Ясно, что Берни пришел к этому не путем философских умозаключений — сама жизнь поставила ему ультиматум, но теперь Рут тоже думала о том, что отдала бы любые богатства на свете за то, чтобы восстановить отношения с сыновьями и внуками. Ведь у нее шестеро внуков! Неужели она была самой плохой матерью и бабушкой? Ведь Рут обожала их всех, не подарками отделывалась, отнюдь нет, брала детей в поездки, водила по театрам, диснейлендам, музеям, устраивала для них детские праздники. Почему сыновья оказались такими жестокими по отношению к ней? Младший сын Марка — Николас родился, когда уже шел суд, и ее даже не оповестили об этом событии. Отныне у нее нет ни дома, ни мужа, ни детей...
А между прочим, в этом страшном для их семьи 2009 году исполняется полвека с того дня, как они с Берни поженились.
Так ли она мечтала отметить юбилей!
Спасибо Питеру и Мэрион — они приютили Рут, предоставив ей небольшую комнату у себя в доме, но каждое утро, открывая глаза, она понимала, что жизнь ее кончена, что незачем, не для кого ей вставать, одеваться, приводить себя в порядок, каждые шесть недель подкрашивать волосы под «голливудскую блондинку», что так нравилось Берни. Газеты по утрам Рут по-прежнему читала из страха — вдруг там еще какие-нибудь жуткие сюрпризы? Разумеется, сюрпризы были. Например, бывшая секретарша Берни — Элинор Скиллари дала скандальное интервью «Vanity Fair», в котором заявила, что Мэдофф флиртовал со всеми молоденькими сотрудницами компании, что много раз она видела в его раскрытой записной книжке телефоны и адреса бесконечных «массажисточек», что лично ей, Элинор, шеф не раз делал «неподобающие предложения».
Но это оказались «цветочки». Рут была ошеломлена статьей в «New York Post»: в ней говорилось, что Мэдофф проводил время с девочками, которых называл «мaлютки Рут», — длинноногими, голубоглазыми блондинками, поразительно похожими на его жену в молодости. Чтобы они держали свои болтливые язычки на замке, он шедро платил: каждая «малютка» получала от него чек примерно на 250 тысяч долларов. «Грязь, грязь, грязь...» — бормотала Рут, наливая себе второй, потом третий бокал вина и опрокидывая их в одиночестве почти залпом: поселившись у Питера, она пристрастилась к выпивке. Грязь, как ей казалось, облепила ее всю, оставшегося ей времени не хватит, чтобы отмыться, она всюду, всюду.
Теперь какое воспоминание ни возьми, оно запачкано мерзостью, грязью. Поездка в Иерусалим в середине 90-х... Как ей было там хорошо! Теперь оказалось, что пока Рут бродила по Гефсиманскому саду в ожидании Берни, этот Иуда лапал омерзительную Шерил Вайнштейн, руководителя благотворительного фонда «Хадасса», и именно после этого денежки еврейского фонда полноводной рекой потекли к ним.
…В маленькой старушке, закутанной в черный платок, с восковым помертвевшим лицом, которая почти ежедневно приходит молиться в одну из синагог на Манхэттене, невозможно узнать прежнюю бодрую и элегантную Рут Мэдофф. Никакие молитвы и увещевания раввина не могут спасти ее от черной бездны отчаяния из-за нового горя, обрушившегося на нее 10 декабря 2010 года, спустя два года после признания Бернарда Мэдоффа, ее старший сын Марк повесился.
Снова и снова она терзала себя, представляя эту катастрофу: ее мальчик повесился на собачьем поводке в собственной квартире, в то время как жена уехала во Флориду на каникулы с маленькой дочкой, а двухлетний Николас — и от этой подробности стынет кровь — спал в соседней комнате. Марк не выдержал позора отца и того кошмара, который постиг их семью. Детей стало опасно водить в школу — их грозили убить, он не мог найти работу — всюду встречал оскорбительный прием, от них отвернулись почти все друзья, его электронный почтовый ящик был переполнен письмами с угрозами, обвинениями и оскорблениями. Последней каплей, судя по всему, стал иск судебного исполнителя, пытающегося собрать все возможные деньги для компенсаций жертвам Мэдоффа: от Марка потребовали 67 миллионов долларов, которые ему в свое время предоставил отец на покупку квартиры, домов и прочего.
Его смерть вовсе не отменяла иска, который теперь ложился на семью — жену и детей; эта мысль не раз посещала Рут. Впрочем, она тотчас ее отметала, посылая проклятия в адрес того, кто полвека был ее мужем. Теперь она ненавидела Берни. Лучше бы его посадили на электрический стул, чем осознавать, что он все еще дышит и смотрит на этот мир, в то время как Марк…
Почему Берни даже не стал подавать прошение, чтобы его отпустили на похороны сына? Почему? Почему?.. Он окончательно превратился там, в тюрьме, в монстра? Но ведь он всегда обожал своих детей… Какие перемены произошли с ним? Когда-то она читала: выжить в самых нечеловеческих условиях может только тот, кто сумеет наглухо закрыть сердце от воспоминаний о прежней жизни.
Берни смог. Она недооценивала его. А он переоценил своих близких...