— Куклу.
— Кого? — фрау Малер-Гропиус озадаченно уставилась на подругу.
— Да, куклу. Он заказал ее мюнхенской мастерице, некой Гермине Моос. Говорят, буквально забрасывал ее письмами. С дотошностью маньяка описывал все твои складки, родинки, морщинки, умолял, чтобы она их повторила…
— Так кукла Оскара — это я?
Берта медленно кивнула.
— И я не стала бы пересказывать тебе всякие сказки, если бы не убедилась лично. Вчера была в опере, ну знаешь, эта новая постановка…
Альма нетерпеливо махнула рукой.
— Так вот, в середине второго акта в зале послышался шепот. И что ты думаешь! В пятой ложе я увидела нашего Оскара. Довольного, сияющего... Рядом с ним восседало что-то большое, пугающее, размером с человека. Можно было подумать, что это женщина, но «оно» не шевелилось. Кокошка снабдил ее программкой и веером… Кстати… А не тот ли это веер, который подарил тебе Оскар, когда мы ездили на пикник? — Берта вопросительно посмотрела на подругу. — Помнишь, ты еще взяла Анну и боялась, что она простудится?
Щеки Альмы залились румянцем, и она поспешно опустила веер на колени.
— Возможно... Не помню... Просто он идет к этому платью. Да, хорошо, это его веер. Что такого?
Берта подняла руки, будто защищаясь: — Молчу-молчу.
Ну, хватит об Оскаре. Расскажи лучше, что у тебя с этим толстеньким евреем.
Берта заговорщицки улыбнулась и кивнула в сторону рояля, у которого собралась плотная толпа гостей. В центре стоял круглолицый невысокий мужчина лет тридцати с редеющей шевелюрой. Альма гневно воззрилась на подругу.
— Он не «толстенький еврей». Он известный писатель Франц Верфель. И мы с Гропиусом разводимся! — закончила Альма без всякого перехода. — Я чувствую, что должна быть рядом с Францем, должна помочь ему достичь успеха. Гропиус известен на весь мир, он основатель школы архитектуры Баухауз, и я ему уже без надобности. Как и он мне.
— Что ж, твое право, — Берта, все еще с удивленными от только что услышанной новости глазами, медленно поднялась с кресла.
— Хотя, может… Извини, что я это говорю, но, вероятно, тебе следует встретиться с Оскаром. Поговорить, объясниться…
— Ну нет, уволь, я, знаешь ли, ценю свои нервы.
— Тогда не будем об этом. — Берта взяла подругу под руку, и они двинулись к роялю. — Лучше угости меня шампанским.
Это был один из последних званых вечеров в Вене, который давала Альма. Она и ее третий супруг Франц Верфель приобрели палаццо в Венеции и жили там вплоть до отплытия в Америку накануне Второй мировой войны. В Новом Свете Альма пользовалась не меньшей популярностью, чем в Старом. Ее салон в Лос-Анджелесе постоянно осаждали кинозвезды, особенно после выхода на экраны оскароносного фильма «Песнь о Бернадетте», снятого по роману Франца.
Когда супруг скончался, Альма переехала в Нью-Йорк, где получила прозвище «Великая вдова» и написала автобиографию. Стены ее гостиной украшали проекты второго мужа, архитектора Вальтера Гропиуса, полки были заставлены книгами третьего мужа, Франца Верфеля. На рояле стопками лежали сочинения первого мужа — Густава Малера. Рядом Альма положила свои сочинения... И, конечно, повсюду были рисунки Оскара Кокошки. Те самые, что она унесла из студии больше тридцати лет назад, узнав о мнимой гибели любовника.
Она умерла в возрасте восьмидесяти пяти лет, так и не увидевшись с Кокошкой. Оскар пережил свою давнюю возлюбленную на шестнадцать лет.
Даже в поздних интервью незадолго до смерти художник так характеризовал свою картину «Невеста ветра»: «Это Альми и я, слившиеся в неразрывном объятии, затерянные в буре стихий, навеки вместе… Нас невозможно разлучить».