«После развода я въехала в коммуналку. Кроме меня там проживала еще одна женщина. Днем я перевезла вещи. Вечером накрыла стол на кухне, купила бутылку вина. Постучала в дверь к соседке: «Можно вас пригласить на ужин, в порядке знакомства?» Вышла большая женщина в ночной рубашке, босая. У нее была голова и туловище, шеи не было. «Клава», — сказала она, сжав мою руку. Рука хрустнула. Мы сели за стол. Я налила вина. «За знакомство», — сказала я, пригубила. Клава махнула бокал одним мощным глотком, принялась за еду. Указательный палец ее руки сделал незамысловатое движение. «Вина?» — уточнила я. Она кивнула. Я налила ей до краев. «Ну, будем», — сказала Клава. Красная жидкость исчезла из бокала так быстро, как будто это был фокус в цирке. Такая же участь постигла бутерброд с колбасой. Вновь ее палец указал на бокал. Я наполнила его. «Будь», — сказала она. Голова запрокинулась, через секунду пустой бокал приземлился на стол. Я не могла отследить, как она это делает. Хмурое лицо Клавы разгладилось, на лице появилась широкая улыбка, глаза превратились в масляные щелки.
Голос из хриплого, почти мужского сделался мягким, нежным. «Ах ты моя золотая, — сказала она, — сколь годков-то тебе?» — «Двадцать девять». — «Ах ты красавица моя». Она уже сама вылила себе остатки вина без жестов и разрешений. Без слов кивнула, повторила трюк. «Родная моя, сладкая», — ворковала она. От нее исходила волна умиротворения. «Она хорошая, — сказала я про себя. — Простая русская женщина». «Ну что, надо бы добавить», — сказала Клава. «У меня больше нет». — «Нет?» — «Нет». — «Ничего?!» — «Ничего». — «И у меня нет. Тогда споем». Без паузы она затянула сдавленным фальцетом: «Когда я на почте служил ямщиком..» «Подтягивай», — обратилась она ко мне. «Да я как-то это...» — «Давай, давай». Закончив песню на втором куплете, она опять кивнула мне: «Ну что, добавим?» Я повторила: «У меня больше нет». — «Нет?» — «Нет». — «Тогда споем». Она снова затянула: «Когда я на почте служил ямщиком...» Спев песню еще два раза, она махнула рукой, ушла спать. Назавтра у меня была важная встреча. Шел восемьдесят пятый год, гремела перестройка, разворачивалось кооперативное движение. Я работала в дизайнерской конторе. Нам удалось получить заказ на разработку фирменного стиля для магазина модной одежды.
За месяц надо было сделать всю работу. Компьютеров тогда не было, все надо было делать вручную. Я вырезала буквы, наклеивала, потом несла фотографу. Когда я вернулась домой, Клава была пьяная. «Ах ты моя золотая, красавица, дай тебя поцелую». Она притянула мою голову, влепила мощный поцелуй в щеку. «Дай я тебе косу заплету», — сказала она. «Клава, извини, мне надо работать». — «Работай, а я тебе заплету». Она усадила меня на стул, стала перебирать волосы. Раздался звонок в дверь. Клава, шлепая босыми ногами, пошла открывать. Вошли два поддатых мужика. У них были пакеты. «Ах вы мои золотые», — рявкнула Клава. Все трое, громко разговаривая, исчезли в Клавиной комнате. Скоро оттуда донесся мощный хор: «Когда я на почте служил ямщиком...» Потом звон стаканов, крики. Потом шум, мат. Возня, удары, падения тел. Потом тишина. И вновь нечленораздельное: «Када я на почте ужил ымщиком...» Я не могла сосредоточиться на работе. Сердце колотилось. Ладно, завтра начну. Завтра ситуация повторилась с другими мужиками. На следующий день Клава была пьяна самостоятельно. Она опять рвалась заплетать мне косы. Она не дала мне ни секунды покоя, а ночью зашла в мою комнату, полезла ко мне в постель. «Да вы что, с ума сошли?! — возмутилась я. — Уходите!» — «Я же любя». Клава, насупившись, вышла. С этого момента отношения круто изменились.
