«Наверное, это неправильно, но у меня никогда не было цели найти жениха и поскорее выйти замуж. В юности я как-то загадала: «К тридцати годам переберусь жить в загородный дом, буду ездить на джипе и растить ребенка». Про мужа в тех мечтах ничего не было, мне казалось, что это необязательно. Так все в моей жизни и получилось», — говорит актриса Алиса Гребенщикова.
— Алиса, два года назад вы блистательно выступали в шоу Первого канала «Ледниковый период».
Уже после финала стало известно, что катались вы в интересном положении — носили под сердцем сына. И, по слухам, готовились к свадьбе с отцом ребенка, Сергеем Дандуряном. Сейчас вы снова участница этого популярного проекта, катаетесь в паре с Максимом Стависким, но в личной жизни затишье, почему?
— Хочу развеять слухи: я не одна, а в окружении близких и любимых людей. Я снова с удовольствием встала на коньки, в Москве — съемки нового сезона «Ледникового периода», в Киеве — съемки сериала «Вера, Надежда, Любовь», на которые меня сопровождает мой сын Алеша (ему год и четыре месяца). До его рождения мы с Алешиным папой прожили вместе пять с половиной лет, но Бог не давал нам детей. И в тот момент, когда я мысленно поставила на материнстве жирный крест, решив про себя: «Ну и ладно, значит, не судьба», переключилась на работу и более-менее успокоилась по этому поводу, — оказалась в положении.
Это совпало с началом съемок «Ледникового периода» и сопровождалось тяжеленным токсикозом — одним словом, приходилось несладко, даже однажды мелькнула мысль вытащить «джокера» из-за пазухи и заявить: «А знаете, делайте нашей паре скидки, потому что вообще-то я беременна». Но афишировать это дело все же не захотела. Сама выбрала коньки, могла бы и дома сидеть. И тосковать. Без работы моя жизнь всегда была бессмысленной и тусклой. Только в свете софитов, театральных, киношных, я оживала. Отказавшись от работы, я бы неминуемо впала в депрессию. А участвуя в проекте, я каждый день получала море положительных эмоций.
Тем более что Леша Тихонов и Илья Авербух делали все возможное, чтобы меня обезопасить, и, зная про мое самочувствие, чуть пылинки не сдували.
— А как вы с Сергеем восприняли новость о беременности?
— Получилось так, что я вдруг неожиданно настолько плохо себя почувствовала, что точно поняла: с моим организмом творится нечто мне неизвестное и дело не в переутомлении. Купила тест на беременность и — опа! Две полоски! Позвонила своей ближайшей подружке Лике Кремер: «Лика, тут такое дело. Похоже, я беременна. Где УЗИ можно срочно сделать?» Она посоветовала клинику, где и подтвердилось, что я уже на втором месяце. В принципе с той минуты и начался разлад между мной и Сережей.
Мне очень хотелось вместе с ним оказаться на одной волне полнейшего счастья, но не получилось... Началась череда каких-то случайностей, недопонимания, недомолвок. Мы не ссорились, поскольку я этого просто не переношу. Я не ругаюсь, не кричу, не повышаю голоса. Просто однажды, после брошенной Сережей в сердцах фразы: «Уходи!» — я собрала вещи и ушла. Собственно, идти мне было некуда. Выручила подруга Лика, у которой в тот момент как раз родился сын. Пройдя «курс молодого бойца — молодой мамы», я поняла, что стесняю ее своим присутствием — жизнь с младенцем диктует свои правила. И тут волшебным образом, встретившись с другой своей подругой, я услышала: «А я как раз с дочками уезжаю в Италию, возьми ключи от моей квартиры и там пока поживи, в себя приди». Знаете, многие не верят в женскую дружбу, тем более в актерской среде.
Но мне очень повезло. Я на деле убедилась, что меня окружают чуткие, открытые люди, которые пришли на помощь в сложной ситуации. Как-то все логично выстроилось, само провидение меня вело, вариантов отступления не было. Потом, когда подруга вернулась, я сняла вот этот дом, в котором мы сейчас живем с Алешей и моей мамой, за сорок километров от Москвы, в сосновом бору.
— Неужели вы так ни разу и не обсудили с Сергеем ваш «скоропостижный» разрыв, не выяснили отношений?
— Нет, как-то не вышло. Но из того, что между нами случилось, я вынесла хороший урок: буквально каждую мелочь, любую обиду и недоговоренность надо обсуждать, не накапливать, давать возможность понять: что-то не так, ведь женщина думает одно, а мужчина абсолютно другое.
