Трудно себе представить, глядя на эту женщину — с прозрачной алебастровой кожей, зелеными глазами и длинными цвета меда густыми волосами, что ей в декабре прошлого года исполнилось 50 лет. Мур стоит особняком в голливудском списке звезд первой величины — она никогда не рвалась взваливать на свои хрупкие плечи ведущие роли в громких блокбастерах, зато не боится играть героинь, весьма далеких от совершенства в глазах публики и уж явно не претендующих на ролевые модели.
И, несмотря на серьезный для Голливуда возраст, Мур не жалуется на отсутствие работы.
— Джулианна, вас, похоже, совершенно не волнует ваш возраст, 50-летний юбилей…
— Когда исполняется 50 лет, просто нужно сказать себе: «О’кей, время действительно не стоит на месте. У тебя есть то, чем можно гордиться и от чего чувствовать себя счастливой. Но если ты еще хочешь что-то важное сделать, успеть, тогда поспеши. Не откладывай надолго». Знаете, я до сих пор не могу прийти в себя после смерти мамы два года тому назад. Ей было 68 лет, она умерла буквально через несколько часов после того, как плохо себя почувствовала. Я ехала к ней, но не успела… Именно она со свойственной ей шотландской силой духа убеждала меня всегда, что я смогу все, если только буду этого хотеть.
— Вы довольно поздно родили детей и вышли замуж за своего нынешнего мужа уже после их рождения.
Почему так нетрадиционно?
— Мы познакомились с Бартом (Барт Фрейндлих, сценарист и режиссер, муж Джулианны. — Прим. ред.) на съемках его фильма в 1996 году. До этого романов на работе я не заводила. Стали встречаться, потом я переехала к нему в Нью-Йорк, где он родился и вырос, здесь живет вся его семья. У нас родился сын, потом дочка. Дочка была нами запланирована — в отличие от сына. Дети, конечно, меняют статус отношений. Они требуют от тебя принятия решений, которые раньше можно было отложить на потом. Когда один ребенок — это еще ничего, но с рождением второго ситуация выглядит несколько нелепо.
И вот как-то мой психоаналитик мне сказал: «Послушай, тебе пора выйти замуж за Барта. Брак — это все-таки неплохое «обрамление» семьи и семейной жизни». Убедил. (Смеется.) И спустя семь лет после знакомства мы поженились. Барт подарил мне обручальное кольцо с внутренней гравировкой, посвященной нашим детям. Знаете, я часто думала о судьбе своей матери. У нее в 19 лет уже был ребенок. В 25 лет — трое детей. Поверьте, мы знали, что она не была счастлива. Как знали и то, что она нас очень любит. Колледж мама окончила, только когда я перешла в восьмой класс. Потом мама получила еще два диплома о высшем образовании, она очень много работала. Мне кажется, жизнь наших матерей, вот этого поколения, была в целом очень несчастной… Я поздно родила своих детей. Но если о чем и мечтала с юности по-настоящему, так это о ребенке.
Знаете, я ненавидела свои беременности. Обе. Мне было невыносимо скучно и некомфортно. Но в тот момент, когда рождались мои дети, я была абсолютна счастлива. Два этих дня — самые счастливые в моей жизни.
— Вы чаще всего играете женщин, далеких от совершенства — не внешне, а с точки зрения обывателя, — порнозвезду, которой вдруг захотелось испытать настоящую любовь («Ночи в стиле буги»), домохозяйку с суицидальными наклонностями («Часы»), светскую львицу, соблазняющую собственного сына («Дикая грация»), художницу-эротоманку в «Большом Лебовски», алкоголичку в фильме «Одинокий мужчина», подружку героя Колина Ферта... Да что там, всех ваших «сомнительных» ролей не перечислишь.
А в последнем своем фильме «Детки в порядке» (получил четыре номинации на «Оскар») не в первый уже раз сыграли лесбиянку на пару с Аннетт Бенинг. Что же вас привлекает именно в таких героинях — вроде бы в вас самой нет ничего порочного или странного…
— Да уж, мои героини далеки от идеала. (Смеется.) А сама я — обычная домохозяйка, которая зарабатывает на жизнь актерским трудом. Впрочем, наверное, тоже не идеальная, хотя и очень стараюсь. Спросите любую актрису, она вам ответит, что мечтает именно о таких ролях, а не о сценариях, где «они встретились, полюбили друг друга и сыграли свадьбу». Это ведь только начало, разве нет? Я же выбираю такие картины, где речь идет об отношениях давних, длительных, иногда прекрасных, чаще мучительных.
