Когда из «Современника» ушел во МХАТ его друг Евстигнеев, он тоже засобирался. В «Современнике» плакатно, ярко играл комсомольских вожаков. Ему казалось, что уже не будет других ролей, а Ефремов продолжал его уговаривать. Он был для отца богом и учителем. Помню, как папа советовался со мной: переходить ли ему во МХАТ? Я сказал: «Хватит тут сидеть. Там тебе будет интереснее». Галина Борисовна звонила маме и говорила: «Валя, не дайте ему перейти! Поймите, МХАТу нужен парторг Щербаков, а не артист!»
В «Современнике» сочли его уход предательством. Но мне кажется, папа ушел оттуда при первой же возможности из-за ситуации с Галиной Лиштвановой. Работать в одном театре было невозможно. Он народный артист, секретарь парторганизации, а тут внебрачный ребенок. Его за это могли из партии исключить. Они с Галиной продолжали работать в одном театре, но друг с другом даже не здоровались. Ситуация для обоих была невыносимой. Это же так больно! Растет девочка, похожая на отца, бегает по коридорам «Современника», а он делает вид, что у него только один сын. Папа, думаю, страшно мучился, но что-то в себе не мог преодолеть. Он страшно не любил выяснять отношения. Боялся увидеться с дочкой, боялся ее упрека: «А почему ты ко мне не приходил?» Это была еще одна зарубка на его сердце...
Папа защищал меня от этой информации, видимо не хотел травмировать. Он был очень скрытным. Отца уже не было в живых, когда я узнал, что у него есть внебрачная дочь. Об этом сказали здесь, в Америке, по телевизору. Даже мама мне об этом не говорила. Я был в шоке. Папа был всегда правильным и порядочным человеком. Он не женился на Галине, но платил дочери алименты. Оказывается, у него были свои скелеты в шкафу...
Во МХАТе у папы появились интересные роли. Он с успехом играл Бутузова в «Так победим!», в радиоспектакле «Бронепоезд 14-69» исполнял роль Вершинина. Я ходил на номенклатурный спектакль «Так победим!», папа там, естественно, играл коммуниста. Помню, зевал весь вечер.
