После расставания с Юрием Любимовым Целиковская запретила даже упоминать о нем. И сама, как считается, никогда не проронила о нем ни слова. Но сохранилось одно письмо, в котором Целиковская пишет о разрыве с режиссером. А еще множество посланий от влюбленного Любимова, где он называет Целиковскую «хозяйкой, повелительницей, чудо-женщиной», а себя — «верным псом». Уникальная переписка, которая хранилась в Театральном музее имени Бахрушина, публикуется впервые.
«Эта Целиковская — не пара государственному деятелю!»
Считается, что после расставания с Юрием Любимовым Целиковская никогда не проронила о нем ни слова. Однако это не совсем так. Сохранилось одно письмо, в котором актриса отзывается о Юрии Петровиче весьма нелицеприятно. Впрочем, оно было написано под давлением обстоятельств: после скандального выдворения Любимова из страны у Целиковской начались сложности в театре, при том что они уже не были парой. Чтобы избавиться от проблем, Людмила Васильевна написала письмо председателю КГБ Чебрикову:
«Я готовилась к поездке в группу Советских войск в ГДР, в составе концертной бригады театра имени Евг. Вахтангова. Сама я участница ВОВ и с того времени неоднократно выезжала с концертами в части Советской Армии, находящиеся за рубежом… Эта поездка в юбилейном году победы над фашизмом имела для меня особое значение, и я приготовила программу, посвященную героям, погибшим в огне Великой Отечественной. В последний момент руководителю нашей группы дали понять, что Целиковская отводится от поездки, по причине лишения гражданства СССР моего бывшего мужа, Любимова Ю. П. (С которым, кстати, я никогда не была расписана, и жили мы на разных квартирах.) <…> Если это так, то это для меня очень тяжелое и незаслуженное обвинение. Я разошлась с Любимовым в 1977 году, по моей инициативе, и одной из причин, теперь это уже можно сказать, было мое несогласие со многими его взглядами. Теперь, когда он дошел в своем падении до печального для него конца, меня как-то связывают с его позорными поступками. Я обращаюсь к Вам, Виктор Михайлович, только потому, что если сейчас это недоразумение не будет выяснено, то любые действия этого человека будут и дальше отражаться на моей судьбе и судьбе моей семьи. Вольно или невольно позорить меня, как гражданина Советского Союза, чья любовь и преданность Родине была мною неоднократно доказана. Прошу Вас, Виктор Михайлович, объективно разобраться в этом деле и помочь мне. С уважением, Целиковская».
«Однажды утром в моем доме раздался звонок театрального критика Бориса Поюровского: «Срочно звони сыну Целиковской!» — рассказывает заведующая архивно-рукописным отделом ГЦТМ имени Бахрушина Татьяна Иванова. — Оказалось, в квартире Целиковской делают ремонт, надо разобраться с бумагами, чтобы ничто ценное не пропало. Целую неделю я работала в квартире, потом на даче Людмилы Васильевны. В мои руки попали в том числе письма Юрия Любимова к Целиковской... Эти уникальные документы оказались в музее, поэтому они сохранились. Когда мы их читаем, былая любовь двух великих людей словно оживает». «7Д» благодарит музей имени Бахрушина за возможность познакомить наших читателей с архивом Людмилы Целиковской, ранее не публиковавшимся.
