Однако как выяснилось, не все забракованные с этим смирились. Когда снимали эпизод в Марфино, они неожиданно возникли. Оказалось, дамы раздевались в роще по соседству и бежали обнаженными в кадр. «Своим» мы гримировали грудь и другие места. А эти бегали, так сказать, в натуральном виде. Помню, второй режиссер кричал: «Снимите крестики, вы же на балу у Сатаны!»
— Картина не выходила на экран почти двадцать лет. У вас есть объяснение этому?
— Мне кажется, продюсеры и не собирались выпускать фильм. Часть денег потратили, решив свои проблемы. Подобная история случилась и с «Тихим Доном» Сергея Бондарчука. Итальянский продюсер получил под проект восемьдесят миллионов долларов, съемочной группе дал пятнадцать, а за рубежом существует правило: если фильм не закончен, какое-то время не надо отчитываться за потраченные средства.
Я со своими продюсерами судился, было признано, что они нарушили мое право на обнародование произведения, и их оштрафовали... на две тысячи долларов. Потом вдруг, как черти из табакерки, возникли наследники писателя, хотя ни у Булгакова, ни у его брата детей не было. Наследниками оказались внуки от первого брака жены Михаила Афанасьевича.
Когда я начинал снимать, в Ленинской библиотеке мне объяснили, что они могут претендовать только на дневники Елены Сергеевны, а творчество Булгакова — общественное достояние. Увы, оказалось не так. Эти предприимчивые люди наложили лапу не только на книги, но и на спектакли и фильмы по произведениям писателя. Они продали права на экранизацию «Мастера и Маргариты» Голливуду, и продюсеры, с которыми имел дело я, побоялись, по-видимому, показывать фильм за рубежом. Он вышел только в России и на Украине.
— Юрий, признайтесь, фильм, который вы собирались снимать на космической станции «Мир», был авантюрой?
— Ничуть! Прочитав роман Чингиза Айтматова «Тавро Кассандры», я задумал снять по нему фильм о космонавте, который в знак протеста решает не возвращаться на Землю. Причем захотелось сделать ленту в условиях, максимально приближенных к реальным, чтобы зритель поверил: это не картонные декорации.
Была проделана огромная работа. Когда начинал, руководство Роскосмоса надо мной смеялось: «Космонавтов набирают из военных летчиков, они проходят серьезные медицинские тесты, отбирают одного из десяти. Ваши артисты не пройдут по здоровью: их жизнь состоит из сплошных пьянок, гулянок и фестивалей».
Вначале действительно пришлось тяжело. Артист Театра сатиры Юрий Васильев на центрифуге впал в состояние клинической смерти, еле откачали. Но двое прошли — Володя Стеклов и Оля Кабо. Думали написать для Оли роль любимой женщины, которая летит на станцию, чтобы уговорить героя вернуться на Землю. Но нам выделили всего одно кресло для тренировок. Володя год проходил испытания, мы все тщательно отрепетировали. Вдруг приходит письмо от Джеймса Кэмерона: «Услышал о вашем проекте, хочу тоже снимать на станции «Мир», прошу встречи с главой Роскосмоса и famous Russian filmdirector Юрием Кара». Храню это письмо по сей день. Сам Кэмерон считает, что я «фэймос». Приятно.
Жаль, Стеклов так и не полетел, мы не достали денег на картину. Правда ему так поправили здоровье, что после семидесяти он стал отцом! Позже столкнулся с Джеймсом на кинофестивале в Канне и поинтересовался: «Ну что, полетишь — не полетишь?» Он как-то сразу ретировался.
— А что побудило снять «Звезду эпохи»?
— Считаю Константина Симонова одним из лучших современных поэтов. Знаменитое «Жди меня» — свидетельство его великой любви к жене актрисе Валентине Серовой — в годы войны оказалось созвучно настроениям тысяч бойцов. Переписанное от руки, стихотворение находили в гимнастерках убитых солдат, «Жди меня» выводили на танках и самолетах. Я не мог не рассказать об этом.
