Меня приучали съедать все до конца, обязательно благодарить Аллаха за пищу, что он послал в дом! В семье к еде относились как к чему-то важному, старались не объединять ее с просмотром телевизора. Я помню, как взрослые говорили например: «Скоро начнется «Песня года». Давайте заранее поужинаем и посмотрим ее под чай». Чай всегда пили с молоком — не знаю, была ли это башкирская или просто наша домашняя традиция. Главой семьи был дедушка, за стол садились только после него. Желали друг другу приятного аппетита, не формально — от души. Дед часто приводил кого-то с работы, чтобы обсудить дела, гостей сажали вместе со всеми.
За столом следили, чтобы дети ели аккуратно и тихо. Если стучали ложкой по тарелке или чавкали, нам говорили: «Ты что, в деревне?» Раевский был поселком городского типа, то есть почти городом! Когда заговаривал дед, все замолкали. Он мог рассуждать очень долго, но мы терпеливо слушали. Из-за стола выходили с ощущением довольства и сытости. Оно было связано не только и не столько с калорийностью продуктов, сколько с самой процедурой трапезы — чинной, размеренной. Стол был красиво сервирован. В каком-то смысле мы наедались еще и «глазами». Передо мной могла стоять большая миска с мантами, а я за весь ужин съедала один или даже половинку, потому что слушала рассказы взрослых. Никто за это не ругал.
Впервые приехав к нам в Волгоград, дедушка и бабушка удивились, что мы не знаем людей, с которыми живем в одном доме: «Как это так? Пошли знакомиться!» С их подачи подружились с соседями. Я знала всех тетушек, сидевших у подъезда. На других детей они ворчали, а на меня — нет. Я не болталась на улице: занималась делом — бежала то в школу с ранцем, то на гимнастику с обручем.
В спорт не отдавали, он сам меня «забрал». Однажды в магазине меня высмотрела тренер по художественной гимнастике. Я не очень хотела ею заниматься, мечтала танцевать. Моим кумиром была Майя Михайловна Плисецкая. Однажды увидела по телевизору «Умирающего лебедя» в ее исполнении и заявила маме: «Хочу стать балериной!» Замоталась в туалетную бумагу — это был единственный материал белого цвета, оказавшийся под рукой, — и принялась в этой «пачке» изображать лебедя. И в гимнастику пошла только для того, чтобы скоротать время до поступления в хореографическое училище, но к семи годам стала делать такие успехи, что увлеклась всерьез. Тщеславие взыграло, я почувствовала вкус борьбы и побед, ощутила непередаваемую сладкую тяжесть медалей. И хотя по-прежнему безумно хотела танцевать, это желание отошло на второй план, постепенно превратившись в хобби.