Можно по-разному относиться к этому письму. Но давать объяснения по поводу своей личной жизни руководству страны было в духе времени. И потом, действительно же до Любимова Людмила Целиковская прожила долгую, большую жизнь, и отрезок, связанный с худруком «Таганки», даже не самый яркий в ее судьбе. Целиковская — суперзвезда советского кино, прославилась еще в 40-х годах в фильмах «Антон Иванович сердится», «Сердца четырех», «Воздушный извозчик», «Близнецы»... У нее за плечами были десять лет счастливого брака с главным архитектором Москвы Каро Алабяном. Ради него она в свое время рассталась со знаменитым актером Михаилом Жаровым. Кстати, насчет писем руководству страны: сохранилось удивительное коллективное послание коллег Алабяна заместителю председателя Совета министров СССР Анастасу Микояну, в котором они пытаются помешать планам «корыстной» Целиковской заполучить в мужья столь уважаемого человека:
«Обращаемся к Вам, так как уверены, что Ваше личное и срочное вмешательство в судьбу нашего дорогого Каро Семеновича Алабяна [президента Академии архитектуры СССР, депутата Верховного Совета, члена ВКП(б)] удержит его от неминуемого общественного скандала. На свадьбе сына Рубена Николаевича Симонова Каро Семенович познакомился с артисткой Людмилой Целиковской (жена артиста Малого театра М. Жарова). Дальнейшие встречи и специальная его поездка в Сочи укрепили его незаконную связь с Л. Целиковской и в настоящее время приблизили его к плачевному финалу. Из-за этого артист М. Жаров тяжело заболел. После продолжительного лечения в Кремлевской больнице продолжает болеть на этой почве и, как нам известно, согласия на развод своей жене Л. Целиковской не даст. Но дело в том, что нам, окружающим, хорошо известно, что Л. Целиковская, «разбившая» уже однажды жизнь М. Жарову (разведя его с женой и сыном), — не пара нашему дорогому Каро Семеновичу… Мы уверены, что ее отношение к Каро Семеновичу основано только на меркантильных соображениях, и какая пара К. Алабяну Л. Целиковская, которая моложе его на 25 лет? Мы уверены в том, что Каро Семенович «опутан» ею, и Каро Семеновича, которым мы все гордимся, которого мы вправе называть выдающимся государственным деятелем — во что бы то ни стало надо удержать от рокового шага. За этим шагом кроются неприятные последствия и со стороны М. Жарова. Этот обязательный общественный шум и скандал, до сих пор не имеющий места в деятельности и жизни К. С. Алабяна, резко отразится на ответственной работе, которую он выполняет. Очень просим Вашего вмешательства и совета. Группа ведущих архитекторов». (1948 г.)
Резолюция Микояна была краткой: «Направить товарищу Каро». То есть передать письмо ему самому, пусть подумает над аргументами товарищей. Разумеется, Алабян никого не послушал и женился на Целиковской. Кстати, в то самое время, когда товарищи предостерегали его, юная и прекрасная Людмила посылала своему Каро страстные телеграммы:
«Погибаю без тебя. Злюсь целыми днями. Телефонный разговор только расстраивает. Приезжай скорее, моя радость. Я тебя очень люблю. Вечно твоя. Аленушка».
В другом послании Целиковская даже упрекает Алабяна в холодности:
«Сейчас, когда мне особенно необходимо Ваше внимание, два дня Вы не пишете. Это то, о чем я говорила. О разнице градусов кипения. Я не могу примириться с Вашей сдержанностью, которая граничит с холодом. Очень грустно. Не могу примириться…»
Одним словом, напрасно беспокоилась «группа ведущих архитекторов». Людмила Васильевна Алабяна искренне любила и стала ему прекрасной женой, у них родился сын Саша. И только овдовев в 39 лет, Целиковская — по-прежнему молодая, красивая, озорная — стала обращать внимание на других мужчин. Именно тогда она встретила мало еще кому известного режиссера Юрия Любимова.
Хозяйка, Повелительница, чудо-женщина
Целиковская много гастролировала, в то время как Любимов оставался в Москве, в ее квартире, с матерью Людмилы Васильевны и ее сыном Сашей. И писал возлюбленной телеграммы, полные любви и восхищения:
«Дорогой мой, милый человек. Крепко, крепко тебя целую, обнимаю. Скоро к тебе приеду. Твои здоровы, шлю тебе привет. До свидания, мой дружок. Очень по тебе скучаю. Твой Пес».
«Славной Генеральше от полоненных мужчин. Желаю и впредь одерживать бесчисленные победы на всех фронтах. Р. S. Седьмая жена Синей Бороды шлет Вам лучшие пожелания».
«Дорогую мою, маленькую хозяйку, повелительницу, чудо-женщину, фурчалку, немного страшного диктатора… Я горячо поздравляю в день, когда она своим появлением украсила грустную старую землю. Крепко, крепко ее целую (очень давно это не делал). Несправедливо обвиняюсь во всех грехах. Друг мой милый, твой верный пес у ног твоих».
«Дорогая Людмила Васильевна! Поздравляю Вас с днем ангела, хотя и не могу сказать, что Ваш ангел добр, он сердит и раздражителен. Я действительно звонил в каждом перерыве. Очень сожалею, что не видел тебя, и что ты на меня очень рассердилась. Какой ты самовар! Хоть бы раз взяла и пропустила мимо. В 3 часа буду в Министерстве. Вечером буду дома».
