Влади опасалась, что муж поделится своими восторгами где-нибудь на стороне, на него настучат в органы — и клеймо диссидента-антисоветчика ему обеспечено! Как дальше станут развиваться события, было понятно заранее: «отщепенцу» запретят выходить на сцену. А без выступлений, без идущей из зала любви он жить не сможет. Существовать — да, но не жить. Эмиграция за границу — и это Влади тоже знала — для Володи невозможна. Когда речь заходила о его ближайшем друге Михаиле Шемякине или хорошем знакомом Михаиле Барышникове, брат говорил: «Они смогли прижиться за границей, а я бы ни за что не смог».
Вдруг вспомнился разговор, который состоялся между мной и Володей во время одного из его визитов к нам.
— Ну что, Ирэнка, замуж еще не собираешься?
— осведомился брат. — Двадцать три года уже — пора...
— Собираюсь, — на голубом глазу соврала я. — По твоему примеру выбрала себе в мужья иностранца.
— Француза?! — обрадовался Вовка.
— Нет, китайца.
— Да? Здорово! У меня из окон китайское общежитие видно, так тамошние мужички и ковры во дворе выбивают, и авоськи из магазинов домой тащат, и с детьми гуляют. У них это в крови — женам помогать!
Выходи — будешь как за каменной стеной.
И столько в его голосе было зависти к обустроенности китайской семейной жизни, столько радости за меня, готовую вот-вот обрести «тихое счастье», что мне стало неловко за свое вранье.
— Вовк, я пошутила. Что ты, на самом деле? Представь: я со своими ста семьюдесятью пятью сантиметрами и полутораметровый китаец.
— Ну и что? — Володя был искренне расстроен. — Это же не главное...
…Когда сегодня пытаются представить брата «законченным наркоманом», в моей душе возникает протест. Постсоветское телевидение с избытком накормило нас документальными лентами о «рабах дури», так что у меня есть четкое представление, как они выглядят.
Безвольные, утратившие всякие желания и стремления, кроме как «уколоться и забыться», существа. Какие роли, какие стихи (а их даже за последний год братом было сыграно и написано немало – замечательных, глубоких!), когда мозг то расплывается в тумане, то истошно требует добавки?! Отрицать, что у Володи была зависимость, глупо, но не такая же страшная и безнадежная! И если бы целью шайки, которая крутилась возле брата в последний год, было не выжимание из Высоцкого денег, если бы «друзья» не доставали и не кололи ему всякую дрянь... Я уверена: Вовку можно было бы вылечить.
В Интернете гуляет с десяток версий о том, как Высоцкий «подсел на наркотики». Вряд ли хоть одна из них близка к истине. Правда в том, что еще в 1974 году во время поездки в Америку, пройдя по требованию Марины полное обследование, он получил от штатовских врачей предупреждение: «У вас проблемы с почками.
Если не станете лечиться, очень скоро болезнь даст знать о себе сильнейшими болями».
Когда Володя рассказал о диагнозе моим родителям, мама и отец страшно всполошились:
— Срочно ложись в клинику! С этим не шутят!
— Да ладно вам! Какая клиника? Маринка тоже постоянно пристает... У меня столько дел, столько работы, а вы хотите, чтобы я лежал на больничной койке, опутанный капельницами! Ничего, прорвемся — да, дядь Леш? На фронте народ про почки и печенки не думал, так ведь? Начнут беспокоить — проглочу таблетку-другую и опять в порядке.
Таблетками, видимо, не обошлось.
Мы виделись с братом и осенью 1979-го, и весной 1980 года.
Выглядел он как обычно: подтянутый, со вкусом, даже с лоском одетый. Разве что бледный. Упреждая расспросы, небрежно махал рукой: «Устал немного, высплюсь — и буду как огурец».
О том, что в последние годы Вовка страдал наркоманией, мы прочли в книге Влади «Владимир, или Прерванный полет». Сказать, что были шокированы, — ничего не сказать. Растерянный и вконец подавленный дядя Сеня все время повторял: «Вовка — наркоман! Этого не может быть!»
А вот для Нины Максимовны зависимость сына от сильнодействующих препаратов открытием, видимо, не стала.
В конце восьмидесятых я собирала материал для своей книги о Володе. Работала в архивах газет, журналов, посылала запросы в разные издания. И в декабре 1987-го (за два года до выхода книги Марины на русском языке) из «Советской молодежи» мне приходит копия письма учеников одной из рижских школ. Ребята возмущены словами учителя, заявившего, что Высоцкий умер от наркотиков. Редакция просит меня (а в идеале — родителей Владимира Семеновича) помочь дать детям «достойный и компетентный ответ». Дядя Сеня к моей идее написать книгу о Вовке относился настороженно, поэтому с письмом я отправилась к тете Нине. Требовала от нее жесткой отповеди: дескать, все это гнусная клевета — никогда и ни при каких обстоятельствах мой сын не употреблял наркотики! И сердилась, не понимая, почему Нина Максимовна ищет мягкие, сглаженные формулировки...
На двадцатое июля 1980 года у нас с мамой были куплены билеты в Керчь, где жили две ее старшие сестры.
