Летние каникулы историк моды Александр Васильев проводит не во Франции, где живет постоянно с 1982 года, и не в России, где в последнее время работает, а в Литве. Под Вильнюсом у маэстро собственный дом, куда он и пригласил в гости корреспондентов «7Д».
Летом, когда в съемках «Модного приговора» наступает перерыв, Александр Васильев отправляется в свое родовое гнездо в Литву. «Я стопроцентно уверен, что никто из наших звезд не может похвастаться таким домом, как у меня, — смеется хозяин. — У кого-то есть особняки гораздо больше моего, богаче, просторнее, с мраморной отделкой и бассейном.
Но зато в этом доме моя семья живет 101 год! Усадьбу в два этажа из девяти комнат в 1912 году построили мой дедушка и его старший брат, который был в то время казначеем железной дороги в Вильне (так до революции назывался Вильнюс). Дом принадлежал нашей семье до начала 1960-х годов. Когда бабушка скончалась, часть комнат продали. А новые владельцы вскоре развелись и разделили первый этаж на коммуналки. На довольно небольшом пространстве обитало столько соседей! Но в начале 90-х годов мне удалось выкупить у них жилплощадь и провести ремонтные работы. Я не хотел ничего новомодного: ламинат, стеклопакеты... Наоборот, поставил задачу сохранить старые полы, двери, окна и даже печь.
Тщательно подбирал мебель, много чего реставрировал, в результате здесь собрались подлинные вещи дореволюционной эпохи, практически нет ничего современного. Вот этот диванчик 1880-х годов я купил в Риге, он абсолютно идентичен тому, на котором на фотографии запечатлена моя бабушка по материнской линии Мария Андреевна. Я хорошо помню ее, потому что проводил здесь все каникулы в дошкольном возрасте.
Эта часть Литвы до войны принадлежала Польше. Поэтому в округе люди говорили между собой только по-польски, в том числе и все наши домочадцы, и прислуга. Моя тетка, Софья Верницкая, дочка знаменитого авиатора царской России, была балериной Большого театра Варшавы и жила здесь на втором этаже. При ней в доме царил определенный уклад: от всех требовалось в одно и то же время выходить к столу.
Стелили накрахмаленные скатерти, выкладывали столовые приборы — посеребренные ножи, вилки. Все это было так торжественно! Здесь любили свекольные салатики, картошку со шкварками, жареную свининку. После обеда отдыхали, а потом выходили гулять — вокруг дома сад в целый гектар, свой лес. Так и остались в моей памяти приятные воспоминания дачной жизни — домашняя малина, клубника, вишня, яблоки, аромат пионов, лилий и сирени.
Очень горжусь тем, что мне удалось сберечь даже хозяйственные постройки. Например, сарайчик 1912 года. У него интересная история: там есть потайной уровень, и в нем во время Второй мировой войны моя бабушка прятала семью еврейского дантиста, у которого она лечила зубы в 30-е. Бабушка была православная, так же как и дедушка, и немцы в годы оккупации Литвы к ним не придирались.
А вся семья зубного врача — он сам, его мать, жена, их дети — больше года скрывалась в этом сарайчике по соседству со свиньями. Мария Андреевна каждый день приносила им сюда еду. И спасла их.
Сохранилась даже бабушкина посуда, кое-что я потом докупал. Вот сахарницы — они посеребренные, работа знаменитых польских мастеров. Такие вещи я нахожу в антикварных магазинах в Москве, Петербурге, Тбилиси, Варшаве, Риге, Киеве и тащу их в Литву. Причем продавцы почему-то думают, что я какой-то сумасшедший миллионер, готовый платить любые деньги. Но это не так. Торгуюсь я яростно, все время требую скидок, порой не существующих, и добиваюсь своего. То, что кажется мне слишком дорогим, просто не покупаю. Захожу в тот же магазин года через два-три, и продавцы, снова видя меня, говорят: «Слушайте, ну, вы, наверное, сглазили эту вазочку.
Кроме вас, никто на нее и не взглянул». Тогда предлагаю: «Пожалуйста, за 50 процентов от цены я готов ее купить».