Когда женщина думает: «Подождите минутку! Где я? Что со мной? Я живу с этим человеком энное количество лет и…» Это ведь у Льва Толстого гениально сказано, что все счастливые семьи счастливы одинаково, а несчастливые несчастливы каждая по-своему. И в данном случае для актера не имеет ни малейшего значения пол или сексуальная ориентация персонажа. Моя героиня в «Детках» — лесбиянка. И что? Она много работает, она — мать двоих детей, у нее точно такая же жизнь и такие же заботы и проблемы, как у всех. Этот фильм не о лесбиянках, а о семье и семейных ценностях. Об умении прощать или наказывать своих близких, вести их по жизни, знать о них все, пройти с ними через все. Любой женщине, у которой есть семья, легко сыграть такую роль. Во всяком случае, мне, я уверена, было бы гораздо труднее взобраться на Эверест (или даже делать вид, что я хочу его покорить) или прыгнуть с парашютом.
Или гонять на мотоцикле. Вот где ужас-то! Один раз только, кажется, я с наслаждением окунулась в мир экшена, когда Стивен Спилберг пригласил меня в свой «Парк юрского периода 2: Затерянный мир». И только потому, что немного подустала тогда от образов далеких от совершенства, как вы выразились, героинь и рада была просто побегать. (Смеется.) Хотя и ненавижу с детства все спортивные игры и занятия. К тому же я отношусь к тем актрисам, кто не считает необходимым полностью сливаться со своими героинями. Не люблю репетиции, импровизировать тоже не люблю. Я совсем не такая серьезная актриса, как многие обо мне думают. Отыгрываю сцену и ухожу в свой трейлер. Заканчиваю работу и ухожу домой. Знаете, если у актера повышенная эмоциональность и чувствительность не сочетается с повышенной же твердолобостью, лучше этой профессией не заниматься.
— И все же вас иногда упрекают в некой политизированности — мол, так часто играете женщин нетрадиционной ориентации, чтобы не только словом, но и делом бороться за права так называемых сексуальных меньшинств.
В Америке это удел политиков прежде всего…
— Я действительно состою в общественной организации, которая борется за равные права для всех граждан Америки. Но фильмы не имеют с этим моим личным мнением ничего общего.
— Ну тогда признайтесь по крайней мере, как вы справляетесь с необходимостью раздеваться перед камерой. И в фильме «Детки в порядке» у вас тоже есть подобные сцены.
Обычно актрисы жалуются, как это тяжело…
— А я не жалуюсь. (Смеется.) Не нахожу эти сцены, равно как и вид обнаженных частей тела, чем-то реально шокирующим. Это все равно как испытывать шок от чьей-то сексуальности. Разве кто-то видит что-то необычное, то, чего никогда не видел? Это всего лишь человеческие тела — мужские или женские. Мне кажется очень неверным столь пристальное и явно повышенное внимание к этой теме, которая является частью актерской работы.
— В отличие от большинства голливудских звезд вы живете только в Нью-Йорке и у вас нет даже дома в Калифорнии…
— Да, это так. Обожаю этот город. В нем можно чувствовать себя далекой от шоу-бизнеса, несмотря на то что в нем живет полно людей самых эксцентричных профессий.
Может, как раз поэтому? (Смеется.) В Нью-Йорке ощущаешь себя частью сообщества. Я знаю всех наших соседей, знаю хозяина магазинчика, где покупаю продукты, каждую пятницу хожу на ланч в свой любимый ресторанчик с дочкой, ее подружкой и ее мамой. Меня все в нашем квартале зовут Джули, как дома. Ничего подобного в Лос-Анджелесе быть не может. Мы с мужем — типичные городские жители. Не можем долго жить на природе. И дети наши тоже считают себя городскими детьми. Стараюсь сниматься в Нью-Йорке. Или же летом, когда могу детей взять с собой. Но в исключительных случаях муж остается с Лив и Калебом. Я выросла в семье военного юриста, полковника американской армии. Мы переезжали раз двадцать за время моего детства, в том числе жили за границей.
Никому не порекомендую такой образ жизни. Хотя есть в этом и свои безусловные плюсы. Трудно вживаться в новый коллектив, но не менее трудно с ним расставаться. Это сродни работе в кинобизнесе. Возможно, поэтому мне легче, чем другим, я заранее знаю: как бы тесно ни сводила меня работа с людьми, наши пути вскоре разойдутся. Ну и конечно, в качестве бонуса я получила знание разных культур и в то же время поняла — культуры, языки и стили жизни могут сильно отличаться, но люди по сути своей везде одинаковые. В Германии я провела последние школьные годы. Там меня и заметил преподаватель драмы и посоветовал получить актерскую профессию. Я же была книжным ребенком, читала до одури, носила очки и страдала из-за своих веснушек. (Улыбается.) И думала, что стану врачом, археологом, юристом или музейным куратором.