А мы молчали и делали вид, что все хорошо. В итоге папа Алеши живет не с нами. Мне кажется, если мужчина хочет, чтобы его женщина была рядом, он сделает все возможное, чтобы так и случилось. Но Сережа меня не возвращал, а я не рвалась обратно, значит, так тому и быть. Ничего плохого о Сереже сказать не могу: раз прожила с ним столько лет, значит, все устраивало — нам было интересно вместе. К свадьбе, правда, никогда не готовились, это все досужие домыслы. Сейчас я понимаю, что ни я, ни Сережа не были готовы к столь серьезному шагу. Брак — это большая ответственность. А мы жили будто бы немножко в шутку, как дети. И каждый сам за себя, рядом, но не вместе. Сейчас у меня нет желания глубоко анализировать, как, что и почему у нас произошло. Я верю: все, что ни делается, — к лучшему.
— Когда последний раз Сергей видел сына?
— В августе прошлого года.
А до этого, когда еще была беременной, пригласила Сережу на премьеру мультфильма, который озвучивала. Ну, увиделись, посмотрели мультфильм и разъехались. Выяснять отношения ни мне, ни ему не хотелось. Возможно, пройдет время и ему станет интересно посмотреть на Алешу не только в журнале, но и вживую, а я буду этому только рада. Прошлое само закрывается: вот вы спрашиваете, а я с трудом вспоминаю хронологию событий. Уже толком и не помню, как у нас роман завязался, как и что было. Так получилось, что эта страница моей жизни закрыта. Сейчас передо мной белый лист, и от меня зависит, что на нем будет написано.
— А что ваши близкие говорят по этому поводу? Не призывают одуматься, помириться с отцом ребенка?
— У нас не принято влезать в жизнь друг друга. Моя позиция — самой принимать решения для того, чтобы самой потом и отвечать. Я знаю, что родные переживают, но советов они мне не дают, знают, что советовать — только злить меня. У нас каждый решает сам за себя. Я и о разводе своих родителей мало что знаю. Они разошлись, когда мне было года три, и потом мама вышла замуж за Диму, моего отчима. Мама неохотно разговаривает на тему развода с моим отцом. Как-то так пошутит, что становится ясно: спрашивать больше не стоит. Мне лично очевидно, почему они не вместе. Потому что очень разные. Также у меня не возникает вопроса, почему мама живет с Димой, а папа Боря — с Ириной.
Настолько все органично.
— Кстати, о папе Боре. Вы в юности своей фамилией гордились?
— Стеснялась. Честно говоря, однажды я даже отправилась в паспортный стол: поинтересоваться, нельзя ли сменить фамилию и стать, к примеру, Алисой Эльмаа. Тогда я училась в театральном и подыскивала себе звучный псевдоним. Своей фамилией я стала гордиться, как это ни смешно звучит, благодаря Лизе Боярской, всего-то пару лет назад. В одном интервью она так хорошо говорила про семью, про родных, что и я подумала: «Ну действительно, почему же я должна стыдиться, скрывать, что я Гребенщикова?» Мой сын, кстати сказать, тоже Гребенщиков. Но когда я была маленькой и чувствовала повышенное внимание к себе по той причине, что мой папа — знаменитый Б.
Г., стеснялась, особенно когда в меня тыкали пальцем. С папой Борей мы всегда общались, хотя помню я его только уже в приходящем состоянии, когда он наведывался к нам в гости вместе с Ириной, своей нынешней женой. Или я ездила к ним. Ирина вызывает у меня огромное уважение, именно она способствовала нашему с папой сближению. Она за то, чтобы дети Бориса Гребенщикова* — я, Василек (их дочка, она моложе меня на десять лет) и Глеб, папин сын от второго брака (ему сейчас двадцать четыре), — были дружны. Когда лет в 13—14 я стала интересоваться музыкой, мы в студию к папе ходили, я к ним часто ездила в гости, играла с Василисой. Когда папа Боря привозил мне из-за границы обновки, подарил настоящую Барби, которая произвела на даче фурор, я догадывалась, что выбирала все это Ирина, хотя она не говорила об этом.
И на рок-концерты я ходила, буквально выросла на них, болталась за кулисами и в гримерках. Я неплохо разбиралась в музыкальных направлениях — папа Боря очень много всяких кассет привозил, и заграничных, и российских. Мое детство можно описать одной фразой: мы все время ходили в театры, в музеи и на концерты. Дома у нас обсуждали не отношения мужчин и женщин или жизнь соседей, а книги. Жили мы в коммунальной квартире на углу Невского и улицы Марата, все достопримечательности рядом, кроме Мариинского театра — до него надо было доехать на автобусе. Последнее обстоятельство всю жизнь вызывало наше всеобщее расстройство. Дни рождения родителей мы очень своеобразно отмечаем. На папин — ходим в Эрмитаж. Каждый раз задается вопрос: «Как будем отмечать?» И каждый раз ответ один и тот же: «А давайте пойдем в Эрмитаж».
