Устроители платили за выступления мало, а если учесть стоимость билетов, проживание и другие расходы, не было уверенности, что мы хоть что-то заработаем. Чтобы помочь мужьям, Ира и я ставили в фойе небольшой столик, раскладывали на нем их фотографии, пластинки и принимались торговать.
Ирина по природе оптимист, она в этой ситуации как сыр в масле каталась. Улыбалась и, словно коробейник, призывала покупателей: «Налетай, бери!» И налетали, и брали. Я искренне благодарна этим людям, они поддерживали нас в трудные минуты. И все же для меня «торговать мужем» оказалось самым тяжелым в жизни занятием — было неловко и стыдно. Я делала это вынужденно, и тем более благодарна мужу, что он создал условия, при которых мне больше никогда не приходилось идти против своей природы.
Рядом с таким человеком, как Лев, легко поймать ветер в паруса и жить его энергией, его судьбой, но параллельно с ним я проживала и свою собственную жизнь, в которой были очень сложные периоды и даже моменты полного отчаяния.
Я очень хотела детей, мечтала о полноценной семье.
До тридцати лет не помню года, чтобы не лечилась. Бывало, от безнадежности опускались руки, но потом опять собиралась с силами и бралась за лечение. Мы оба надеялись, что судьба будет благосклонна к нам. Но не сложилось. Мужу было психологически немного легче, он был увлечен работой, она его катила, катила, катила, а вот мне порой приходилось просто невмоготу.
Если бы раньше спросили: «Почему вы не взяли приемного ребенка?» — я бы уклонилась от ответа. А сейчас скажу. Мама редко рассказывала мне какие-то жизненные истории, да и большинство из тех, что я слышала, уже стерлись из памяти. Но одна, о девочке Любочке, накрепко засела в моем сознании. Мама работала в Свердловске на «Уралмаше» и там познакомилась с семьей инженеров. Это были замечательные люди, к сожалению, бездетные. И вот они взяли из детского дома девочку, которая оказалась не совсем психически здоровой, и как они ни старались адаптировать Любочку к жизни, ничего не получалось. Приемные родители вырастили дочку, но ее болезнь и все связанные с этим тяготы довели обоих до инфаркта и раньше времени свели в могилу.
Мама вложила мне в голову мысль, что гены — это самое главное и если они твои, ты знаешь или хотя бы можешь предполагать, что ждет в дальнейшем твоего ребенка и тебя самого, а если чужие — жди какой угодно беды.
Надо было осознать, что это не мой, а мамин страх, мамина история, но в тот момент я была не способна на это. Может, следовало с кем-то поделиться своими мыслями, попросить совета, но я не хотела обсуждать нашу с Левой личную жизнь с посторонними. Да и муж рассказывал, как после смерти его мамы отец предложил ее сестре, тете Наде, жившей в Рязани с маленькой дочкой Алей, переехать к нему и растить малышей вместе. Надя подумала и честно призналась: «Я очень боюсь, что не смогу относиться к чужим детям так же, как к своим!» Эти слова крепко засели у него в памяти.
Недавно мы с Левой вернулись к этой теме и он сказал: — А ведь был момент, когда знакомые предложили нам взять ребенка.
