Несколько лет спустя — я уже был женат — мать призналась моей Оле: «Наташу я люблю больше, чем Володю. Если честно, он был нежеланным ребенком».
Оля еле сдержалась, чтобы не высказать свекрови все, что о ней думает. Антагонизма между мной и сестрой не возникло и тогда, я не ревновал ее к матери, слова которой о большой любви к дочери порой сильно расходились с делом. Да, она обнимала и целовала Наташу чаще, чем меня. Но однажды на целое лето отправила ее с детским садом на дачу. И вот настал родительский день, надо ехать к ребенку. Наталья Николаевна картинно заломила руки: «Я так устала на дубляже. У меня просто нет сил!»
И «отходила» от трудов праведных в течение месяца, не торопилась проверить, как там ее ребенок. (Кстати, когда позже, став актером, я сам работал на дубляже, мне этот род деятельности не показался изматывающе тяжелым.) В конце концов я не выдержал, напомнил, что Наташа ее ждет, а мать бросила: «Раз тебя это беспокоит, съезди посмотри».
И мы с Олей, тогда еще влюбленные друг в друга школьники, сели в электричку и поехали убедиться, что сестра в порядке.
С ней действительно ничего страшного не случилось, если, конечно, считать нормальным, что пятилетняя Наташа постоянно спрашивала, заглядывая мне в глаза: «А где мама? Почему она не приехала?»
Кто-то, читая это, скажет: разве можно так писать о матери? Не знаю, может, и нельзя. Но я не могу вспомнить ни одной семейной традиции, ни одного приятного сюрприза от мамы к моему дню рождения. Покупались только необходимые вещи: одежда, школьная форма, обувь.
С праздниками вообще было напряженно. Если они приходились на каникулы, нас отправляли в Харьков, если нет — мы с сестрой оставались дома одни, мама всегда куда-нибудь уходила. По большому счету, у нас с Наташей не было семьи, хоть и жили с матерью под одной крышей. Вроде вместе и в то же время порознь.
Все свои эмоции мать приберегала для мужчин. Дан Спэтару одно время часто прилетал к ней из Бухареста. Дядька был симпатичный, одевался и выглядел по-западному. Восхищался «Песнярами», мы с ним часто их слушали. На стол ставилась бутылка водки, которую Дан постепенно опорожнял. Когда пластинка заканчивалась, он неизменно сообщал: «Какие хорошие голоса!» Их роман с матерью был коротким, она быстро его выставила.
А может, он и сам ушел. Слава его очень скоро померкла, чему, видимо, способствовали проблемы с алкоголем.
Для меня началась развеселая жизнь. Мать снималась, колесила по стране с концертами, участвовала в кинофестивалях, а я был предоставлен самому себе. Никогда никому не говорил, что Фатеева и Басов — мои родители. Не хотел, чтобы из-за этого на меня обращали какое-то особое внимание. Мною занималась домработница: обстирывала, готовила обед, но ел я не по часам, а тогда, когда был голоден. И на улице гулял столько, сколько хотел. Все детство провел на спортивных площадках, где мы с местной шпаной играли в футбол и хоккей. За десять школьных лет мама ни разу не открыла мой дневник и никогда не ходила к директору, хотя вызывали ее «на ковер» довольно часто.
И я ей за это благодарен. Иногда учителя пытались вызвать в школу папу, но когда до него дозванивались, выяснялось, что он живет в другой семье и никакого влияния на сына не имеет.
Наша школа была образцово-показательной. Переступив ее порог, я сразу же оказался в тоталитарном государстве, где на каждом шагу ущемляли свободу, к которой я так привык. В класс надо было входить исключительно парами. Когда звенел звонок, учитель говорил: «Звонок для учителя, а не для учеников», и мы всю перемену корпели за партами, дописывая очередную контрольную. На домашние задания я «забил», сдувал их у кого-нибудь с утра в туалете, если вызывали к доске, «плавал» нещадно. А еще постоянно суфлировал, отпускал какие-то шуточки, когда учитель объяснял материал, за что меня почти ежедневно изгоняли из класса.
Угроза отчисления постоянно витала над моей головой.
Как-то маме позвонила завуч и пожаловалась:
— Ваш сын очень громко смеялся в метро.
Оказалось, кто-то из учителей ехал со мной в одном вагоне.
— Ну и что? — ответила мама.
И применила свой излюбленный прием — бросила трубку. Вот за это я ей был благодарен. Она не ломала меня через колено, не исключаю, из-за того, что ей просто было лень этим заниматься. А еще мама научила меня читать в пятилетнем возрасте, и я с упоением глотал книги из нашей огромной библиотеки. Мать вообще большая книголюбка.
