг другу…»
Что она имела в виду, я тогда не понял, но ее слова пробрались в самый дальний уголок моей души… Что рассказать? Кому? И почему теперь?
А что касается репутации… Месье Ив Монтан не заботился об этом даже при жизни.
— Каким вы его запомнили?
— Разным. Неоднозначным. Непростым. И уж точно не душкой, каким он всем всегда казался. Вот эпизод. Мне 18 лет. И дед зовет составить ему компанию — послушать какую-то знакомую певицу на концерте в «Олимпии». Он заезжает за мной на своей роскошной машине, Ferrari, кажется. Несмотря на сумеречное время — в черных солнцезащитных очках. Одет, как обычно, вычурно — кашемировая кепка, дорогое пальто из верблюжьей шерсти, стильные кожаные перчатки с открытыми пальцами.
В салоне пахло изысканным одеколоном и кожаной обивкой кресел — этот запах потом всегда будет у меня ассоциироваться только с Монтаном. Конечно же я им восхищался, завидовал ему. Баловень судьбы, любимчик женщин, неотразимый, обаятельный и пружинистый, он вел себя непринужденно, раскованно. Так же и руль крутил, скользя по ночным парижским улочкам, — легко!
В какой-то момент стал вертеть ручку настройки радио, пытаясь найти что-то интересное. И тут поймал сладкую песенку: «Happy birthday… mister President», которую мурлыкала Мэрилин, — так, что по коже мурашки пробегали. «От ее голоса всегда встает, правда?» — подмигнул мне «дедуля».
Я, честно говоря, оторопел… Поддакнуть подобной реплике означало как бы оказаться с ним на равных, но я не мог. И дело не в стеснении… Последние месяцы Монтан стал вести себя со мной просто, без церемоний, и упорно заводил разговоры на скабрезные темы. Меня подобное ввергало в ступор, в тихое бешенство даже. Я только-только начинал встречаться с девчонками, был, естественно, закомплексован, зажат и неопытен и точно не был готов распространяться на тему сексуальных побед ни с приятелями, ни тем более с дедом.
