Мы тогда еще не знали, что такое комиксы. Но альбом датского карикатуриста Херлуфа Бидструпа видели, он продавался в книжных магазинах. Так вот, Владимир Павлович, чтобы меня развеселить, сел и словно Бидструп нарисовал целую историю в картинках: как в мальчика Вову забралась свинья и он долго пытался ее прогнать, в конце концов свинья испугалась, вылезла наружу и убежала. Каждый рисунок сопровождал забавный стишок. Папа вообще прекрасно рисовал, писал, рифмовал...
Однажды летом, когда мы с дедушкой и бабушкой отдыхали в Феодосии, к нам неожиданно приехала мама. Ее сопровождал импозантный мужчина.
«Знакомьтесь, это мой новый муж», — заявила она с порога.
Так в мою жизнь вошел Борис Борисович Егоров — космонавт, Герой Советского Союза. Для дедушки с бабушкой это событие стало полной неожиданностью, но они деликатно промолчали. Лишних расспросов их дочь не терпела. Поставила родственников перед фактом развода и нового замужества и улетела в Москву. Позже они узнали, что к матери Егоров ушел, оставив жену с двухлетним сыном.
Меня «выписали» в столицу, когда пришло время отправляться в первый класс. «Будешь учиться в интернате, — сообщила мама. — Домой — только на выходные».
Что я, маленький мальчик, мог возразить? Это уже повзрослев, я не раз задавался вопросом: зачем надо было срывать ребенка из Харькова, где ему было так хорошо?
Нет, в интернате меня никто не обижал. Но большинство ребят родители забирали домой на выходные, а мне такое счастье выпадало нечасто. Глотал слезы, в очередной раз укладываясь спать в опустевшей комнате на казенных простынях с инвентарным номером, и считал дни до следующей субботы. Мама была в то время озабочена исключительно актерской карьерой и личной жизнью. Ребенок в это плохо вписывался. Иногда, правда, я проводил выходные с отцом. Помню, однажды он приехал в интернат на своей «Волге», отвез меня в гостиницу «Москва» и мы обедали в ресторане на последнем этаже с видом на столицу. Но чаще меня забирала к себе папина сестра — тетя Лора. Она работала врачом, ее обожали все, не только пациенты. В тетиной малометражке в блочной башне на Каширском шоссе находилось место не только для мужа, их детей и его родителей, но и для меня.
Жили в тесноте, да не в обиде, вместе садились за стол, вместе шли гулять.
Но уж если меня забирала мама, то эти два дня казались необыкновенными. Она доставала экзотическую по тем временам кухонную утварь под названием блендер и готовила вкуснейший суп-пюре. Космонавт расхаживал по квартире с телефонной трубкой в руке и болтал по-английски с американским коллегой с мыса Канаверал. А иногда сажал меня в свой «бьюик электра», у которого автоматически открывались окна, что было тоже диковинкой, и мы гнали со скоростью двести километров по окружной. Когда нас останавливала милиция, Борис опускал окно и бросал стражу порядка: «Я космонавт Егоров».
Узнав «космонавта № 9», тот терялся, отдавал честь, и мы ехали дальше. Правда, счастье было недолгим: неумолимо приближалась пора возвращаться в интернат, куда мама никогда не отвозила меня сама. За мной и моей соседкой Олей Битюковой заезжал грузовой фургон без окон. Поскольку в нем возили продукты, в частности мороженую рыбу, кузов безнадежно ею пропах. Сердобольный шофер давал нам по кусочку лимона, чтобы не затошнило по дороге. Ведь мы битый час ехали в полной темноте от Мосфильмовской до Варшавки, где располагался интернат.
Оля впоследствии тоже стала актрисой, как и ее знаменитый отец — «молодогвардеец» Борис Битюков. Вместе мы снимались в картинах «Москва — Кассиопея» и «Отроки во Вселенной». Интересно, как она вспоминает те времена?
Космонавт был человеком общительным, любил принимать гостей, что страшно не нравилось маме, она, словно истинная англичанка, считала свой дом крепостью. К тому же была «повернута» на чистоте — а тут пришли чужие люди, натоптали, оставили груду грязной посуды. Ужас!
Но Егоров на ее протесты внимания не обращал, наш дом был всегда открыт для его друзей. Помню, в гости приходили Юрий Гагарин, Лариса Голубкина, Муслим Магомаев, а космонавты Феоктистов и Комаров у нас просто дневали и ночевали. Когда космический корабль, пилотируемый Владимиром Комаровым, сгорел при посадке, Егоров вернулся домой, сел за стол и разрыдался. Не выбирая выражений, рассказал о том, что полет был не подготовлен, а новый космический корабль, на котором летел его друг, спроектирован с ошибками.
