Дом под Бронницами нашел Андрей, чтобы родители перебрались из Кемерово и можно было навещать их чаще. Они сына лишний раз не беспокоили, занимались хозяйством, огородом. И конечно, всегда ждали. Больше Андрей не приедет. Остались только фотографии и воспоминания...
В ладимир Алексеевич: Андрей всегда сообщал нам, на сколько и куда едет. Возвращался со съемок, сразу звонил: «Как вы?» Последний звонок был двадцать восьмого февраля. «Выезжаю, — говорит, — из Симферополя». И все, тишина. Мать переживала: надо бы съездить к нему, наверное, что-то случилось, но закрутилась в делах и не поехала.
А шестого марта мне позвонила наша знакомая из Тольятти и сообщила...
Анна Георгиевна: Я с утра пошла на рынок. Каждый день хожу, даже если и не надо ничего, — для физкультуры. По дороге встретила одного знакомого, другого. Как всегда поздоровались, но чувствую, смотрят они на меня как-то странно, по-другому. Все в округе уже знали, вся страна знала о гибели Андрея, но мне никто не осмелился сказать. От отца услышала, когда вернулась. Горло словно свинцом налилось, ноги стали ватными, перед глазами поплыл туман, и я упала...
С тех пор внутри у меня все словно дрожит. А отец почти не разговаривает. Даже со мной. Шторы задернет и сидит, уставившись в телевизор, а звук выключен.
Нет больше нашего Андрюши, убили... Я точно знаю. Гена Русин шепнул, что большие деньги были взяты под имя сына на продюсирование фильма. Подставили его... Он часто говорил: «Я не бизнесмен, я артист». Сунулся куда-то не туда. В России всегда талантливых людей отстреливали. Страна у нас такая: не жить в ней долго умным людям.
Андрей в гробу лежал совсем на себя не похож. Загримирован сильно, и, видно, такая большая пробоина в голове была, что заплатку пришлось поставить. На темени у него лысина, а ему зачем-то волосики воткнули да еще коричневым цветом покрасили. У Андрюши-то волосы белые были...
Владимир Алексеевич: Убили, не убили — какая теперь разница? Для государства, общества, может быть, важно наказать виновных, показать, что в стране есть законность.
А для меня — нет, это не вернет сына, не поднимет его из могилы. Ложусь — думаю об Андрее, встаю — он опять в голове. Все мысли о нем. После его смерти по телевизору стали говорить, какой Панин талант. А мне и это все равно. У меня был сын — неважно, гений или обычный человек, — а теперь его нет.
Анна Георгиевна: Он веселым был. Любил сюда приезжать, стряпню мою любил. Сейчас пишут, что пил. При нас никогда такого не было. Ни я, ни отец ни разу его с бутылкой не видели. Поесть вкусно — другое дело. Бывало, за час до приезда звонит: «Едем!» Я бегу котлеты вертеть, картошку варить да пюре мять — любимая еда сына. Заверну все с пылу с жару во что-нибудь теплое и жду. Андрей заходит: «Вот она, еда, прямо в шубе!»
Сразу берет тарелку и накладывает: больше котлет, конечно, чем картошки — штук пять-шесть.