Один из шкафчиков, сделанный моим дедушкой Ильей Герасимовичем Гулевичем, имеет совершенно необычную историю. Дед выпиливал и выжигал его здесь, в Литве, затем увез в Москву в 20-е годы, а потом в качестве приданого отдал моей маме, когда она первый раз выходила замуж за режиссера Виктора Карловича Монюкова. Разойдясь с Монюковым еще в 50?е годы, мама оставила шкафчик ему. Виктор Карлович с тех пор был женат трижды. Я отыскал этот шкафчик у его третьей супруги и водворил его на место, туда, где он когда-то стоял. Конечно, надо быть таким одержимым человеком, как я, чтобы искать мебель своих родственников у третьих жен первого мужа своей матери.
Многие вещи из литовского дома моей семьи десятилетиями хранились в сарайчике. Большинство пребывало уже в плачевном виде, дышало на ладан, я восстановил все, даже переплеты у книг. В общем, проделал большую работу. Раздобыл и старинную ванну — она подлинная, чугунная, начала ХХ века. К сожалению, не та, в которой мылись бабушка и дедушка, — ту разбили. Я купил у соседей точно такую же, она стояла у них в саду, в нее просто набирали дождевую воду. Ванна была совершенно черная. Мы с моими помощниками ее долго драили, потом покрывали новой эмалью. Если бы я нашел такой же рукомойник той эпохи, то вообще был бы счастлив. Но не все сразу...
Я могу организовать бесплатную перевозку любого предмета мебели: хоть шкаф доставить из другой страны, хоть стол, меня это не пугает...
Самое большое, что я перевез, — старинный диван красного дерева из Чили для своей парижской квартиры. В Сантьяго его раскрутили, запаковали. И когда я приехал в аэропорт, мне сказали: «Вам не кажется, что ваш багаж слишком огромен?» Я ответил: «Немножко великоват, но можно сделать для меня исключение?» Сделали. Личные отношения решают многое. Если вы не требуете, а вежливо просите и мило улыбаетесь, вам идут навстречу. Помню, как-то летел из Японии, у меня было 100 килограммов багажа, а можно было только двадцать. Это я походил по блошиным рынкам, накупил каких-то кимоно, посуды… И плюс ко всему еще нашел на помойке маленького котенка с красивыми зелеными глазами. У него было столько блох, что ему пришлось срочно сделать прививку. В клинике я взял еще и справку, что он не бешеный, то есть все сделал по правилам.
Приезжаем в аэропорт, показываю все справки, служащие авиакомпании восторгаются: «Ой, какой красивый котенок!» Потом смотрят на чемоданы: «А это что? У вас же 80 лишних килограммов?» Я говорю: «Корм для котенка». Они улыбаются: «Да, действительно, его же кормить надо...» И меня пустили — прошло, прокатило. Японскую посуду, кстати, я привез потом сюда, в Литву.
Дом этот требует постоянного внимания — его надо все время поддерживать в порядке. Поэтому каждый день сюда приходит моя помощница по хозяйству полька Вероника. Она убирает, пылесосит, моет полы. И рассказывает мне новости из жизни соседей, я все выслушиваю. Так что я всегда в курсе всего. Прислуга работает здесь и зимой, нужно топить печки, постоянно заказывать дрова.
А летом — ухаживать и за садом. Сами знаете, каково это — прополоть розочки и пиончики. Яблони, кстати, все посажены в 12-м году, им по сто с лишним лет.
В этом доме я устраиваю много званых вечеров, коктейлей, ужинов и обедов. Обожаю готовить. И даже делаю малосольные огурцы со смородиновым листом. Запекаю в духовке утку в апельсинах, телятину или баранину с черносливом и курагой, тушу кролика в горчице. Пироги, правда, не пеку. Я бы готовил больше, если б имел больше свободного времени. Для меня жизнь в литовской усадьбе — это огромное отдохновение от ритма большого города. В Москве съемки на телевидении кончаются в двенадцать ночи. В другие дни я мчусь на гастроли — выступаю с лекциями о моде, устраиваю выставки. Я постоянно в пути.
У меня есть личный рекорд — однажды за сутки я посетил пять стран. Раннее утро встретил в поезде, когда пересек границу между Белоруссией и Литвой. В восемь приехал в Вильнюс, отправился к себе в усадьбу, позавтракал, в полдень сел в самолет и улетел в Копенгаген. Там пообедал и пересел на другой самолет в Париж. Из аэропорта Шарль де Голль добрался до дому, разобрал чемоданы, принял душ, снова собрался в дорогу и на скором поезде уехал в Брюссель, где вечером у меня было выступление на выставке. Согласитесь, не с каждым такое случается!»