Клава пила каждый день, либо одна, либо в компании. Бесконечный шум, ор. Наконец я не выдержала, вошла в комнату: «Можно потише? Я не могу работать». — «Пошла ты на ...!» — бросила Клава. «Да как вы смеете», — начала было я. Тут Клава встала, без замаха двинула меня кулаком в плечо. Я вылетела наружу. Она пошла за мной. Ее лицо было искажено злобой. Меня охватил страх. Я закрылась в своей комнате. Клава подошла, ударила по двери так, что я думала, дверь вылетит. На работе я пожаловалась молодым парням — коллегам. Они, отнекиваясь, устранились. Начался кошмар. Клава не давала мне прохода. Увидев меня, она пускала в ход кулаки, каждый из которых был размером в половину моей головы. Я пошла к участковому. Тот сказал: «А что мы можем сделать? Она у себя дома, может пить, шуметь до одиннадцати». — «Но она дерется!» — «Вот когда она вас изобьет, или, не дай бог, конечно, пырнет ножом, или убьет ненароком, вот тогда приходите, мы заведем на нее уголовное дело». — «Спасибо». — «Пожалуйста». Вечерами я стояла под окнами, ждала, когда у Клавы погаснет свет, потом потихоньку пробиралась к себе. Работала до трех-четырех ночи. Но днем надо было идти на фирму. Через несколько дней я падала от усталости. Сделанный макет надо было фотографировать. Я ходила к одному фотографу, это был большой мужчина, лет сорока.
Его звали Игорь. Раз, когда была у него, у меня неожиданно потекли слезы. «Что с вами?» Я рассказала про Клаву. «Мне надо сдать работу. Из-за нее я не могу ничего делать». — «Я с ней разберусь, поехали». Мы приехали к нам. «Вот что, — сказал Игорь Клаве, — оставь девушку в покое и соблюдай тишину». Клава как понесла на него: «Да ты кто такой, да я тебя урою». Игорь молча сгреб ее в охапку, запихнул в ванную, запер. «Посиди, остынь». Клава стала орать на весь дом, бить в дверь. Но дверь была крепкая. «Не обращайте внимания, — сказал Игорь, — садитесь и работайте». Мне стало жалко Клаву. «Вы ее не слишком?» — произнесла я. Он ответил: «С людьми можно договориться словами, с прочими — силой. Этот простой язык они понимают. Это еще старик Макиавелли сказал». Через два часа Клава утихомирилась. Из-за двери донесся ее просящий голос: «Я замерзла, мне надо в туалет». Игорь открыл дверь: «Значит, так, иди в туалет, потом в свою комнату. Пикнешь — запру». Клава мышкой к себе. Игорь приходил каждый вечер, сидел, молча смотрел телевизор. Клава не показывалась из комнаты. Так он «дежурил» три недели, пока я не закончила работу. Клава, конечно, пила каждый день. Но перед Игорем у нее был животный страх, она тихонько уползала к себе. А мы с Игорем в итоге поженились».
На правой руке — развод — вилочка на линии судьбы и две длинных косых. Косая, пересекающая линию жизни (рис. 4, желтый), достигающая поля 1 (зоны Венеры), — признак кризисной фазы, выраженной в основном конфликтом с родственниками. Две косых — два периода конфликтов с мужем или с мужем и родственниками (рис. 4, линия судьбы — синий, косые — оранжевый). Линия Клавы — короткая косая, которая пересекает линию судьбы нашей героини в возрасте 29 лет (рис. 4, короткая косая — красный). Она не достигает поля 1 — признак сложных обстоятельств и конфронтации с людьми, не являющимися родственниками. На концах косой прямоугольные фигуры — пьянство, драчливость, нарушение правил поведения и закона. К линии судьбы подходит линия влияния (рис. 4, зеленый) и через некоторое время входит в линию судьбы и чуть выше выходит из линии, образуя остров с примыкающим к нему прямоугольником. Это означает помощь со стороны мужчины, который станет мужем, однако этот брак принесет страдания и разрушится вследствие пьянства мужа.
