Помню, возвращается домой, ставит свой «дипломат» в угол и, не сняв шапку и пальто, берет веник и принимается подметать коридор.
Папа был очень строгим, нам с братом всегда влетало, если он замечал беспорядок в комнате. Нас не ставили в угол, не кричали, но одного папиного взгляда было достаточно, чтобы мы затряслись от страха. Мы жутко его боялись. Помню, как-то Марат случайно выглянул в окно и как закричит: «Папа идет!» Мы тут же в панике кинулись убирать квартиру.
Мама была намного мягче, и мы иногда этим пользовались, пускаясь на хитрость. В школьные годы я любила оставаться с ночевкой у подруги. Но отпроситься было невероятно сложно. «Можно пойти к Маше ночевать?» — хитренько подхожу с просьбой к папе.
Вижу прекрасно, что он чем-то занят. Естественно, он от меня отмахивается: «Иди спроси у мамы». А это означало одно — меня отпустят!
Но вообще-то я была очень послушным ребенком. Шагу не ступала без спроса. И хотя мама никогда не требовала от меня хороших оценок, для меня получить тройку или двойку было настоящей трагедией. Какая-то невероятная ответственность! Никогда не пропускала уроки, выполняла все домашние задания. Жутко боялась, что меня отругает учительница. Хотя меня никогда не ругали, не наказывали…
Когда я подросла, мы жили уже хорошо. Папа стремительно делал карьеру и в свои 30 с небольшим стал одним из лучших специалистов в нефтяной отрасли.
В новой трехкомнатной квартире у нас с братом уже была своя комната с балконом.
Помню, в лютые морозы стена возле балконной двери покрывалась инеем, и нам приходилось спать в свитерах и валенках. Тогда родители приняли решение переселить нас в гостиную. Ура! Наша комната теперь была в два раза больше.
Папа стал часто ездить в заграничные командировки. Помню, привозил из Мексики нам с Маратом сувениры. Однажды, когда мне было лет восемь, откуда-то привез нам по банке пепси-колы и жевательную резинку. Это было непередаваемое счастье! А когда я взяла в руки свою первую куклу Барби, не хотела ее выпускать, так и заснула с ней в обнимку…
Однажды папа привез из-за границы невиданную диковинку — видеокамеру. Мы с братом целый день носились с ней и снимали друг друга. У меня до сих пор хранится видеопленка: я прыгаю и строю рожи в камеру.
А за кадром звучит мамин голос: «Господи! Да не кривляйся ты, и так страшная!»
Наверное, в детстве меня смело можно было назвать «гадким утенком». Никто в семье не говорил мне, что я красивая. Да и я сама никогда не считала себя красавицей. И имя Алсу мне не нравилось. То ли дело — Диана, Елизавета! Нежные, девичьи...
В русской школе, где я училась, мое имя всем казалось странным. То ли мальчик, то ли девочка — непонятно… Помню, подружки все время спрашивали: «Что означает твое имя?» Я долго допытывалась у мамы, почему меня так назвали? Бабушка объяснила, что по-татарски мое имя означает «розовая вода». Но, думаю, в жизни все было прозаичнее — у нас напротив жила соседка Алсу, вот маме и понравилось ее имя.
