В Зале хоккейной славы в Торонто под портретом отца прочитала: «Мир должен быть благодарен России за то, что подарила ему Анатолия Тарасова». Нет пророка в своем отечестве...
Никогда не забуду: отец выходит из девятого подъезда стадиона «Лужники» и сразу же плотным кольцом его окружает разъяренная толпа болельщиков. Крики, оскорбления, но он, не обращая внимания, спокойно направляется к своей «Волге».
Идет прямо в людское месиво, а чуть позади, трясясь от страха за него, следуем мы с подругой, балериной Большого театра Надей Крыловой. Кто-то тянет руку к папиной голове, выдирает клок волос, но он не останавливается, прокладывает путь как ледокол, ломающий арктические льды.
— На вопросы ответишь?! — слышится голос из толпы.
— Отвечу, — дверца захлопнулась, мы в машине. Папа, сидящий за рулем, опускает стекло: — Спрашивайте.
Вместо этого нашу «Волгу» поднимают, колеса отрываются от земли, машина повисает в воздухе и, кажется, вот-вот перевернется. Но нет, нас возвращают на землю. Папа включает зажигание, толпа расступается, и мы медленно выезжаем со стадиона. В тот момент я поняла, что и один человек может сделать многое.
Отца могли убить, растерзать, но он не испугался.
Его внутренняя сила и убежденность были настолько мощными, что погасили неуправляемую энергию агрессивно настроенных людей. За хоккей — дело, которому верно служил, отец готов был, не раздумывая, расстаться с жизнью.
А произошло следующее. 1969 год. В финал чемпионата страны по хоккею вышли «Спартак» и ЦСКА. Папа тогда был старшим тренером армейского клуба. Матч проходил в «Лужниках». За «Спартак» приехал поболеть сам генсек Брежнев со свитой, поклонник этой команды. К «Спартаку» и так было особенное отношение, а в тот вечер, в присутствии Леонида Ильича, думаю, главный судья матча старался ему угодить изо всех сил. ЦСКА проигрывал, отец был на взводе.
Тут еще в середине третьего тайма, когда положение можно было исправить, судья не засчитал армейцам гол. По тогдашним правилам в середине последнего тайма команды должны были поменяться воротами. Так вот судья остановил игру, хотя на табло оставалось еще две секунды до свистка. Отец в ярости требовал восстановить справедливость. Помню, как поднял два пальца вверх, показывая, что хоккеисты не доиграли две секунды. А судья подъехал, потрясая своим секундомером и доказывая: время кончилось, гол забит из положения вне игры. Тогда отец отказался выводить команду на лед.
Игра остановилась, болельщики разразились оглушительным свистом и возмущенными выкриками. Но отец стоял на своем: засчитаете законный гол — продолжим игру. Главный болельщик удалился в комнату отдыха.
Там по традиции был накрыт стол. Позже кто-то из охраны Брежнева вспоминал, что коньяк, фрукты, бутерброды с деликатесной икрой и семгой быстро закончились. И Леонид Ильич дал команду тащить съестное из буфета стадиона, хотя это было против правил: все продукты заранее проверялись службой безопасности генсека. Но тут пошли в ход простенькие бутерброды с копченой колбасой и сыром и заурядный трехзвездочный коньяк.
В ситуацию вынужден был вмешаться министр обороны маршал Гречко. Он позвонил в «Лужники», подозвал к телефону папу и приказал немедленно продолжить игру. Отец обязан был подчиниться, как он говорил, только потому, что носил «военное платье». Для него, как и для всей нашей семьи, справедливость была превыше всего.
