«Он тащил меня к краю. Видимо, хотел сбросить между поездом и платформой. Зачем? Какой в этом смысл? И потом, я же не пролезу. Похоже, они все-таки дебилы. Остается только гадать, как они оказываются в нужное время в нужном месте. Меня тащат, я упираюсь ногами, руками, как-то затрудняю задачу. В голове — спешные диалоги. Не отслеживаю о чем. Помню только, шепотом было сказано: «Конец». Причем не в такой цензурной форме. Противный отдаленный шепоток. Ненавязчивый. Констатация тенденции. Я пыталась это опровергнуть. Мне только двадцать восемь, с чего это конец? Я доказывала себе, что это неправильно. Неправильного было много. Например, что на платформе не было ни одного человека. Как это может быть? Правда, была глубокая ночь, а в этом месте на платформе было темно. Поезд остановился на полустанке на десять минут непонятно для чего. Неправильно, что я вышла покурить. Курить вообще неправильно. Неправильно, что не было проводницы у двери. Неправильности начались раньше. Я ехала с подругой во Львов.
Было начало двухтысячного, я наладила небольшой бизнес — помогала выезжающим за границу оформлять документы и получала визы. Со мной была сумка, в сумке деньги, полученные от клиентов. Мы с подругой купили последние билеты на этот поезд, места оказались в разных вагонах на верхних полках. «Встречаемся в ресторане», — объявила подруга. Мы сели в свои вагоны, поезд пришел в движение. На нижней полке в моем купе ехал молодой человек. Мы познакомились, разговорились. С ним было как-то легко, хорошо, была в нем какая-то чудинка. Тянуло понять, в чем тут дело. «Извините, — наконец сказала я, вставая, — подруга ждет меня в ресторане». Я отправилась в путешествие к шестому вагону. Поезд громыхал, трясся, скрипел, стонал, толкал меня с одного бока на другой. Лязг в тамбурах был невыносим. От хлопков дверей закладывало уши. Я шла бесконечно. Где этот чертов ресторан? Наконец, пахнуло теплым запахом еды, глазам предстал совершенно другой вид вагона: барная стойка, два ряда столиков. Подруга уже была на месте. «Чего так долго?» — бросила она, когда я присаживалась рядом. «Поезд очень длинный, понимаешь». — «Знаю я тебя, болтала поди с кем-нибудь!» — «О чем ты? Давай ближе к еде. Есть охота». — «И по сто пятьдесят коньячку». — «Может, по сто?» — предложила я.
«По сто не зацепит, потом придется дозаказывать. В итоге случится перебор». — «Уговорила». Мы сделали заказ. Официантка принесла салаты, два бифштекса и колбу с коричневой жидкостью. «Ну, чтобы все было», — произнесла подруга. «Именно», — сказала я. Мы чокнулись. «А бифштекс ничего». — «И салат тоже». Мы ели, пейзаж убегал назад, за окном темнело. «Ну что? Еще по сто пятьдесят?» — «Хорошая мысль». — «Тем более что мы не пьянеем», — отвечала подруга, громко смеясь. Появилась, затем опустела еще одна колба. Прошел еще час. «Ну, пошли», — сказала я. «А десерт?» — вскинула брови подруга, остановила официантку: «Кофе, мороженое и еще по пятьдесят». — «Мороженого нет». — «А что на десерт?» — расстроилась подруга. «Ничего», — сказала официантка. «Тогда по сто». Через полчаса я попросила счет. Официантка положила узкую полоску на сером блюдечке. Я посмотрела на цифру: «Ага». Тут и произошло загадочное совпадение. Я открыла сумочку, чтобы достать деньги. Именно в этот момент по вагону-ресторану проходил единственный зэк, ехавший в этом поезде, только что откинувшийся с зоны. Когда я раскрыла сумочку, он как раз оказался возле нашего столика и увидел толстую пачку денег. Я подняла голову, встретила два цепких глаза. Высокий, длинная шея, кожа туго натянута на челюсти. Он прошел и скрылся.
Мы с подругой встали. Она отправилась в первый вагон, я — в предпоследний. Я пришла в свое купе. Парень внизу уже спал. Мне спать не хотелось. Я встала в проходе и смотрела в черный проем окна. Поезд замедлил ход, остановился. «Сколько стоим?» — спросила я проводницу. «Десять минут». — «Пойду покурю», — сказала я. Сумку с деньгами я повесила через плечо и надела сверху куртку. Была ночь. Я вышла. Душистый воздух лился отовсюду. Я закурила. Откуда он появился — неизвестно. Выпрыгнул как черт из табакерки, рванул сумку. Но сорвать сумку, ремень которой проходит под курткой, нереально. К тому же я вцепилась в руку. Он нанес мне несколько ударов по голове. Голова стала как воздушный шарик, а ноги чугунные. Он безрезультатно дергал сумку, потом поволок меня на другую сторону. Почему-то я знала, он намерен спихнуть меня вниз. Наверное, у него был план поработать под платформой, в спокойной обстановке, где никто не увидит. Вмешалась неправильность. На другой стороне стоял товарняк. Он думал, там будет пусто. Оказалось, занято, хотя, видно, это его не вразумило. Ошиблась и я. Когда мы оказались на краю, я увидела, что места между платформой и вагоном вполне достаточно, чтобы туда провалилось тело, покрупнее моего. Я поймала его взгляд, мне стало страшно. Я ошиблась насчет проводницы. Она увидела нападение, бросилась в наше купе к тому парню, подняла его.
Они выбежали вовремя. Зэк смылся. Я упала. Парень внес меня на руках в вагон. Уложил на свою полку и ухаживал до Львова, хотя ему надо было сойти раньше. Лицо у меня было разбито. Мне было плохо. «Главное, — сказал попутчик, — душа в теле осталась, а лицо заживет».
На правой руке в зоне 28—29 лет наблюдается клиновидное выпячивание — это нарушение безопасности А2 (рис. 4, клиновидная фигура — красный). Возникает как следствие согласованности с нападениями. Возраст условен, столкновение с криминальными людьми может произойти в любом возрасте до тех пор, пока стоит знак. На линии головы наблюдается еще одно нарушение — прямоугольная фигура и приподнятый кружочек (рис. 4, фигуры — синий, линия головы — зеленый). Знак представляет собой комбинацию группы С и А2 и означает ушибы головы вследствие нападений.