Ответные записки и телеграммы Целиковской не сохранились. Но о ее мыслях и чувствах в период жизни с Любимовым можно судить по письмам 60-х годов, адресованным ее давнему другу — военнослужащему Николаю Бойко. Людмила Васильевна писала ему много лет, рассказывая о своей жизни. Видимо, друг пытался отговорить ее связываться с Любимовым, а Целиковская, конечно, не послушала. Ее письма Николай Григорьевич Бойко бережно сохранил, и после его смерти они обнаружились в папке с надписью «Отдать сыну Л. Целиковской». Так письма вернулись в Москву, а затем попали в архив Бахрушинского музея.
«Для меня Юрий Петрович — эталон мужественности, верности и преданности мне. Даже тогда, десять лет тому назад, когда он и не смел мечтать о том, чтобы быть со мной, он естественно и просто, без единого слова сжег свои корабли и мосты. А кроме того, я уже Вам писала летом, нам очень интересно и не скучно вдвоем… И, что бы вы ни говорили, какие аргументы, оправдания, обвинения ни находили — все это словесная кожура». (1964 г.)
«Собираюсь в январе съездить в дом отдыха, специально походить на лыжах и нагулять себе физиономию, чтобы быть порозовее. Отдохнуть немножко необходимо, так как я стала зверски злая и нудная. Придираюсь ко всем и ко всему, порой без всякого повода. Больше всего достается, конечно, Юрию Петровичу. Как он терпит???!!!! Зачем?! Не знаю… Не забывайте московских друзей. Люся и другие». (1963 г.)
«Дорогой Николай Григорьевич! Юрий Петрович назначен худруком Театра Драмы и Комедии (есть такой в Москве театр, на Таганке). И он совершенно погряз в реконструкции, реорганизации театра. Из Вахтанговского, естественно, ему придется уйти. И с головой окунуться в режиссуру. Я этих действий не одобряю, но он считает, что это единственный шанс начать свое дело, свой театр. Он доигрывает последние спектакли в нашем театре. В общем, будущее покажет, кто прав». (1964 г.)
«Что это Вы «забарахлили», как мой мотор у «Москвича»? Вы не знаете, что у меня воровали машину (около Сашиной школы, куда я зашла на 5 минут). Как милиция сбилась с ног, и как я САМА нашла через 4 часа — ее не успели … (тут следует крепкое выражение, означающее «разобрать». — Прим. ред.). Но ворюги загнали мотор, так что пришлось его менять. Теперь я на ограничителе. Представляете, как тяжело? Мне, да еще на ограничителе! Вот такие пироги! …А куличи и пасха у нас были на славу, жаль, что не удалось Вас угостить. У нас все по-прежнему. Звала сына в дом отдыха, он сказал: «Нет, мама, я лучше позанимаюсь!» Вот какой «ребенок» у меня растет. Юрий Петрович стоит твердо на посту советского искусства. А вообще — весна! Пили березовый сок — психологически ощущение бесподобное. Привет Вам от всех нас». (1965 г.)
«Мне надоело бегать по рынкам, магазинам и зарабатывать деньги. Хочу раз в году ничего не делать. Вам это не понять никогда, не имея такого большого дома, семьи в 5 человек, 2-х машин. Кстати, у моего «Москвича» обвалился в тоннеле кардан, прямо на ходу, попала под поток машин. Это случилось 25-го, и я, закатив истерику Юре, заставила выехать на «Волге» 26-го, куда глаза глядят». (1967 г.)
«Николай Григорьевич! У Вас, наверное, не добрый глаз на нас. Когда Вы сказали относительно тонуса (бодрого) Юрия Петровича, Вы попали, как говорится, не в бровь, а в глаз. Через 2—3 дня его увезли в Кунцево, и вот сейчас, после всякой маеты, он лежит в инфекционном корпусе. Окончательный диагноз — болезнь Боткина. Не сходит с кровати, и все «хреново». Неизвестно сколько пролежит. Вот Вам и тонус! Как Ваше здоровье? И тонус???? Р. S. Мои две машины бегают без техосмотра, и обе ржавые. Что мне с ними делать? Думаю — спущу их обоих с Воробьевых гор, в Москву-реку. Привет Вам! Людмила». (1967 г.)