А вот мамин день рождения мы отмечаем в Русском музее.
— Алиса, а с профессией определиться вам кто-нибудь из многочисленных родственников помог? Или в эти вопросы они тоже не вмешивались?
— С профессией все вышло само собой. Моим образованием все как-то больше занимался папа Дима. И школы мне подыскивал, и учебой интересовался. Он у нас практикующий психотерапевт и всегда очень мудро и грамотно выстраивает ситуацию — самое верное решение в результате оказывается на поверхности. Когда я оканчивала гимназию, то хотела поступить на журфак в ЛГУ, еще в школе я писала статьи про все то, что казалось интересным: про лошадей, собак и рок-музыку, — в северо-западный аналог «Пионерской правды», «Ленинские искры».
Это я потом уже узнала, что папа Дима не был в восторге от моего выбора, поскольку считал, что на журфаке я не получу хорошего образования. Но он посоветовал: «Алисочка, сходи на подготовительные курсы, поучись, а там уже определишься». И когда я стала вечерами ездить на занятия, поняла, что мне даже стены вуза не нравятся. Одно здание навевало тоску. Да и общество сокурсников я находила не очень интересным. Но зато именно там я определилась с профессией. Как-то куратор моей группы сказала: «Алис, не теряй времени. Образования здесь не получишь, будешь только тусоваться. Поступай лучше в театральный институт на театроведение — там очень интересные лекции». Я вообще-то не была зациклена на высшем образовании. Просто любила театр, неплохо разбиралась в этом деле, вот и понесла документы в СПбГАТИ (ЛГИТМиК).
А там в этот момент шла консультация Карины Добротворской, очень хорошего педагога. Она со мной поговорила и вдруг предложила: «Алиса, а может, на актерский лучше?» Я говорю: «Не знаю, надо подумать» — и пошла домой. Когда папина жена, Ирина, об этом узнала, идею поддержала: «Хотя бы попробуй! Тебя там танцевать научат красиво, а это так хорошо для девочки. А что на этом театроведении хорошего?» И я решилась, хотя была уверена, что на актерский берут по великому блату. Моя бабушка, мама папы Бори, когда узнала, что я поступила, позвонила: «Зачем в артистки-то пошла? Ни голоса, ни внешности — ничего! Только фамилию позорить». На что мама невозмутимо парировала: «Не маленькая, сама разберется». Сначала мне все ужасно нравилось: в институте мы пропадали с утра до вечера, занятия начинались в 9.30, а заканчивались в 20.30.
Но уходили мы позже, приходили раньше, чтобы в аудитории убраться. В общем, к такому ритму я оказалась не готова и месяца через два разрыдалась и сказала, что не пойду больше в институт. На что родные среагировали, как всегда, спокойно: «Не хочешь — не ходи». Ну поплакала хорошенечко, а на следующий день вновь отправилась на занятия. Уже на втором курсе я снялась у Дмитрия Месхиева в «Американке». Но на кино я ставки не делала, мечтала работать в театре, и почему-то в московской оперетте. Просто так — для разнообразия. Хотя на 19-летие папа Боря подарил мне комнату в коммуналке, я могла бы и в Петербурге начать самостоятельную жизнь, о которой мечтала, но я уехала, как и запланировала, в Москву. Кстати, документы на комнату я получила как раз в день своего отъезда. Поступила работать не в оперетту, а во МХАТ имени Горького.
Решение пойти туда родилось спонтанно. На спектакль МХАТа «Ее друзья» пришла одним человеком, а вышла другим. Настолько меня эта вещь потрясла — никогда так не рыдала. Показалась, и меня сразу взяли. Я поселилась в общежитии недалеко от театра, на Тверском бульваре, и радовалась жизни, отправляясь в день зарплаты по книжным магазинам. Иногда меня спрашивают: «Как вы, домашняя, избалованная девочка, жили в общежитии?!» Отлично жила! Потому что условия по сравнению с теми, в которых я выросла, были прекрасными. В той квартире, где родились мои бабушка, мама и я, не было ни ванны, ни душа, только раковина в прихожей — там и мылись. И раз в неделю ходили в баню напротив. А когда в доме начался капитальный ремонт, всех расселили, кроме нас, потому что мама боролась за то, чтобы остаться в этом районе, так нам отключили и воду, и отопление.