Но все же решила попросить родителей, чтобы они дали мне шанс. Сказала, что если провалюсь, то пойду изучать академические науки. Мама полетела со мной в Бостон, и я поступила в университет на факультет драмы. Родители были разочарованы. Они полагали, что подобный род занятий вряд ли будет способствовать моему интеллектуальному росту. Разве кто-нибудь может знать всю правду об актерской работе, кроме тех, кто ею занимается? Но когда я сама стала оплачивать свои счета, вопросов больше не было. Три года снималась в «мыльной опере» и параллельно работала официанткой. Кстати, меня очень хвалили. (Смеется.) Автор сценария был умницей, он придумывал моей героине все новые и новые черты характера, заставлял меняться ежедневно. И амнезию я прошла, и киднеппинг, и судили меня, и чуть было не изнасиловали.
А потом сценарист и вовсе ввел в игру мою сестру-двойняшку, полную противоположность моей героине. Стоит соглашаться участвовать в «мыле» только в одном случае — если вам предлагают сыграть близнецов. (Смеется.)
— Вы написали детскую книжку «Веснушчатая клубничка» о маленькой девочке, которая ненавидит свои веснушки и пытается от них избавиться, и на ее основе даже поставили мюзикл на Бродвее…
— Меня в детстве ужасно дразнили из-за моих веснушек. Я их ненавидела. И сейчас не люблю. Но научилась с этим мириться. Мораль книжки моей очень проста — вдохновить детей принимать себя и свои внешние данные такими, какие они есть, и не комплексовать. Я начала писать, когда моему сыну исполнилось семь лет, он унаследовал мои рыжие волосы и впервые тогда начал смотреть на себя в зеркало и обращать внимание на свою внешность.
Я люблю и не люблю одновременно свои рыжие волосы. Не люблю, потому что меня по ним как бы определяют «Рыжая Мур», «рыжеволосая актриса» и так далее. А люблю за то, что стоит их спрятать под шапку или шляпу, я словно исчезаю, меня никто не узнает. (Смеется.)
— Ну и когда же вы поняли, что стали красавицей?
— Когда купила себе контактные линзы, все вокруг неожиданно решили, что я хорошенькая. (Смеется.) Но я оставалась такой же — просто воспринимать меня стали иначе. Позже играла Елену из пьесы Чехова «Дядя Ваня». Она ведь представлена автором как необыкновенная красавица. Помню, меня очень это мучило.
Пока режиссер не сказал: «Слушай, ты должна играть красивую женщину там, где есть еще всего лишь четыре женщины, а не самую красивую на всем белом свете!»
— В 50 лет вы выглядите идеально, и не похоже, что вашего прекрасного лица касался скальпель хирурга…
— Не касался. Не знаю даже, зачем женщины колют себе ботокс. Это не помогает им выглядеть моложе своих лет. Становится лишь видно — была проделана определенная работа. И все. Гены и вечная боязнь подставить свое бледное веснушчатое лицо солнечным лучам — вот и все мои секреты. А для красоты душевной я занимаюсь йогой. К тому же йога дает возможность побыть совсем одной. Хотя я не понимаю жалоб женщин на то, как трудно сочетать работу, карьеру и семью. Нам, актрисам, намного легче, разумеется, потому что не надо ходить на работу каждый день.
Но как можно в принципе жалеть, что у тебя насыщенная, полная жизнь? Что, разве так приятно сидеть целый день на заднице и ни черта не делать?
— Ваш типичный вечер?
— Ужин — не позже шести часов, обычно я к этому времени страшно голодная. Дети делают домашнее задание, вернее, Калеб делает, а дочка только делает вид. (Смеется.) Она все время норовит пообщаться с братом, вместо того чтобы уроками заниматься. Принимают душ не позже девяти часов и ложатся спать. Калебу уже тринадцать лет, он теперь ложится чуть позже Лив, так это целая история. Ездит сам на метро и на автобусе, после школы получил право зайти с друзьями в кафе и съесть пиццу. Но я к этим «взрослым» вольностям и изменениям не могу привыкнуть.
Прошу, чтобы он отправлял мне эсэмэски отовсюду. (Смеется.) Телевизор мы разрешаем им смотреть только по выходным. Иногда выбираемся с Бартом куда-нибудь вечером, одни. Тогда приглашаем няню. У нас всегда были только приходящие няни. Я знаю, что нужно находить время для свиданий с собственным мужем. В конце концов, ежедневная рутина не дает почувствовать себя сексуальной, во всяком случае мне явно мешает. Но дети вечно попрекают: «Куда это вы собрались, только вчера ходили!» (Смеется.)
— Муж моложе вас на десять лет. Не волнуетесь по этому поводу?
— Конечно, волнуюсь! Но как учит меня мой замечательный психоаналитик: «Если есть проблема, нужно постараться ее решить или научиться с этим жить.
Не переживай из-за того, что еще только может случиться».