«Здравствуйте, Николай Григорьевич! Вот Вы живете на свете и не знаете, что у меня был инфаркт миокрады (искаженное: миокарда. — Прим. ред.). Случилось это 8 ноября. 2,5 месяца отлежала в Кунцево, а потом сразу в санаторий. Сейчас постепенно прихожу в себя. Хочется начать репетировать, но врачи пока против «эмоций»… Вот так и поумираем все. Людмила». (1973 г.)
Инфаркт миокарда — во многом результат многолетней напряженнейшей борьбы за «Таганку», которую Целиковская вела вместе с Любимовым. И это благодаря ее славе и ее положению советской кинозвезды самый свободолюбивый театр Москвы так и не смогли «прихлопнуть». В первое время существования «Таганки» Людмила Васильевна писала для театра пьесы. Но скоро у нее появилось другое занятие: ходить по кабинетам, писать в защиту «Таганки» письма, править объяснительные, которые вынужден был давать руководству Любимов. Вот одно из его посланий в Министерство культуры — по поводу слухов о том, что Театру на Таганке подыскивают нового худрука:
«…хотя нет еще официального постановления о моем снятии, ведутся переговоры о подборе кандидатов на должность художественного руководителя. Все это лихорадит наш коллектив, мешает его нормальной работе. Во время недавней беседы с Вами я понял, что Вас неправильно информируют о работе нашего коллектива… Мне часто приписывают такие вещи, с которыми я никак не могу согласиться… Так я не могу согласиться с утверждениями тех, кто считает всю линию театра на Таганке порочной. Нельзя согласиться и с теми, кто выискивает в наших спектаклях то, чего в них не содержится, и строит на этом всяческие домыслы. Вся моя душа протестует против тех, кто называет артистов нашего театра… «тунеядцами и бездельниками, которые едят чужой хлеб»… Не знаю, как будет решен вопрос о моей судьбе, как художественного руководителя Таганки… Но если мне и моему театру будет дана возможность продолжать свою работу в нормальных условиях, мы постараемся доказать свою верность и преданность светлым идеям Коммунистической партии».
Далее в том же письме — слова, написанные рукой Целиковской:
«Наш коллектив приступил сейчас к большой работе над спектаклями «Мать» по Горькому и поэтическим представлением «Ленин». Этими спектаклями, задуманными как гимн Ленину, Партии, Революции, всем своим творчеством я отвечу на партийную критику… Для меня партийность — это прежде всего порядочность».
Людмила Васильевна знала, что надо писать чиновникам, чтобы театр не закрыли, она была опытной и мудрой женщиной. Казалось бы, общее дело сближает, но, вероятно, оно же выхолащивает отношения, лишает их романтики. Последнее из сохранившихся писем Любимова к Целиковской написано уже совсем в другом тоне:
«1970. Милан. Дорогая мадам, зря обижаешься, письмо будет идти 3—4 недели, а я надеюсь, что ты прилетишь в Милан. Благодарю за писульки и звонок, хоть и с моралью и выговором. Пойми, что я работаю как лошадь, хотя и та бы издохла! Все крайне сложно, трудно. Якобсон весь в комплексах (Л. В. Якобсон, выдающийся балетмейстер и хореограф. — Прим. ред.), в мании величия, работать с ним невозможно, и т. д. Как вы все там живете, очень хочу домой. Тут мне не везет, то скрутила меня поджелудочная, вплоть до скорой помощи, только встал, разбил радикулит. Принял все меры, которые в моих силах, чтобы вы приехали… Ты могла бы звонить и почаще, не разоришься. Твой Маэстро! Р. S. Пользуюсь каждым случаем, чтобы тебе звонили, послал тебе записку из Рима, на ходу ее писал».
Однако они продержались в качестве пары еще несколько лет. А когда все-таки расстались, Целиковская глубоко переживала случившееся. Ей было уже за пятьдесят, и она больше никого из мужчин в свою жизнь не впустила. Хотя поклонники у нее по-прежнему появлялись и писали ей письма (они тоже сохранились в архиве). Незадолго до своего ухода Людмила Васильевна призналась: больше всех она любила Алабяна. А ее саму — Михаил Жаров. И поскольку рассказ об этой великой женщине хочется закончить все-таки любовью, а не расставанием, приведем единственную из сохранившихся записок Жарова Людмиле, написанную в 1943 году, когда Целиковской было всего 24 года:
«Милая! Я не знаю, как это называется. Тоска, грусть, скорбь… Я не знаю. Я знаю только, что у меня нет покоя. Сегодня я Вас не увижу — у меня нет сегодня жизни». (1943 г.)