Ходили в ту самую баню за водой с полуторалитровыми бутылками. Так что вымыть голову в любой момент казалось роскошью. Я поселилась в Москве и погрузилась в работу — мне так все нравилось! Хотя зарабатывала сущие копейки, была счастлива. Весь вопрос в потребностях. Книги и подарки родителям — две статьи моих расходов в то время. Наверное, это неправильно, но у меня нет и никогда не было интереса красиво одеваться, покупать двадцать пятую сумочку и пятидесятые джинсы. До сих пор лучшие вещи я нахожу в дешевых магазинах, в отделе для девочек-подростков — размер-то маленький. Короче говоря, планов на будущее — ни на отдаленное, ни на ближайшее — не строила. Я вообще отношусь к жизни как к приключению. Мною всегда движут два понятия: любопытно и романтично.
Вот уехать в Москву — это романтично. Тебя никто не знает, надо выстраивать какие-то отношения, знакомиться с новыми людьми... А встать на коньки или отправиться с грудным ребенком во Францию на «Большие гонки» — любопытно.
— Значит, по натуре вы оптимистка. Наверное, ничто вас не может вывести из равновесия?
— Я очень эмоциональная, но не плакса, и тем не менее, когда беременной была, плакала очень даже часто — чисто по-женски было себя жаль. Но однажды мне это сильно надоело. В деталях помню то утро, 21 апреля. Это был вторник, я проснулась, как обычно, очень рано, и пока Алеша с мамой спали, вышла на крыльцо делать зарядку. Смотрю: такой день прекрасный, солнечный, и вот тут-то я очень отчетливо поняла, что повода для слез нет и быть не может, сложно даже представить, что заставит меня заплакать.
Я просто этого больше не хочу, и в моей жизни все хорошо, а будет еще лучше.
Я пока одна, не замужем, и мне очень хочется, чтобы меня полюбил один-единственный идеальный мужчина. Но вообще-то я считаю себя в потенциале прекрасной женой — лучше меня просто не найти, потому что — тут маленькая рекламная вставка — я очень внимательный человек, женщина-сюрприз. (Улыбается.) Я всегда искренне интересуюсь делами своего мужчины, во все с интересом вникаю. Я — та женщина, которая полночи сидит у окна и ждет любимого, а потом, пока он ест, умильно на него смотрит и слушает, как он рассказывает о том, что произошло за день. Я никогда не спорю с мужчинами, и вообще мне кажется, что главное правило хорошей жены — не есть мозг своему возлюбленному.
Я как телевизор: мной можно управлять, можно выключить звук — и все, я помолчу. Вот только кокетничать я не умею совершенно! Думаю: ну вот пококетничаю, и что, к чему это приведет? Проснуться завтра с этим человеком в одной постели? Так я не хочу, чего тогда кокетничать?
Я не знаю, что со мной будет завтра, что изменится в жизни. Вчера разговаривала с Таней Арнтгольц, своей подругой, и решила поныть: «Таня, я снова начала сниматься, а у меня ничего не получается, я бездарно играю, я сама себе не верю, я такая неорганичная. У меня такие хорошие партнеры, а я ничего не могу сделать, блин. Не понимаю, как все совмещать: Алешу и маму надо везде возить, а у меня репетиции, гастроли, коньки, как все это успеть?!» А Таня мне говорит: «Алиса, ты счастливейший человек, тебя разрывают на части, и ты еще чем-то недовольна?
Ты так давно не снималась, была в декрете, конечно, что-то подзабыла. Но в целом как у тебя?» «В целом все хорошо», — говорю. Действительно, грех жаловаться: у меня все хорошо с работой, у меня отличная семья, в которой меня с Алешей холят и лелеют. Есть друзья-мужчины, благодаря которым я не чувствую себя брошенной, одинокой и непривлекательной. Я очень им благодарна. А особенно — своему главному другу и поверенному всех тайн Дениске, мы дружим с ним с первого курса, друг про друга знаем все. Он сопли мне вытирает в те моменты, когда хочется поныть и себя пожалеть. Только замуж за него не выйду, мы с ним как брат с сестрой. Признаюсь, что меня не травмирует и не смущает то обстоятельство, что я пока ращу сына одна. Подозреваю, что это не просто так — наверное, я учусь чему-то очень важному.
Вот спросите меня: «Алис, ты хочешь замуж?» Я отвечу: «Конечно, хочу». Но если ко мне подойдет самый лучший мужчина мира и скажет: «Алиска, давай прямо сейчас поженимся!» — я не уверена, что не брошусь бежать от него. А может быть, я не замужем потому, что ни одна фамилия мне до сих пор не подходила? В общем, ищу парня с красивой фамилией. Просьба откликнуться!
